Богиня весны, стр. 58

— Спасибо.

Лина села и потянулась. Простыня соскользнула, и глаза темного бога алчно уставились на обнаженную грудь богини.

Гадес как зачарованный поставил бокал на столик у кровати и опустился перед Линой на колени; обхватив ладонями ее груди, он стал целовать соски. Хотя его прикосновения были очень нежными, Лина невольно вздрогнула. Ее тело невероятно, фантастически насытилось любовью, вот только ныло ужасно...

Гадес отшатнулся.

— Я сделал тебе больно?

— Нет, просто я стала слишком чувствительной. Видишь ли, семь раз за одну ночь... ну, это несколько необычно.

Гадес отчаянно покраснел, набросил халат на плечи Лины и пригладил ее волосы. Она была ужасно растрепанной, а на ее шее виднелись красные следы его губ. Неужели он вел себя грубо? Ночью ему казалось, что ей все нравится, но сейчас, утром, она выглядела чуть ли не раздраженной... Она встала с кровати, слегка пошатываясь, и с трудом натянула халат. Великие боги! Он что, действительно причинил ей боль?

Лина рассеянно улыбнулась темному богу и осторожно села перед уставленным яствами столом. Она даже не заметила, как встревожило Гадеса ее состояние. А он молча проклинал себя за дурацкое поведение, вызванное недостатком опыта.

Завтракая, Лина чувствовала, как к ней возвращаются силы, а ноющая боль в теле понемногу рассеивается. Видя, как на глазах улучшается настроение богини, Гадес успокоился и тоже сел к столу, и они ели вместе, как возлюбленные, касаясь друг друга коленями, кормя друг друга лакомыми кусочками. Гадес рассказывал Лине, как он придумывал изысканные люстры, висевшие на потолке над ними, когда в дверь спальни постучали.

— Да, входи! — откликнулся темный бог.

В комнату вошел Япис, державший в руках плоскую квадратную шкатулку. Он поклонился сначала Гадесу, потом Лине.

— Добрый день, Гадес и Персефона. — В глазах даймона прыгали веселые огоньки, он изо всех сил старался сдержать довольную улыбку. — Я принес то, что ты просил, мой господин.

Он протянул шкатулку Гадесу.

— Отлично, Япис. Спасибо.

При виде даймона Лина вспомнила, что в последнее время совсем забыла об Эвридике, и ее кольнуло чувство вины.

— Япис, ты не мог бы передать кое-что Эвридике? — спросила она.

— Разумеется, богиня.

— Скажи ей, что мне хотелось бы посмотреть ее рисунки.

Япис улыбнулся.

— Она будет рада, богиня.

— Хорошо. Пусть принесет все в мои покои позже, днем. И пожалуйста, передай ей, что мне очень хочется увидеть результаты ее творчества и ее саму. Я по ней соскучилась.

Лине показалось, что на щеках даймона вспыхнул предательский румянец, прежде чем он кивнул; потом Япис с улыбкой вышел из комнаты.

— Он в отличном настроении сегодня, — сказала Лина, барабаня пальцами по столу.

— Он рад, что видит меня счастливым, — ответил Гадес, целуя ей руку.

Лина поймала себя на том, что расплывается в такой же глупой улыбке, как даймон. И попыталась взять себя в руки.

— Не думаю, что это единственная причина его радости. Я вообще-то уже давно собиралась поговорить с тобой об этом твоем даймоне.

Гадес вопросительно поднял брови.

— Мне кажется, он проявляет интерес к Эвридике, — пояснила Лина.

Усмешка Гадеса напомнила Лине маленького мальчишку, пойманного за руку, когда он залез в банку с вареньем.

— Пожалуй, ты права.

— Тогда я должна выяснить, каковы его намерения, — твердо заявила Лина.

Гадес кивнул, сразу став серьезным.

— Да, понимаю. Конечно, ты беспокоишься. Пожалуй, я могу ответить тебе за Яписа. У него честные намерения. Он искренне заботится о маленьком призраке.

— Ты присмотришь, чтобы он был осторожен? Ей ведь пришлось так много пережить. Женщине трудно снова ответить на любовь после того, как ей нанесли душевную рану.

Гадес нежно коснулся ее щеки, подумав вдруг, только ли о преданной маленькой Эвридике говорит сейчас богиня.

