Время бежать, стр. 32

Мой собственный шепот заполнил уши до краев, но вдруг до меня долетели еще какие-то голоса, а с ними какой-то непонятный звук — хлещущий, шуршащий. Кто-то прочесывал кусты.

— Одного поймали, второй вряд ли далеко.

— Не каждый день удается словить террориста, а?

— Ты правда так думаешь? Он террорист? Такой-то пацан?

— А кто его знает, их теперь, говорят, и таких вербуют.

— Когда его вели в участок, мне показалось, умом он не особо вышел.

— А на что террористу ум? Без него даже и лучше. Забивают им головы всякой дрянью — эти чернокожие парнишки, они во что хочешь поверят. Ты пойди пойми, чего там у них в мозгах происходит.

Вот оно как. Похоже, Жука схватили. Я почувствовала, как что-то поднимается к горлу. Сглотнула. Голоса приближались. А еще показался свет. Свет фонарей метался во все стороны.

— Сейчас закончим в парке, потом на пустырь за школой на Мэнор-Роуд.

— Идет.

Я вытянулась в струнку и попыталась распластаться вдоль стены. Хлещут ветки, шуршат листья теперь всего в нескольких метрах. Я задержала дыхание — глупость, конечно, но, когда тебя загнали в угол, трудно соображать.

И тут что-то скользнуло по листьям в тридцати — сорока сантиметрах от моего лица, на меня посыпались дождевые капли. Палка — они шарят палкой по кустам.

— Пониже еще попробуй, по самой земле.

— Сейчас.

Палка высунулась опять, теперь у самой земли. Появилась она довольно далеко, но постепенно приближалась, вычерчивая полукружья. Я как можно сильнее втянула живот. Палка прошла в сантиметре от меня, потом скрылась. Воздух внутри и так-то уже был сжат до предела, а тут я еще надавила животом. Мне казалось, я сейчас лопну. Не раскрывая рта, я выдохнула через нос, стараясь делать это постепенно, — и все же без легкого шмыганья не обошлось. В моих ушах оно прозвучало точно взрыв атомной бомбы, но на фоне шелеста листьев и голосов этих придурков, видимо, прошло незаметно. Они и ухом не повели. Я слышала, как они пошли дальше.

Я не то чтобы расслабилась, но дышать стало легче. Впрочем, в мозгах не утихала паника: я теперь одна, по-настоящему одна. Наши с Жуком отношения, наше общее приключение — все это длилось каких-то три дня, а мне казалось, что мы всю жизнь вместе. За эти несколько дней мы пережили столько, сколько другие переживают за весь свой век. Более того, я привыкла полагаться на него — ведь, чего там скрывать, с того самого момента, как мы пустились в бега, именно он обдумывал ситуацию и принимал решения. А теперь мне придется жить своей головой.

Я медленно села, по-прежнему стараясь не шуметь. Эта парочка с палкой, может, уже далеко, но кто же поручится, что за ними не придут другие? Я знала — сейчас я в безопасном месте, или в относительно безопасном. Здесь можно пережидать, сколько потребуется. Только чего пережидать-то? Жук уже не вернется.

Я попыталась представить: а как бы он хотел, чтобы я поступила? Только вот стоило его представить, и я видела одно: драка, руки и ноги, мелькающие в воздухе. Я видела, как его хватают, швыряют на землю, я видела его, избитого, скорчившегося в углу тюремной камеры. Мне не хотелось думать о нем так — хотелось видеть, как он шагает по бесконечным полям, хотелось видеть его рядом со мной, кожа к коже, — но Жук израненный, Жук пойманный и заточенный снова и снова вставал у меня перед глазами. Нет уж, если я здесь останусь, у меня съедет крыша. Надо двигать отсюда, двигаться дальше.

Чтобы его не подвести, я должна продолжать наш общий путь. Он говорил о Вестоне как о каком-то Священном Граале. Он верил в него — верил, что там оба мы будем счастливы. А раз он верил, то и я должна. Пойду дальше, уцеплюсь за надежду, что там мы еще встретимся. Он уж как-нибудь поймет, где я, и мы там обязательно встретимся. Как это произойдет, я не имела понятия, а вот когда, знала точно: раньше пятнадцатого числа; мы увидимся перед тем, как все будет кончено.

