Любовь в полдень, стр. 51
— Ты пропустил одно место, — заявила она.
— Какое?
Беатрикс приподнялась, повернулась и перебралась в ту часть кровати, где Кристофер все еще стоял на коленях. Сейчас он был в бархатном халате, полы которого немного разошлись и представили заинтересованному взору великолепное бронзовое тело. Беатрикс обняла его за шею и поцеловала.
— Внутри, — прошептала она. — Вот где необходимо смазать.
В уголках губ появилась сдержанная, неохотная улыбка.
— Для этого мазь слишком сильна.
— Неправда, как раз будет очень приятно. Давай покажу. — Она ловко дотянулась до банки с мазью и окунула пальцы. Комнату наполнил пряный аромат гвоздичного масла. — Только не двигайся.
— Еще чего! — возмущенно воскликнул Кристофер и попытался схватить ее запястье.
Ловко и гибко, словно хорек, Беатрикс увернулась раз, другой и потянулась к поясу.
— Ты меня вымазал с головы до ног, — сквозь смех проговорила она. — Трус! Теперь твоя очередь.
— Ни за что. — Он поймал ее, схватил и — о, чудо! — негромко, но искренне рассмеялся.
Беатрикс не сдавалась: барахталась, сопротивлялась до тех пор, пока возлюбленный не уложил ее на спину, прижав запястья ладонями.
Пояс на халате не выдержал возни и развязался; обнаженные тела вновь оказались рядом.
Мерцающие серебристо-черные глаза не отрываясь смотрели в бездонную синеву. Беатрикс и так уже обессилела от смеха, а теперь, увидев полный любви и восхищения взгляд, окончательно потеряла голову. Кристофер склонился, поцеловал ее, а потом лизнул в губы, как будто хотел попробовать на вкус улыбку.
Отпустил запястья и лег на бок, даже не пытаясь прикрыть разошедшиеся полы.
Беатрикс взглянула вопросительно и слегка пошевелила пальцами.
— Хочешь, чтобы я... прикоснулась?
Он продолжал молча смотреть в глаза.
Смущение боролось с любопытством; она протянула руку и осторожно дотронулась. Прохладное гладкое масло легло на напряженную, разгоряченную плоть, и от неожиданности оба слегка вздрогнули.
— Вот так? — шепотом уточнила Беатрикс и нежно погладила.
Кристофер порывисто вздохнул и опустил ресницы, но не попытался ее остановить.
Она провела пальцами по темной глянцевой поверхности и скользнула вниз, к основанию тяжелого, напряженного мужского естества, уступая новым впечатлениям с робким восхищением. Он терпеливо позволял ласкать и исследовать, но не мог сохранить спокойствие: грудь неровно вздымалась от учащенного дыхания, а кожа приобрела лихорадочный оттенок. Ошеломленная готовой вырваться на свободу силой, Беатрикс погладила бедра и провела ладонями по мускулистым, твердым как камень ногам. Почувствовала под пальцами упругие блестящие волоски и вернулась туда, откуда начала путь. Бережно приняла в ладонь теплую тяжесть, а потом обеими руками сжала клинок.
Кристофер не выдержал. С гортанным возгласом стряхнул с плеч халат, отшвырнул в сторону и схватил искусительницу за бедра. Она с волнением встретила требовательный, жадный взгляд, прочитала в выражении лица первозданное стремление к обладанию. А в следующий миг он привлек ее к себе на колени и безжалостно вонзился в саднящую глубину, заставил сесть верхом и принять до конца, до основания. Проникнув далеко и глубоко, он причинил новую боль, и все же неповторимое чувство близости и полноты затмило неприятные ощущения.
Кристофер замер, не сводя с нее испепеляющего взгляда.
Через пару секунд гвоздичное масло оказало свое благотворное воздействие и внутри: пряная свежесть успокоила раздраженную плоть и в то же время разбудила чувственность. Беатрикс беспокойно пошевелилась, и тогда любимый опрокинул ее на спину и приподнялся.
— Кристофер...
Она уже не могла смириться и отступить, не могла остаться в одиночестве, а потому непрестанно ерзала и старалась подняться выше. С каждым беспомощным движением он подтягивал ее бедра все ближе к своим. Крепко сжав ногами, играл, скользя пальцами по тому самому месту, в котором женское начало соединилось с мужским, и ни на миг не прекращал безжалостного, упрямого наступления.
