Вкус пепла, стр. 79

На пристани Нью-Йорка толпился народ, и, пока она шла к пароходу через толпу, с чемоданами в руках, ее совсем затолкали. Денег не хватило на билет ни первого класса, ни даже второго, так что среди серой массы пассажиров третьего класса она должна была выделяться, как павлин в курятнике. Иными словами, на корабле она никого не могла обмануть своим маскарадным костюмом богатой дамы, но как только она сойдет в Гётеборге, то сделает так, чтобы никто не узнал, как прошел ее переезд.

Что-то теплое коснулось ее руки. Агнес взглянула вниз и увидела девочку в белом платьице с воланами, которая смотрела на нее, обливаясь слезами. Вокруг была толчея, люди сновали туда и сюда, не замечая малютку, которая, по-видимому, потерялась, отбившись от родителей.

— Where is your mummy? [19] — спросила Агнес на английском языке, которым владела почти в совершенстве.

Девочка заплакала еще сильнее, и Агнес смутно вспомнила, что в столь раннем возрасте дети, кажется, еще не умеют говорить. Девочка, судя по ее виду, только что научилась ходить и вот-вот могла упасть под ноги снующей вокруг нее толпы.

Агнес взяла малышку за ручку и огляделась, но не увидела никого, кто мог бы иметь к ней отношение. Куда она ни поворачивалась, всюду суетились только люди в грубой рабочей одежде, девочка же явно принадлежала к иному слою общества. Агнес уже собралась кого-нибудь окликнуть, но тут у нее мелькнула новая мысль — дерзкая, неслыханно дерзкая, но гениальная. Не послужит ли это хорошим подтверждением ее истории о богатом покойнике муже — если она приедет не одна, а с ребенком? Агнес хорошо помнила, какой обузой могут быть мальчишки, но ведь девочка — совсем иное дело. Она же такая душка! Ее можно одевать в хорошенькие платьица, а эти кудряшки так и просят, чтобы в них завязали бантик. Прямо «darling», [20] да и только!

