Вкус пепла, стр. 29

— Этим можно будет заняться потом. А сперва мы с Патриком пойдем и поговорим с Каем. — Йоста сказал это очень внушительно, но не на таковскую он напал, чтобы отделаться одними обещаниями.

— Если вы собираетесь посмотреть на это сквозь пальцы из-за того, что вам лень вмешиваться, когда обижают беззащитную женщину, то я не стану терпеть это молча, уж в этом можете быть уверены. Для начала я сигнализирую о происшествии вашему шефу, затем, если понадобится, обращусь в газеты и…

Йоста перебил ее разглагольствования на полуслове и сказал стальным голосом:

— Никто ни на что не собирался смотреть сквозь пальцы. Но теперь, Лилиан, мы поступим так: сначала поговорим с Каем, а затем займемся формальной стороной. Если у вас есть какие-то возражения, то никто не запрещает вам позвонить в участок нашему шефу Бертилю Мельбергу и пожаловаться ему на наши действия. В другом случае мы вернемся, как только поговорим с обвиняемым.

После короткой внутренней борьбы Лилиан решила, что пора дать задний ход.

— Ну, если так, то я, пожалуй, пойду и позвоню Эве. Но я рассчитываю, что вы скоро вернетесь, — буркнула она кислым голосом.

Однако, не в силах удержаться от последнего демонстративного жеста, она так захлопнула за ними дверь, что стук был слышен по всей улице.

— И что ты об этом думаешь? — спросил Патрик, который все еще не мог опомниться от удивления, что Йоста сумел окоротить Лилиан.

— Ну-у, не знаю, — начал тот. — Что-то тут, кажется, не то, как будто не все сходится…

— Вот и у меня такое же чувство. За все годы их склоки Кай хоть раз позволил себе рукоприкладство? Было такое?

— Нет. А если бы он это сделал, то уверяю тебя, не прошло бы и пяти минут, как мы бы об этом узнали. С другой стороны, ему раньше никто не бросал в лицо обвинение в убийстве.

— Да уж! Тут ты, конечно, прав, — согласился Патрик. — Но он вообще, как мне кажется, не производит впечатления человека, склонного к насилию. Он скорее похож на того, кто при случае незаметно подставит другому ножку.

— Да, пожалуй, так. Но сперва послушаем, что он скажет.