— Сдаюсь, — пробормотала Беатрикс. — Больше не выдержу.
— Никуда не денешься, придется. — Кристофер властно привлек возлюбленную и поцеловал.
— Сжалься, позволь пройти весь путь.
— Еще рано. — Он провел ладонями по спине. — Ты так прекрасна, так чувственна. Я готов любить тебя вечно и бесконечно.
— Кристофер...
— Позволь еще раз поднять на вершину блаженства.
— Нет, больше не могу. Сил не осталось. — Она слегка сжала зубами его нижнюю губу. — Умоляю, доведи дело до конца.
— Рано.
— Что ж, в таком случае придется принять меры.
— Какие именно?
Беатрикс посмотрела в прекрасное дерзкое лицо, в светящиеся вызовом глаза. Подчиняясь ровному ритму толчков, склонилась к уху.
— Люблю тебя, — прошептала она, отдаваясь скачке. — Люблю тебя.
Ничего иного и не потребовалось. Кристофер со стоном замер и что было силы прижал возлюбленную к груди, чтобы вместе пережить миг освобождения, излить в долгожданное лоно годы одиночества и тоски. А она продолжала нежно ворковать, обещая любовь, гармонию, радость, новые мечты.
Обещая вечность.
Глава 22
Лондонский сезон подошел к концу, и бомонд разъехался по загородным поместьям, чтобы продолжить увеселения на свежем воздухе. Балы, обеды и танцы сменяли друг друга в бесконечном калейдоскопе; егеря готовились выпустить заранее приготовленных к отстрелу фазанов и куропаток; слуги тщательно чистили и смазывали ружья, конюхи придирчиво осматривали седла и сбрую; дворецкие заботились о своевременной доставке из портов Бристоля и Лондона лучших вин и изысканных деликатесов.
В Гемпшире самым желанным событием осени считалось приглашение в Рамзи-Хаус, где в середине сентября планировалось торжественное оглашение помолвки Беатрикс Хатауэй и Кристофера Фелана. Обычно проводимые в доме лорда Рамзи мероприятия неизменно пользовались благосклонным вниманием соседей, но в этот раз интерес превзошел самые смелые ожидания. Все, кого пригласили, немедленно ответили безоговорочным согласием, а те, кого не пригласили, прислали письма с просьбой, а порой и с настойчивым требованием исправить досадную оплошность.
Хатауэи считали, что всплеск энтузиазма вызван исключительно тем обстоятельством, что на торжестве ожидалось присутствие прославленного героя. Ну а сам Кристофер, с его неистребимой ненавистью к шуму и вниманию толпы, не скрывал мрачного отношения к предстоящему испытанию.
— Согласись, — заметил Лео, — забавно, что тот из нас, кто меньше всех склонен к светской жизни, привлекает к своей персоне самое острое внимание.
— Отстань, Рамзи, — проворчал Кристофер, и Лео хитро улыбнулся.
Однако выражение «тот из нас», произнесенное с естественной легкостью, словно между прочим, согрело сердце. Отношения с будущим шурином постепенно приобрели дружескую непринужденность, которой Фелану отчаянно не хватало после смерти Джона. Хотя никто и никогда не смог бы заменить брата, общество новых родственников доставляло Кристоферу искреннюю радость. Так, во всяком случае, обстояло дело с Лео и Кэмом. Оставалось выяснить, распространится ли взаимная симпатия на Меррипена.
Меррипен вместе с женой Уиннифред (родные звали ее Уин) и маленьким сыном вернулся из Ирландии первого сентября. Не склонные сдерживать чувства Хатауэи радовались открыто и бурно. Кристофер скромно стоял в сторонке, возле окна, и с интересом наблюдал за шумным воссоединением большого семейства. Казалось, пылким объятиям, радостным возгласам и бесконечным вспышкам счастливого смеха не будет конца. Кэм встретил брата медвежьей хваткой и тяжеловесными хлопками по спине. Соскучившись по родному языку, оба сразу перешли на цыганский.
Еще до войны Кристоферу довелось несколько раз встретиться с Меррипеном, однако в памяти остались лишь общие черты: крупная массивная фигура и солидное, немногословное спокойствие. Кто бы мог предположить, что судьба преподнесет столь колоритного родственника?