Сад костей, стр. 24

Похоже, даже высокомерный Эдди потерял самообладание и нервно сглотнул, прежде чем надеть длинный, закрывавший грудь фартук и закатать рукава.

Доктор Сьюэлл сделал первый надрез. Безжалостная прорезь протянулась от грудины до таза. Кожа раздвинулась, обнажая содержимое брюшины, оттуда показались петли кишечника, которые тут же вывалились наружу и свесились со стола влажными лентами.

— Ведро, — проговорил Сьюэлл. Он посмотрел на Эдварда, который с ужасом разглядывал зияющую рану. — Кто-нибудь может поставить сюда ведро? Кажется, мой помощник не способен на осмысленные действия.

Неловкий смех прокатился по аудитории, смех над тем, что надменного коллегу публично поставили на место.

Зардевшись, Эдвард схватил деревянное ведро с инструментального столика и поставил его на пол так, чтобы в него попали выползшие из живота влажные кишки.

— Над внутренними органами, — снова заговорил доктор Сьюэлл, — располагается стенка из ткани, называемая сальником. Только что я прорезал ее, выпустив кишки, которые, как видите, выпали из брюшины. У джентльменов постарше, особенно у тех, кто с радостью предавался чревоугодию, эта стенка уплотняется из-за жира. Однако у данной особи женского пола, как я посмотрю, отложения незначительны.

Его окровавленные руки подняли полоску практически прозрачного сальника, чтобы продемонстрировать его аудитории. Затем доктор перегнулся через стол и бросил сгусток ткани в ведро. Он приземлился с тихим всплеском.

— А сейчас я уберу кишечник, который мешает разглядеть находящиеся под ним органы. Мясник, который уже забивал корову или лошадь, прекрасно знает, насколько объемны кишки, однако студенты-первогодки часто поражаются этому во время первого анатомирования в своей жизни. Сначала я произведу резекцию тонкого кишечника на уровне пилорического отверстия, там заканчивается желудок…

Доктор Сьюэлл взял нож и нагнулся, а потом поднял руку, державшую отсеченный конец кишечника. Затем, отпустив кишку, доктор позволил ей соскользнуть со стола, она так и упала бы на пол, если бы Эдвард вовремя не подхватил ее голыми руками. Юноша с отвращением опустил кишку в ведро.

— Теперь я отделю другой конец, в том месте, где тонкий кишечник превращается в толстый, у илеоцекального отверстия.

Доктор снова взялся за нож. А затем выпрямился, показывая другой отрезанный конец.

— Чтобы продемонстрировать чудеса пищеварительной системы человека, я попрошу своего ассистента взяться за один конец тонкого кишечника и отойти по проходу, насколько позволит длина.

Эдвард заколебался, с отвращением глядя в ведро. Затем, скорчив физиономию, запустил руку в скопище внутренностей и вынул отрезанный конец кишечника.

— Идите, господин Кингстон. В дальний конец залы.

Держась за свой конец кишки, Эдвард двинулся по центральному проходу. Норрис уловил отвратительный запах мертвечины и заметал, как студент, сидевший по другую сторону прохода, закрыл нос рукой в попытке защититься от вони. Эдвард же по-прежнему продолжал шагать, волоча за собой завиток кишки, словно смердящую влажную веревку, пока она наконец не натянулась, приподнявшись с пола.

— Посмотрите, какая длинная, — сказал доктор Сьюэлл. — В этой кишке примерно шесть метров. Шесть метров, господа! А это всего лишь тонкий кишечник. Я не стал трогать толстый. Это один из самых потрясающих органов, находящихся в животе у каждого из вас. Подумайте об этом, когда сядете завтракать. Ваш статус не имеет никакого значения — богаты вы или бедны, стары или молоды, ваша брюшная полость выглядит так же, как у любого другого мужчины.

Или женщины, подумал Норрис, глядя не на орган, а на выпотрошенную особь, лежавшую на столе. Даже такую красавицу прозектор может превратить в ведро потрохов. А где же душа? Где та женщина, что когда-то обитала в этом теле?

