Потоки времени, стр. 32

Но привязь слишком длинная, слишком мало воздуха, слишком много скал! Джойра чувствовала себя песчинкой среди разразившейся катастрофы. И все равно она продолжала цепляться за веревку и с нечеловеческими усилиями двигаться по направлению к Голове Великана.

Разрушенный дирижабль был теперь приблизительно в сотне футов позади. Он ударился о быстровременную границу, и волны искажения времени завихрились вокруг него. От внезапного натиска боевую машину резко рвануло к земле. Веревка натянулась, лопнула и взмыла в воздух, освободив Джойру, вцепившуюся в нее мертвой хваткой. Затем в ущелье раздался страшный взрыв. Земля и небо смешались.

– Мне жаль, Тефери. – Джойра ударилась о землю и провалилась в черноту.

Монолог

Мы не изобретаем машины, теперь я это понимаю. Мы сеем только огонь и смерть.

Взрыв удивил всех нас, даже Урзу. Он выжил благодаря сильной концентрации своей воли, сохранив свою материальную форму. Можно было предсказать взрыв, который разорвал на части Толарию, или взрыв, что уничтожил Аргот, но Урза не ожидал такого финала теперь. Он боролся, чтобы удержать свое тело, в то время как члены его команды превратились в горящие головешки, разносимые ветром.

И нет машины времени, чтобы их вернуть.

Взрыв поразил нас всех. Я применил магию, образовал стену воздуха, пытаясь поймать падающий корабль, но тем самым только замедлил его падение. Посреди полной безнадежности я увидел Джойру, ползшую к спасению по главному тросу. Это была самая большая неожиданность для всех. Невероятно, но воля Джойры сравнялась но своей силе с волей Урзы.

Баррин, мастер магии Толарии

Глава 10

Они сидели у кровати Джойры в помещении, предназначенном для будущей больницы. Вокруг еще не было коек. В помещении стояла только одна настоящая кровать, пожертвованная Баррином. Больницу должны были скоро объединить с кухней с одной стороны и с большим залом – с другой. Джойра пребывала в коме. Ее кровать окружали емкости со строительными растворами, штабели грилей и горшков для обустройства кухни. Женщина оказалась единственной, кто выжил при аварии дирижабля. Все остальные погибли. Кроме Урзы.

Они с Баррином сидели на кухонных табуретах прямо у кровати и тихо переговаривались.

– Она стала еще одним Тефери, – печально проговорил Баррин. – Три месяца, и все никакого улучшения. Лежит здесь, на расстоянии вытянутой руки, но такая же недостижимая.

Урза наблюдал за неподвижной женщиной, его глаза мерцали темным светом.

– Ее физическое тело в полном порядке. Ты видел, что, когда я простер над ней руки, ее раны затянулись, а дыхание возобновилось. Когда я прикоснулся к ней, она была уже полностью здорова. Я не понимаю, почему Джойра не пробуждается.

– Ее раны глубже, чем ты можешь себе представить, мой друг, – ответил Баррин.

Он нежно откинул волосы со лба женщины. После трех месяцев без солнечного света ее лицо потеряло оливковый оттенок, а волосы потемнели. Казалось, годы один за другим покидают ее, и она снова становится ребенком.

– Она выжила в Старой Толарии, прошла через десять лет одиночества, изоляции и нужды. Когда мы возвратились и встретили ее, мы думали, что и она вернется к нам. Но этого не произошло. Карн был ее единственным другом. Она жила в духовном одиночестве, словно призрак. Каждый раз, когда она видела Тефери, она говорила о нем, думала о нем. Ужас тех десяти лет возвращался обратно. Она чувствовала себя в ловушке, как и он. На расстоянии вытянутой руки от нас, но всегда одна.

– Она не выйдет из комы, – сказал Урза.

– Нет. Она борется. Шансы равны: либо она выиграет, либо проиграет. Когда-то это кончится, но может длиться очень долго. Последний раз она боролась в течение целого десятилетия.

Урза смотрел сквозь стену и даже сквозь Вселенную. Он видел нечто находящееся за пределами всего осязаемого, мысленно возвратившись в какое-то чудесное место.