Я дождалась, когда стихли все звуки, кроме гула дорожного движения — никаких шагов, никаких низких голосов, никаких вертолетов или собачьего лая. Усталость и отчаяние отступили, мне опять не сиделось на месте. Я уже не могла дождаться того момента, когда вылезу из кустов, пыталась вообразить, каково это будет — выползти в пустой темный парк. Одна часть моего существа кричала — поскорее, другая — тряслась от страха.

Я поползла вперед на четвереньках, осторожно раздвигая листья лбом, стараясь не думать про то, что на эти кусты многие годы писали все здешние собаки. Темень стояла почти непроглядная; горка и качели на детской площадке казались какими-то призраками на краю лужайки. Никого, но я все же помедлила немного. Грустно было покидать наше убежище — последнее место, где мы еще были рядом. Мне это кажется или его едкий запах еще остался на листьях?

— Пока, Жучила, — проговорила я, не раскрывая губ. — Увидимся в Вестоне.

Я как можно быстрее зашагала по дорожке к центру города. Вглядывалась в темноту перед собой, не таится ли там опасность. Даже не заметила, что по мокрой траве кто-то идет, а когда заметила, было уже поздно.

— Ой! Тут тебя только ленивый не ищет. В том числе и мой папенька, — прозвучал голос слева от меня. Девчоночий голос с интонацией, какую слышишь только по телику — у всяких дурищ из сериалов. Я встала как вкопанная и развернулась в ту сторону.

— И что?

Покажи, что ты не из слабаков, не выказывай страха. Теперь я их видела — из темноты шагнули три девчонки. Примерно моего возраста, и одеты так же — джинсы, «кенгурушки».

— И заработает сверхурочных будь здоров. Надо будет на этой неделе стрясти с него пару лишних фунтов.

Обе ее приятельницы рассмеялись. Две девчонки с проколотыми носами и колечками в губе. Подошли поближе, смерили меня взглядом.

Случись это раньше, я бы, наверное, попыталась удрать или, может, сгорбилась бы и уставилась в землю, но сейчас я и не сморгнула — смотрела на них в упор, и все. Понятное дело, тут же всплыли их числа. У всех было впереди по шестьдесят — семьдесят лет, так что пирсинг — это лишь знак подросткового бунта против сытой жизни, этих девчонок ждет комфортная жизнь и, наверное, по мужу и два целых четыре десятых ребенка на каждую.

— А ты не похожа на террористку, — снова заговорила первая. — Ты правда взорвала эту бомбу?

— Конечно нет.

— Чего же тогда скрываешься?

— Копов не люблю. Прости, без обид, — добавила я, вспомнив про ее папашу.

— Какие там обиды. — Она почти что улыбнулась. — Но ты сбежала же после взрыва.

— Ну да, так уж вышло, сама понимаешь.

— Не понимаю. Как вышло?

Сил на вранье у меня не осталось.

— Да так… в общем… я почувствовала, что случится беда.

— Она и случилась.

— Ага.

— Ты, что ли, часто чувствуешь, что должно случиться?

— Ну, вроде того.

— Так, выходит, ты знаешь, заложим мы тебя или нет?

Я помолчала. Не собираюсь я ничего у них вымаливать.

— Вроде как не заложите, — сказала я ровным голосом.

— А чего бы и нет?

— Не похожи вы как-то на падл.

Это был комплимент, рассчитанный на то, чтобы подольститься. И он сработал.

— Да, я не падла. Тут ты права. — Пауза. — Только если ты пойдешь в эту сторону, через пять минут тебя сцапают. Через центр тебе не пройти. Там слишком людно. Да и куда ты, кстати, намылилась?

— Мне вообще-то к западу, в сторону Бристоля.

Говорить про Вестон не хотелось: это только наш секрет, мой и Жука.

— Автобусом?

— Пешком.

— Пешком? Ни фига себе! Голодная?

Питались мы в последние дни так странно, что я уже и сама не понимала, голодна я или нет. Потом припомнила: после завтрака я ничего, по сути, и не ела, а с завтрака прошло лет сто.

— Есть немного.

— Ладно, у меня мысль. Давай проберемся по задворкам к моему дому.

Подруги посмотрели на нее как на ненормальную.

— Слушай, по-моему, это не самая хорошая идея, — наконец произнесла одна из них.