Дневник грабителя, стр. 25

Я ударяю его по плечу, и он летит на пол.

— Если я узнаю, что ты оставил для этих несчастных ублюдков еще какой-нибудь сюрприз, лучше не попадайся мне на глаза, предупреждаю!

Мы берем веши и уходим.

С тех пор, идя надело, я никогда больше не беру с собой идиотов.

* * *

Естественно, Терри сильно оживляется, когда на следующий день я приношу ему его долю заработка (признаться, я отдаю этому кретину лишь четверть того, что получил от Электрика, но его и эта сумма безумно радует).

Он покупает мне пива и начинает разглагольствовать о том, как чертовски здорово все вышло, как ловко у него получилось пробраться в дом через окно и какое обалденное колье он нашел.

Я слушаю его и вспоминаю себя в возрасте четырнадцати лет — именно тогда я впервые испробовал свои силы в качестве грабителя. Радость от благополучно провернутого дела давно не бьет из меня фонтаном, как бывало раньше.

Я обчистил слишком много домов и теперь воспринимаю грабеж как обычную работу. Конечно, и сейчас, если в одном из домов я найду однажды ящик, доверху наполненный деньгами (я до сих пор на это надеюсь), меня охватит приятное волнение, но это все равно будет уже не то волнение, какое я испытывал во время работы когда-то в юности. Наверное, для того чтобы пережить те, прежние ощущения, мне надо заняться чем-то более серьезным. К примеру, ограбить банк или помочь Роланду сбежать из тюряги, когда он в следующий раз туда загремит. Хотя мне все это ни к чему, я вполне доволен, занимаясь тем, чем занимаюсь.

Выпив пиво, я оставляю Терри, потому что больше не могу его выносить, и направляюсь домой. Перед уходом говорю ему, что, если он не сумеет удержать язык за зубами, я собственноручно его придушу, хотя знаю, что это вряд ли поможет.

Дома я съедаю пару куриных ножек и жду, что ко мне в дверь вот-вот постучат копы.

Они являются тремя днями позже. Соболь задает мне вопросы о доме на Пембертон-авеню. Я отвечаю, что ничего не знаю. Он говорит, мы можем побеседовать либо здесь, либо в отделении.

Я беру куртку.

Я слышал три разные версии того, что произошло. Проанализировав и первую, и вторую, и третью, думаю, дело было так. Терри отправился в какую-то пивную, принялся рассказывать о своем подвиге всем, кто только соглашался уделить ему хоть чуточку внимания, нарвался на типа, который выслушал его болтовню от начала до конца, и как следует получил по шее, чего давно заслуживал. Оказалось, этот парень был лучшим другом или даже двоюродным братом хозяина того дома, который мы обчистили. В общем, всыпав Терри по первое число, этот тип скручивает ему руки за спиной и тащит в полицию.

Терри внезапно теряет дар речи. Соболь, так ничего из него и не вытянув, везет его к нему, к Терри, домой, обыскивает его спальню (в которой, кстати говоря, не оказывается ни единого следа Марка Нопфлера), находит калькулятор, медную лошадку и еще какие-то мелкие штуковины, которые Терри понабрал в качестве сувениров, и арестовывает его по обвинению в грабеже. Терри заговаривает обо мне.

Чарли заявляет Соболю, что, кроме слов мистера Батчера, у него против меня нет никаких улик, и акцентирует внимание на том, что мистер Батчер известен как завзятый лгун — это с готовностью подтверждает дюжина свидетелей — и что арестовывать меня только на основании его рассказа, который скорее всего является ложью, противозаконно. Через час мы с Чарли выходим из отделения.

По словам сержанта Атуэлла, с которым я случайно встретился через месяц или два в кабаке, после того как они посадили Терри в камеру и закрыли дверь, он проплакал всю ночь.

На суде его приговорили к двумстам часам общественных работ и заставили заплатить штраф в размере двухсот пятидесяти фунтов. Таковы факты. Хотя сам Терри, если вы спросите, какой ему вынесли приговор, наверняка расскажет вам совсем другую историю.

Мои любимые передачи

Я часто смотрю телек. Этим своим пристрастием я похож на сотни других людей. Конечно, и сходить в кабак, выпить там пивка и о том о сем потрепаться с ребятами тоже бывает довольно приятно, но даже поход в кабак не может сравниться с тем, когда растягиваешься на диване с пивом или чашкой чая с печеньем и включаешь ящик.