– Царство Серры однажды восстановило мое здоровье. Я, несомненно, взял бы ее туда, если бы Серра не подверглась нападению, если бы я не допустил туда фирексийцев. – Его лицо стало чернее тучи. – Мы должны неустанно продолжать борьбу. В любое место, куда бы я ни направлялся, вторгались эти монстры. Каждый, кому я оказывал покровительство, был ранен или убит. Я уничтожил бы себя, если бы знал, что это остановит их. Сами они никогда не уйдут. Я должен бороться с ними, пока я жив.

– А что, если ты умрешь прежде, чем победишь их? – рассудительно спросил Баррин. – Кто будет бороться с ними тогда?

Лицо Урзы потеряло все краски жизни и превратилось в черную маску. – Да, кто тогда?

* * *

Карн поднял массивный камень к сводчатому проходу и плотно притер его к соседним камням. Из выбоины посыпался песок.

– Так прямо стоит?

Сзади него Баррин оторвал взгляд от полевого стола Малзры и, прищурившись, посмотрел на результат работы. Камень мерцал на утреннем солнце, его полированные грани отражали Башню Изобретения и Башню Маны, стоящие позади.

– Да, Карн. Стоит как будто ровно. Серебряный человек кивнул, а затем спросил:

– Так оставить?

На сей раз Баррин был слишком занят эскизами, чтобы еще раз оценить работу.

– Конечно, так и оставь.

Маг вздохнул. Кипы планов этажей и чертежей фасадов, лежащие перед ним, были последними разработками Урзы для его новой академии. Вот уже пять лет строилось круглое здание, ставшее не менее обширным, чем предыдущая постройка. К настоящему моменту в нем располагались аудитории, лаборатории, большие залы всевозможного назначения, охранные башни, окружаемые крепостными стенами и садами. Теперь появилась и новая больница. Не многие из учеников были больны или ранены. Они были слишком молоды, чтобы иметь проблемы со здоровьем, кроме одной: больше всего ученики страдали от тоски по дому. Какие бы повреждения или болезни ни настигали учеников, их ставили на ноги успокоительными пилюлями и излечивающим прикосновением Урзы. Нет, эта большая двухэтажная больница была не нужнее, чем памятник постоянному ученику академии.

Джойра все еще не очнулась. Она действительно стала вторым Тефери. В свою очередь, молодой человек уже был окутан мокрым плащом и начал долгожданное падение, которое завершится только через несколько лет. Джойра тем временем стала совсем бледной, ее волосы снова приобрели темно-коричневый оттенок. Она не пробуждалась. Баррин обнаружил, что вода из медленновременных трещин помогает поддерживать ее жизнь, а Урза ежедневно применял свое заживляющее прикосновение, но никаких видимых улучшений не наблюдалось. Мастер разработал специальную машину, которая превращала в жидкость любую еду и вводила ее через медицинский зонд в желудок Джойры.

У Карна вошло в привычку собирать полевые цветы со склонов Леса Ангелов и приносить их к постели подруги, где он часто дежурил, предпочитая проводить длинные ночи в больнице, вместо того чтобы быть дезактивированным.

Ее плачевное состояние тяжело сказывалось на Баррине и Карне, когда они работали над зданием лазарета. Оба ходили медленно, с печальным видом, как если бы здание являлось моргом, а не больницей. Они раздражались от осознания того, что бессильны помочь Джойре.

Карн доплелся до стола и остановился, сверкая серебром на ярком горячем солнце.

Баррин прикрыл глаза, спасаясь от металлического блеска, и недовольно сказал:

– Не мог бы ты не так сильно блестеть и не маячить перед глазами?

– Мастер Малзра запрещает это, – правдиво ответил Карн. Затем, спохватившись, он ответил уже с долей сарказма, который развился в нем за последние пятнадцать лет: – Ваше беспокойство сильно поубавилось бы, если бы вам надели на голову мешок.

Баррин бросил укоризненный взгляд на Карна.

– Я думаю, пришло время спроектировать нового помощника, менее обидчивого и более уравновешенного, в общем, более толстокожего, если это возможно.