— Давай послушаем, — сказал Патрик и постучал в дверь.

~~~

Стрёмстад, 1924 год

Как только отец вошел в комнату, сердце Агнес сжалось так, словно его стиснула холодная рука. Что-то пошло не так. Что-то пошло совсем не так! Со времени их последнего разговора Август словно постарел на двадцать лет, и она тотчас же поняла, что находится при смерти. Иначе из-за чего бы лицо папеньки вот так в одночасье покрылось морщинами?

Она собралась с духом и приготовилась мужественно выслушать то, с чем он пришел. И все же что-то тут было не так. Забота, которую она ожидала увидеть в глазах отца, отсутствовала, а вместо этого в них отражалась черная злоба. Это казалось, мягко говоря, странным. С какой стати ему злиться, если она лежит при смерти?

Несмотря на свой невеликий росточек, он грозно возвышался над кроватью, и Агнес инстинктивно сделала все возможное, чтобы придать себе самый жалобный вид. Этот способ лучше всего помогал в тех редких случаях, когда отец на нее сердился. Однако на этот раз он почему-то совершенно не подействовал на Августа, и тревога Агнес все нарастала.

И тут ее неожиданно осенило. Но эта мысль была так невероятна и ужасна, что она тут же от нее отмахнулась.

Но страшная мысль беспощадно возвращалась. И, увидев, что губы отца двигаются в попытке что-то сказать, но голосовые связки от волнения не могут создать ни звука, она с ужасом поняла, что ее догадка отражает истинное положение вещей.

Она медленно заползла еще глубже под одеяло, а когда ладонь отца со всего размаху опустилась на ее щеку и Агнес неожиданно ощутила жгучую боль, ее предчувствие сменилось уверенностью.

— Ах ты, ах ты… — запинаясь, повторял отец, никак не находя слов для всего того, что порывался высказать. — Ах ты, потаскуха! Кто… что? — продолжал он бессвязно выкрикивать, и она, глядя на него снизу, отмечала, как он то и дело производит глотательные движения, чтобы выговорить непослушные слова. Никогда еще она не видела своего толстого, добродушного папеньку в таком состоянии, и это зрелище ее напугало.

Агнес чувствовала также, как среди ужаса, который ее охватил, на нее напала растерянность. Как же это могло случиться? Ведь они предохранялись всеми средствами, какие были доступны, и всегда вовремя прерывали. Даже в самых безумных фантазиях она не могла себе представить, что попадет в такую беду. Конечно, она слышала, что с другими девушками иногда подобное случалось: бывало, что какой-то не повезет и она забеременеет, но Агнес всегда презрительно думала в таких случаях, что эта дурочка, забыв об осторожности, позволяла мужчине закончить.

И вот такая же дурочка лежит здесь! Мысленно Агнес лихорадочно искала выход. У нее всегда все складывалось благополучно. И сейчас тоже должно быть какое-то средство. Нужно объяснить папеньке. Раньше у нее всегда это получалось, когда она ставила перед собой такую задачу. Разумеется, прежде речь еще никогда не шла о таких серьезных делах, но на протяжении всей своей жизни она привыкла, что он всегда приходил ей на помощь и устранял все препятствия на ее пути. Вот и сейчас все должно произойти точно так же.

Она почувствовала, как к ней возвращается спокойствие, сменившее первый приступ волнения. Ну конечно же, все можно исправить. Папа немного посердится, она это стерпит, но потом он должен прийти ей на выручку. Есть же такие места, куда женщины обращаются в случае подобной неприятности, это всего лишь вопрос денег, а что касается денег, тут ей как раз повезло.

Довольная тем, что придумала план, она открыла рот, собираясь заговорить и тем самым начать обрабатывать отца, однако ей так и не удалось произнести ни слова, ибо ладонь отца вновь звонко хлопнула ее по щеке. Агнес смотрела на него, не веря своим глазам. Она никогда не могла себе даже представить, чтобы он поднял на нее руку, и вот отец за короткий промежуток времени уже дважды ударил ее. Несправедливость такого обращения вызвала у нее жаркий приступ гнева, она поднялась на кровати и снова попыталась открыть рот, чтобы объясниться. Хлоп! Третья пощечина обрушилась на еще не остывшую от боли щеку, и Агнес почувствовала, что на глазах проступают злые слезы. Как он посмел так обращаться с нею! Она безнадежно опустилась на подушки, устремив растерянный и озлобленный взгляд на отца, которого, как ей казалось до сих пор, она так хорошо изучила. Но тот человек, который сейчас стоял перед ней, был ей совершенно незнаком.

И тут Агнес постепенно начала осознавать, что в ее жизни назревают неприятные перемены.

~~~

Осторожный стук в дверь заставил его поднять голову. В это время он не ждал пациентов и был занят разборкой накопившихся папок. Он раздраженно поднял брови.

— Да? — Тон был неприветливый, и человек в коридоре не сразу решился войти. Но затем ручка повернулась вниз, и дверь тихонько приотворилась.

— Я помешала?

Голос был робкий и тихий, точно такой, каким он сохранился в его памяти, и сердитая морщинка на лбу сразу разгладилась.

— Мама?

Никлас вскочил из-за стола и застыл, удивленно глядя на дверь, в проеме которой нерешительно остановилась маленькая, хрупкая женщина. Она всегда пробуждала в нем покровительственное чувство, и сейчас ему хотелось броситься к ней и заключить в объятия. Но он знал, что жизнь отучила ее от бурных эмоций и ее это только смутит, поэтому он удержался и ждал, когда она проявит инициативу.

— Можно войти? Или ты слишком занят? — Она покосилась на кипы бумаг на столе и сделала движение в сторону двери.

— Нет-нет! Я совсем не занят. Заходи, заходи! — Он почувствовал себя мальчишкой-школьником и выскочил из-за стола, чтобы подать ей стул.

Она осторожно присела, примостившись на самом краешке, и стала нервно оглядывать кабинет. Никогда еще она не видела его на рабочем месте, и он догадался, что тут она чувствует себя перед ним как чужая. Они вообще почти не встречались уже много-много лет, и хотя бы из-за этого нынешнее свидание должно было производить на нее странное впечатление: словно сын в один миг превратился из семнадцатилетнего мальчишки во взрослого мужчину. При этой мысли в груди у него поднялась злость. Как многого они оба, и мать и сын, лишились по вине этого злобного, скверного мужичонки! Никлас, слава богу, ушел из-под его власти, но, глядя на мать, он видел, что годы оставили на ней тяжелый след. То же усталое, пришибленное выражение, которое он помнил у нее до своего ухода из дома, но помноженное на число новых морщин, которые прибавились с тех пор на ее лице.