Скорая помощь. Обычные ужасы и необычная жизнь доктора Данилова, стр. 34
— Ты уж постарайся, — сказал Федулаев.
— Если бы от меня что-то зависело, — усмехнулся Данилов. — Судьба!
— Судьба — понятие относительное! — заметил Федулаев. — Вспомни Валеру Маркова.
Валера Марков был легендой шестьдесят второй подстанции. Фельдшер, ухитрившийся за неделю «словить» три «строгача».
Первый выговор Валера получил за курение в машине — неудачно нарвался на линейный контроль. Через день, выйдя на полусутки, он сгоряча нахамил Казначеевой, обозвав ее «старой сукой». Просто «суку» Надежда, может быть, и стерпела бы, но «старую» — никогда. Она тут же написала докладную на имя заведующего подстанцией, и Валера огреб второй выговор. Это печальное обстоятельство расстроило его настолько, что после первого вызова он попросил водителя Толика Бурчакова тормознуть у магазина, где купил бутылку водки и булочку с изюмом. Ополовинив в машине бутылку, Валера закусил булочкой и отправился на следующий вызов — в педагогический колледж, где одной из преподавательниц поплохело во время практического занятия. Нетвердая походка, заторможенная речь и запах спиртного, исходящий от Валеры, побудили директора колледжа сразу после убытия «скорой» позвонить на «ноль три» с жалобой. Центр, как всегда, оказался на высоте, выслав на подстанцию линейный контроль. Бедный Валера огреб третий выговор и вылетел со «скорой» с подпорченной трудовой книжкой. Спустя полгода Данилов случайно встретил его на вещевом рынке, где Валера подвизался в охранниках.
— Ночами я теперь сплю, — похвастался Марков, — дома или на работе, а денег получаю вдвое больше прежнего! И никаких госпитализаций, носилок и уколов!
— Не скучаешь? — поинтересовался Данилов.
— Смотря по чему, — пожал плечами Валера. — По людям — скучаю, по работе — нет.
На подстанции Валеру помнили в первую очередь благодаря его любимому выражению — «все было так хорошо, пока не стало так плохо»…
— Я заработал второй выговор, — сообщил Данилов матери, вернувшись домой. — И вдобавок у меня будут вычитать из зарплаты за утерянный кардиограф — дрянную машинку, которая перед выдачей записи всякий раз думала не менее сорока секунд.
— Чего еще ожидать от вашей конторы? — Светлана Викторовна сделала неопределенный жест рукой. — Можно подумать! Поговорил бы с Игорем — вдруг он пристроил бы тебя на хорошее место.
— А что ты считаешь «хорошим местом»? — спросил сын, намазывая хлеб маслом.
— Ну не знаю… — замялась мать. — Наверное то, где спят ночами, не воруют друг у друга кардиографы и не имеют дела с придурками. Такое место, где желания совпадают с возможностями, и вообще…
— Таких мест в природе не существует, — ответил Данилов. — Это утопия.
— Откуда тебе знать! — Светлана Викторовна дорезала сыр и пододвинула тарелку поближе к изголодавшемуся сыну. — Ешь, непутевый!
— Путевый или непутевый, а другого у тебя нет, — заметил сын, уничтожая сыр со скоростью света.
— А я так мечтала увидеть тебя на сцене! — вздохнула мать. — Так и видела, как выходишь ты в черном фраке со скрипкой… Эх, что теперь вспоминать!
— Если хочешь — я поиграю тебе после завтрака, — предложил сын.
— Хочу, — ответила мать. — Как не хотеть. Только это ведь совсем не то, о чем я мечтала.
— Мама, ты хотела, чтобы я вырос счастливым человеком? — спросил Данилов.
— Это было моей главной целью.
— Так радуйся — тебе это удалось!
— Если бы… — последовал еще один вздох. — Ладно уж, как ты говоришь — снявши голову, по волосам не плачут.
— Точно! — подтвердил Данилов. — Не плачут. Если бы можно было повернуть жизнь вспять, то я все равно выбрал бы работу на «скорой», и ты это знаешь. Так что — давай прекратим эти намеки относительно того, о чем ты мечтала. Ну не получилось из меня Ойстраха, что теперь? Зато я каждую смену делаю наш мир чуточку лучше…
— И это прекрасно, Володя, — поспешила согласиться Светлана Викторовна, — главное, что ты счастлив или кажешься себе счастливым. Дожить бы еще до твоей свадьбы…
— Мама! — шутливо возмутился Данилов. — Что за мысли? Неужели тебе хочется делить меня с посторонней женщиной?