— Можешь доверять мне. Всегда. Я позабочусь об Эвридике, словно она сама богиня весны.

— Спасибо. Не то чтобы мне не нравился Япис... он мне нравится. Просто я беспокоюсь за девочку.

— Ты добрая богиня, и ты заботишься обо всех, кто тебя любит, — сказал Гадес. Потом посмотрел на шкатулку, стоявшую перед ним. И подвинул ее через стол к Персефоне. — Тут то, что я сделал в первую ночь твоего пребывания здесь. Я не мог уснуть. Я думал о тебе, о твоей улыбке, о твоих глазах...

Он жестом предложил Лине открыть шкатулку.

Маленький замочек тихонько щелкнул, и Лина подняла крышку. В уютном гнездышке из черного бархата лежала изящная серебряная цепочка, на которой был подвешен одинокий аметист... но это был не просто камень. Это был вырезанный из аметиста цветок нарцисса утонченных линий.

На глаза Лины навернулись слезы.

— Ох, Гадес! Это самый прекрасный подарок, какой только я получала в жизни!

Гадес встал, подошел к Лине и, достав ожерелье из бархатного гнездышка, надел его на шею богини. Нарцисс лег точно над грудями Персефоны.

— Спасибо, — прошептала Лина. — Я буду очень его беречь.

Темный бог обнял ее.

— В ту ночь, когда я его сделал, меня переполняли пустота и тоска, но теперь ты здесь, со мной, и черная дыра в моей душе затянулась. Смертные очень мудры... ты действительно королева Подземного мира. Я не могу представить жизни без тебя. Ты принесла в мир умерших вечную весну, ты принесла весну в сердце бога этого мира. Я люблю тебя, Персефона.

Слезы, наполнявшие глаза Лины, полились по щекам; она не в силах была произнести хоть слово. Гадес стер капли с ее щек.

— Почему ты плачешь, любимая?

— Просто все так ужасно сложно...

Гадес нахмурился.

— Это потому, что ты — богиня весны?

— Ну, отчасти да.

— Ответь мне честно, Персефона. Ты плачешь потому, что не можешь вообразить себе жизнь в Подземном мире?

Темный бог изо всех сил старался говорить ровным тоном, однако Лина прекрасно видела, как в его глазах вспыхнула боль.

— Я хочу быть с тобой, — сказала она, стараясь, чтобы ее ответ не прозвучал слишком уклончиво.

— Тогда я не могу представить таких препятствий, с которыми мы не смогли бы справиться вместе. — Он страстно обнял богиню.

Наслаждаясь силой его рук, Лина зажмурилась, пытаясь остановить слезы. Слезами делу не поможешь.

Она любила Гадеса, но это была лишь малая часть правды, которую ему следовало знать. Лина хотела рассказать ему все. Она должна была.

Но ее связывало обещание, и потому ей сначала необходимо было поговорить с Деметрой.

Глава 22

— Говоришь, ее нет в покоях? — резко переспросил Гадес, глядя на даймона.

— Нет, господин. Богиня ушла.

— И Эвридика не знает, где она?

— Нет, господин. Эвридика занималась рисунками, которые должна показать богине сегодня.

Гадес нервно шагал взад-вперед. Персефона сказала ему, что ей необходимо посидеть немножко в горячей ванне, а потом подремать. Ну да, она казалась рассеянной, однако Гадес убедил себя, что богиня просто утомилась. Он должен был дать ей время побыть в одиночестве, а сам пока выслушал, хотя и слегка невнимательно, прошения душ умерших, пришедших в этот день. Впрочем, большинство из них явились, чтобы увидеть Персефону, и были весьма разочарованы, что богиня не появилась. Гадес стиснул зубы. Он не винил умерших; он и сам ничего не хотел больше, чем видеть ее. Он до сих пор чувствовал ее запах на коже, вспоминал ее жаркое прикосновение.

Куда же она ушла? И почему ничего не сказала? О чем она думает? Гадес запустил пальцы в волосы. После бесчисленных тысячелетий одиночества его желания стали слишком яростными; он, наверное, был груб с ней. Возможно, даже причинил боль. А может быть, не сумел удовлетворить ее. Может быть, она сравнивала его с другими бессмертными любовниками и сравнение оказалось не в его пользу? Гадес сжал кулаки. Одна только мысль о том, что к ней может прикоснуться другой бог, доводила его до безумия.