У меня обычный телек, я смотрю по нему стандартный набор каналов. Спутникового телевидения или подобной ерунды нет. Вернее, и тарелка, и ресивер — все это, естественно, имеется, только я еще не придумал, как бы исхитриться, чтобы не вносить за просмотр спутниковых каналов никакой ежемесячной платы. А было бы здорово — наслаждайся круглые сутки хоть футболом, хоть порнухой, хоть документальными фильмами о природе.

Фильмы о природе — одна из моих слабостей. «Живая природа на первом», «Мир природы», «Способы выживания» — эти передачи я просто обожаю. Есть что-то особенное в подобных программах: независимо от того, где они сняты — в африканских джунглях, на Северном Ледовитом океане или на холмистых равнинах Великобритании, — просматриваешь их на одном дыхании. Быть может, все дело в том, что они постоянно напоминают мне, что быть человеком — настоящее счастье, ведь тебе не приходится каждый раз, выходя из дома, со страхом думать, что тебя запросто могут живьем сожрать.

Иногда ко мне приходит Олли, и мы смотрим телевизор вместе. Он неравнодушен ко львам, тарантулам и акулам. А я, когда смотрю передачу про львов, болею всегда за антилоп. В те моменты, когда эти кровопийцы к ним приближаются, я ничего не могу с собой поделать — начинаю орать «шевели ногами, черт возьми, быстрее же, быстрее!» и подобную чушь, а Олли прыгает рядом со мной на диване, жаждая, чтобы лев поскорее схватил несчастную тварь. Однажды он предложил даже поспорить о том, догонит этот гад свою жертву или нет. Я люблю держать пари, только не в тех случаях, когда речь идет о разных кровопийцах.

«Скрытой камерой» и прочие тупые передачи о грабителях и угонщиках автомобилей, которых ловят, увидев на пленке камеры видеонаблюдения, вызывают в нас с Олли столь же повышенный интерес, но, просматривая их, мы оба болеем за наших и кричим ребятам быть попроворнее. Мне всегда больно видеть, как парней хватают, прижимают к земле и заковывают в наручники, несмотря на то, что эти самые парни несколько минут назад мчались в воскресное утро по городу на скорости восемьдесят километров в час, подвергая опасности жизни ни в чем не повинных людей. У меня по спине в подобные минуты бегут мурашки. Лишь в редких случаях пацанам удается уйти, и тогда мы с Олли страшно радуемся.

А еще я люблю смотреть футбол. Я от него просто без ума. Если бы я был не настолько дерьмовым игроком, то наверняка посвятил бы футболу всю свою жизнь, стал бы профессионалом. К сожалению, теперь большинство матчей транслируются по закрытому каналу, и если ты хочешь посмотреть какой-нибудь из матчей английского чемпионата, должен тащиться в кабак. В общем-то ничего страшного в этом нет, но куда приятнее наблюдать за ходом игры, сидя в собственном кресле и спокойно слушая комментатора, а не выкрики кучи идиотов, ни на секунду не закрывающих рот. Или трескотню бездельниц-студенток, заявляющихся в кабак якобы потому, что они в восторге от футбола, а потом на протяжении целого матча болтающих о совершенно посторонних вещах — о каком-то болване Даррене или о свадьбе чьей-то сестры. И потом в кабаке у тебя постоянно разбирают все сигареты, а хозяин вечно чем-нибудь недоволен.

Все, что я могу посмотреть дома, так это «Матч дня» — отличная передача, только вот слишком короткая, — да «Европейские игры». А все благодаря тем старым сучкам, которые постоянно присылают письма в «Ваше мнение» и жалуются, что телевидение переполнено футболом. Им, видите ли, хочется, чтобы целыми днями им подавали «Коронейшн-стрит».

Охо-хо!

Да если посчитать, сколько эфирного времени телевизионщики забивают «мыльными операми», и сравнить эту цифру с тем мизером, который выделяется на передачи о футболе, то футбола, можно сказать, вообще не показывают. Тем не менее болельщики «Квинс Парк Рэнджерс» почему-то не закидывают Бэрри Тука письмами и не орут, что их достали «Эммердейл» и прочая дребедень.