Эта мысль все больше нравилась Агнес, и в долю секунды она приняла решение. Переложив оба чемодана в одну руку, она другой рукой сжала ладошку девочки и решительно двинулась к пароходу. Никто не обратил на нее внимания, пока она поднималась на борт, и Агнес подавила желание оглянуться. Вся штука была в том, чтобы вести себя так, словно она действительно пришла со своим ребенком. Девочка от неожиданности как раз перестала плакать и послушно семенила с ней рядом. Агнес приняла это как хороший знак — она все сделала правильно. Наверняка родители неважно обращались с девочкой, раз она так охотно последовала за незнакомой женщиной. Пройдет немного времени, и Агнес даст девочке все, о чем та только может мечтать. Она знала, что будет прекрасной матерью. Это с мальчиками было трудно справиться, а тут девочка, и это совсем другое дело. С ней все пойдет иначе.

~~~

Никлас прибежал домой сразу, как только ему позвонила Шарлотта. Она не стала объяснять, почему его вызвала, и он влетел в дом как угорелый. Спускавшаяся по лестнице с подносом Лилиан посмотрела на него с удивлением.

— Почему ты дома?

— Шарлотта позвонила, чтобы я приехал. Ты не знаешь, в чем дело?

— Нет. Она же никогда мне ничего не говорит, — недовольно ответила Лилиан, но тут же заискивающе заулыбалась Никласу. — Я как раз была в булочной и принесла свежие булочки, на кухне лежит пакет.

Даже не дослушав, Никлас кинулся вниз по лестнице и в два прыжка очутился в подвальном помещении. Его бы не удивило, если бы Лилиан пристроилась под дверью и стала подслушивать, о чем они говорят.

— Шарлотта?

— Я здесь, переодеваю Альбина.

Он вошел в туалет и увидел жену, стоявшую спиной к нему у пеленального столика. По ее позе сразу было видно, что она сердита, и Никлас подумал: о чем таком она могла узнать именно сейчас?

— Что такое случилось? Неужели это было так важно? У меня, между прочим, как раз прием, — сказал он, помня, что нападение — лучший способ обороны.

— Звонил Мартин Мулин.

Он напряг память, вспоминая имя, и Шарлотта пояснила:

— Полицейский из Танумсхеде.

И тут Никлас вспомнил: молодой парень с веснушками.

— Что ему понадобилось? — спросил он встревоженно.

Шарлотта, закончив переодевать Альбина, обернулась с сыном на руках:

— Они узнали, что кто-то угрожал Саре. Накануне ее гибели.

Шарлотта произнесла это ледяным тоном, и Никлас напряженно ждал продолжения.

— Да?

— По описанию, ей угрожал пожилой седой мужчина в черном. Он назвал ее сатанинским отродьем. Догадываешься, кто это был?

— Проклятый мерзавец! — воскликнул Никлас и ринулся по лестнице наверх.

Распахнув дверь, ведущую на площадку, он чуть не сбил с ног Лилиан. Он не ошибся в своей догадке — старуха действительно подслушивала под дверью. Однако сейчас ему было не до обид: всунув ноги в башмаки и даже не нагнувшись, чтобы завязать шнурки, он схватил куртку, выскочил из дома и помчался к машине.

Всю дорогу Никлас ехал на пределе дозволенной скорости, и уже через десять минут его машина, взвизгнув тормозами, остановилась перед домом родителей. Дом стоял высоко на склоне, над полем для мини-гольфа, и выглядел точно так, каким он его помнил с детства. Никлас рывком открыл дверцу и, даже не удосужившись захлопнуть ее за собой, бегом бросился к крыльцу. На секунду он остановился, набрал в грудь воздуха, после чего резко постучал. Он надеялся застать отца дома. Хотя в нем и было мало христианского, однако совершать то, что задумал Никлас, в стенах церкви все-таки не годилось.

— Кто там? — послышался знакомый жесткий голос.

Никлас потрогал ручку — как обычно, дверь была не заперта. Он без колебаний вошел и крикнул с порога:

— Ну, где ты, трусливый старый черт?

— Господи, что тут такое случилось? — В прихожую вышла из кухни мать с полотенцем и тарелкой в руках.

Затем из гостиной показался сухопарый, подтянутый отец.

— Его спроси. — Трясущимся пальцем Никлас указал на родителя, которого с семнадцати лет ни разу не видел вблизи.

— Я не понимаю, что он мелет, — произнес тот, не желая прямо обращаться к сыну. — Какая наглость — врываться в дом и орать! С меня хватит! Давай катись отсюда!

— Ты очень хорошо знаешь, о чем я говорю, старый черт! — К своему удовольствию, Никлас отметил, как отец вздрогнул от таких слов. — Каким же надо быть подлецом, чтобы набрасываться на маленькую девочку! Если это ты виноват в ее смерти, то я отделаю тебя так, что ты никогда больше не сможешь стоять на ногах, чертов старик, сатана проклятый!

Мать испуганно переводила взгляд с одного на другого и вдруг возвысила голос. Это было так необычно, что Никлас мгновенно умолк и даже отец захлопнул рот, не успев ничего сказать.

— А ну-ка извольте кто-нибудь из вас объяснить мне, в чем дело! Что это ты вздумал, Никлас, врываться без спросу и поднимать крик! Если это что-то касающееся Сары, я тоже имею право об этом знать.

С трудом переведя дыхание, Никлас сквозь стиснутые зубы сказал:

— Полиция узнала, что вот он, — Никлас с трудом заставил себя взглянуть на отца, — наорал на Сару, он ругался и грозил ей. Накануне ее смерти. — Тут злость снова одолела его, и он выкрикнул: — Какая дурь стукнула тебе в голову? Напугать до смерти семилетнюю девочку, обзывать ее сатанинским отродьем или чем-то еще в этом роде! Ей же было семь лет! Ты это понимаешь? Семь лет! Неужели же я поверю, что это было случайное совпадение, если ты набросился на нее за день до ее смерти! А?

Он шагнул к отцу, и тот поспешно отступил назад.

Аста широко открытыми глазами взглянула на мужа:

— Это правда — то, что сказал сын?

— Я не обязан ни перед кем отчитываться. Я отвечу за себя только перед Господом нашим! — высокопарно заявил Арне и повернулся спиной к ним обоим.

— Брось эти штучки! Сейчас ты будешь отвечать мне!

Никлас с изумлением глядел, как мать, руки в боки, воинственно двинулась за ним по пятам в гостиную. Арне тоже был поражен неожиданным бунтом покорной жены: он только открывал и закрывал рот, но не мог издать ни звука.