— Не хочется, — призналась мать. — Но что поделать? Это жизнь. Грустно умирать, не понянчив внуков.
— Вот высплюсь и сразу же обеспечу тебе парочку внучат! — пообещал Данилов. — Гляди — не пожалей потом.
— Иди-ка ты спать, дорогой, — Светлана Викторовна улыбнулась и отвесила сыну легкий подзатыльник. — С тобой скорее инфаркта дождешься, чем внуков!
— А вот у моей начальницы сыну уже двенадцатый год пошел, — сообщил Данилов.
— А у моей подруги Ларисы Ивановны внуку на прошлой неделе четырнадцать лет исполнилось! — парировала мать. — Какое нам дело до чужих детей? Или…
— Да это я так, к слову, — отмахнулся сын. — Никаких ассоциаций!
Глава двенадцатая
ДРУЗЬЯ ВСТРЕЧАЮТСЯ
— Люди бывают разные! — вышел из себя Полянский. — Подлецы, придурки, праведники, святоши, чистоплюи, ехидны… И такие, как ты — ходячие укоры для остальных. Нет, не укоры — головоломки…
— Почему — головоломки? — Данилов повертел в руках свою бутылку и залпом осушил ее.
— Потому что невозможно понять — то ли ты на самом деле такой правильный, то ли притворяешься!
— Я никогда не притворяюсь!
— Это тебе так кажется. Все происходит неосознанно, само по себе. Дело в том, что когда-то ты придумал себе образ и теперь стараешься быть похожим на него.
— Ты извини, Игорь, но я никак не могу уловить твою мысль, — признался Данилов. — Какое, к чертям, притворство? Какой образ? Я всего-навсего стараюсь жить так, как мне хочется, вот и все!
— Тогда почему ты несчастлив? — прищурился Полянский. — Почему ты вообще завел этот разговор о желаниях, которые не сбываются? О жизни, которая проходит мимо? В чем проблемы, брателло? Если все хорошо, то я рад за тебя! Будь счастлив!
— Все хорошо не бывает, — вздохнул Данилов. — Дело в том, что чем дальше, тем больше я начинаю задумываться о том, насколько правильно я живу…
— И чего?
— А ничего! — разозлился Данилов. — Правильно написано в Библии: «Не мечи бисер перед свиньями»!
— «Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас», — поправил Полянский.
— Намереваетесь пойти по духовной стезе? — Данилов открыл новую бутылку пива и сделал большой глоток.
— Куда там с моими-то грехами, — Полянский покачал лысой головой. — Так, почитываю на досуге.
— Завидую я тебе! — признался Данилов, откидываясь на спинку кресла. — Сидишь себе со своими микробами в тишине и покое. Никаких нервотрепок!
Полянский настолько поразился словам друга, что прекратил терзать толстую, янтарной жирности, чехонь, взял пульт, выключил телевизор и лишь после этого попросил:
— А вот с этого места, пожалуйста, поподробнее. Корни зависти, предпосылки, обстоятельства. Все как на духу!
— Какие предпосылки? — Данилов, напротив, взялся за рыбу, показывая, что разговор между ними завелся несерьезный. Пустой, можно сказать, разговор. — Какие обстоятельства? Уже нельзя просто позавидовать человеку, нашедшему в жизни тихую спокойную гавань.
— Сказал тоже — тихую спокойную гавань! — фыркнул Полянский. — С нашим-то Валентином Семеновичем!
Валентин Семенович Федосеев заведовал кафедрой, на которой работал Полянский. В рассказах Игоря шеф представал въедливым старикашкой, весьма крутого нрава, немного — самодуром, немного — тираном. Короче говоря — типичным российским начальником.
— Тебя не связывают с Валентином Семеновичем никакие нити… — Данилов помолчал и поправился: — Не нити даже, а цепи. Чертовы цепи из прошлого.
— «Цепи из прошлого» — подходящее выражение для сериала, — заметил Полянский. — Но в жизни это звучит чересчур мелодраматично. Так же, как и «призраки» или «тени прошлого». Выражайся яснее.
— Для этого надо вначале разобраться в своих чувствах и мыслях. — Данилов в три глотка прикончил бутылку и потянулся за новой, благо гостеприимный Игорь выстроил на столе целую батарею.