— Господин Кингстон, вы можете вернуться на сцену, а кишечник положить в ведро. А теперь мы посмотрим, как выглядят сердце и легкие, что ютятся в грудной клетке. — Доктор Сьюэлл потянулся за устрашающего вида инструментом и сомкнул его тиски на ребре. По зале разнесся звук треснувшей кости. Он бросил взгляд в аудиторию. — Грудную клетку можно рассмотреть, только заглянув в полость. Думаю, будет лучше, если студенты первого года поднимутся со своих мест и подойдут поближе, чтобы досмотреть анатомирование. Давайте соберемся вокруг стола.

Норрис поднялся. Он сидел ближе всех к проходу, а потому первым оказался у стола. Но он бросил взгляд не в открытую грудную полость, а на лицо женщины, чьи самые сокровенные тайны обнажились в присутствии целой залы чужаков. Она так прекрасна, подумал Норрис. Арния Тейт находилась в самом расцвете женской привлекательности.

— Если вы встанете кружком, — продолжал доктор Сьюэлл, — я покажу вам, что интересного обнаружил в ее тазовой области. Судя по размеру матки, которая легко прощупывается, можно заключить, что данная особь недавно рожала. Несмотря на то, что труп довольно свежий, вы наверняка заметили, что запах ее брюшной полости особенно неприятен, а брюшина явно воспалена. Имея в виду все эти обстоятельства, я хочу выдвинуть предположение о вероятной причине смерти.

В проходе что-то громыхнуло.

— Он дышит? Проверьте, дышит ли он! — взволнованно воскликнул один из студентов.

— Что случилось? — громко спросил доктор Сьюэлл.

— Племянник доктора Гренвилла, сэр! — доложил Венделл. — Чарлз потерял сознание.

Профессор Гренвилл, явно пораженный этой новостью, поднялся со своего места в первом ряду.

Протиснувшись сквозь скопление студентов, он быстро двинулся по проходу в сторону Чарлза.

— С ним все хорошо, сэр, — заявил Венделл. — Чарлз приходит в себя.

Оставшийся на сцене доктор Сьюэлл вздохнул:

— Людям со слабыми нервами изучать медицину не рекомендуется.

Опустившись на колени рядом с Чарлзом, Гренвилл похлопал его по лицу:

— Очнись, очнись, мальчик мой. У тебя просто закружилась голова. Утро выдалось тяжелым.

Чарлз застонал и обхватил голову руками.

— Меня тошнит.

— Я выведу его на улицу, сэр, — предложил Венделл. — Ему наверняка нужен свежий воздух.

— Благодарю вас, господин Холмс, — ответил Гренвилл.

Когда профессор поднимался с колен, казалось, он и сам еле держится на ногах. «Слабость присуща всем, даже самым закаленным из нас», — подумал Норрис.

При помощи Венделла Чарлз неуверенно поднялся и поплелся по проходу. До слуха Норриса донеслось хихиканье одного из студентов:

— Ну ясно, это же Чарли! Только и делает, что теряет сознание!

Но это могло случиться с каждым из нас, подумал Норрис. Оглядев аудиторию, он увидел лишь мертвенно-бледные лица. Какой нормальный человек может без отвращения смотреть на эту утреннюю резню?

К тому же она еще не закончилась.

Доктор Сьюэлл, который по-прежнему стоял на сцене, холодно окинул взглядом аудиторию и снова взялся за нож:

— Господа! Продолжим?

НАШИ ДНИ

Удирая от жаркого бостонского лета, Джулия гнала машину на север, туда же следовал поток прочих автомобилей, владельцы которых стремились провести выходные в Мэне. Когда она достигла границы Нью Хэмпшира, температура за бортом снизилась на шесть градусов. А еще через полчаса, когда она въезжала в Мэн, воздух начал казаться просто-напросто ледяным. Вскоре лес и скалистое побережье вовсе скрылись под завесой тумана, и с этого момента надвигающийся на нее мир стал абсолютно серым, а дорога принялась вихлять по призрачной местности, состоявшей из подернутых поволокой деревьев и едва видных фермерских домиков.

Когда Джулия уже ближе к вечеру прибыла в курортный городок Линкольнвилл, туман стал таким густым, что она с трудом различила внушительный абрис айлсборовского парома, стоявшего у причала. Генри Пейдж предупредил ее, что на судне не так уж много места для машин, а потому Джулия оставила автомобиль на парковке у пристани, прихватила дорожную сумку и взошла на борт.