Любовь в полдень, стр. 24
Глава 12
Кристофер благополучно доставил Одри в Лондон, где молодую вдову радушно встретили родные. Многочисленное семейство Келси соскучилось по милой сестре. К всеобщему удивлению, после смерти мужа миссис Фелан никому не разрешала остаться с ней в Гемпшире и долгий год траура провела наедине с леди Фелан.
— Твоя мама — единственный человек, способный почувствовать утрату так же остро, как чувствую я, — объяснила она деверю по пути в Лондон. — Все это время мы делили горе пополам, утешали и поддерживали друг друга. Любой из членов моей семьи непременно постарался бы окружить меня любовью и заботой, развлечь — и помешал бы исполнению ритуала, превратив траур в простую формальность. Нет, я правильно поступила, отказавшись от общения и прожив в глубокой печали ровно столько, сколько требовала душа. Ну а теперь настало время прийти в себя и вернуться в общество.
— Тебе отлично удается организовать чувства, не так ли? — сухо осведомился Кристофер.
— Да, кажется, получается. Вот если бы заодно можно было организовать и твои чувства... в настоящее время они напоминают перевернутый ящик с шейными платками.
— Шейные платки — полбеды! — вздохнул Кристофер. — Скорее, столовое серебро с острыми краями!
Одри улыбнулась:
— Остается лишь посочувствовать тем, кто окажется на твоем пути. — Она взглянула внимательно, с нежной заботой и неожиданно добавила: — До чего же трудно на тебя смотреть! Так похож на Джона! Ты, конечно, красивее, но его внешность нравилась мне больше. Чудесное лицо — простое, умное, доброе. Устать от такого невозможно. А ты, на мой вкус, слишком высокомерен и замкнут, настоящий аристократ.
Кристофер с грустью вспомнил о тех боевых товарищах, которые выжили после тяжелых ранений, однако навсегда остались изуродованными. Все они со страхом ждали возвращения домой, опасаясь, что жены и невесты в ужасе отвернутся.
— Вовсе не важно, кто как выглядит, — заметил он. — Только сущность имеет значение.
— Очень рада слышать это от тебя.
Кристофер посмотрел с подозрением.
— К чему ты клонишь?
— Ни к чему. Впрочем... хочу кое о чем спросить. Скажем, если бы две молодые леди — например, Беатрикс Хатауэй и Пруденс Мерсер — вдруг поменялись внешностью и все качества, которые ты так высоко ценишь в Пруденс, передались Беатрикс, ты бы заинтересовался ее персоной?
— Упаси Боже! Разумеется, нет.
— Но почему же? — с негодованием воскликнула Одри.
— Потому что знаю мисс Хатауэй: она ничем не похожа на Пру.
— Нет, ты совсем ее не знаешь, потому что просто не успел узнать!
— Мне отлично известно, что она несдержанна, самоуверенна, упряма и излишне жизнерадостна — в значительно большей мере, чем приличествует мыслящему человеку. Она носит бриджи, лазает по деревьям и бродит повсюду в одиночестве. Еще мне известно, что она притащила в Рамзи-Хаус белок, ежей и коз. Каждому, кто на ней женится, грозит финансовый крах из-за непомерных счетов от ветеринара. Ну как, готова оспорить хотя бы один из перечисленных пунктов?
Одри сложила ладони на коленях и смерила спутника укоризненным взглядом.
— Готова. Белок у нее нет.
Капитан Фелан запустил руку в глубокий карман и достал письмо, которое постоянно носил с собой. Потертый кусочек бумаги превратился в талисман, в символ вечных ценностей, ради которых имело смысл воевать и уцелеть на войне, ради которых стоило жить. Сложенный листок можно было и не разворачивать: слова давным-давно врезались в память.
«Пожалуйста, возвращайтесь домой и разыщите меня».
Когда-то он считал, что не способен любить по-настоящему. Ни один из романов не продолжался дольше нескольких месяцев и не переходил границ физического влечения. По большому счету все без исключения женщины казались одинаковыми.
Необыкновенные письма сотворили чудо. Искренние, безыскусные, трогательные слова проникли в сердце и навсегда его покорили.
Пальцы гладили драгоценный прямоугольник нежно, словно руку любимой.
— Запомни мои слова, Одри. Я во что бы то ни стало женюсь на той, которая написала эти строчки.
— Непременно запомню, — с готовностью согласилась невестка. — Посмотрим, выполнишь ли ты обещание.
* * *
Светский сезон в Лондоне продолжался до конца июля. В августе парламент закончил работу, и аристократы разъехались по поместьям, чтобы предаться сельским радостям: верховым прогулкам, охоте, многодневным празднествам.
Капитана Фелана призвали в столицу важные дела. Следовало продать патент на офицерский чин и встретиться с дедом, чтобы обсудить обязанности наследника Ривертона. Хотелось также возобновить отношения с давними друзьями и повидаться с бывшими сослуживцами.
Ну а главное — предстояло разыскать Пруденс.
Кристофер плохо представлял, как подойдет и что скажет после долгого молчания, ведь переписка прервалась неожиданно и резко.
Вина, разумеется, лежала на его совести: нельзя было так рано и опрометчиво открывать чувства. Он повел себя слишком импульсивно, слишком несдержанно и нетерпеливо.
Прекратив общение, Пруденс поступила мудро. Воспитанная молодая леди нуждалась в серьезном, вдумчивом и уважительном ухаживании.
Если мисс Мерсер хотела от него именно этого, то сейчас он вполне созрел для продолжительных отношений.
Капитан Фелан остановился в отеле «Ратледж» — элегантном, комфортабельном, пользующемся неизменным доверием европейских монархов, американских богачей и британских аристократов, не желавших заводить в городе собственную резиденцию. Отель отличался несравненной роскошью, достойной заоблачной цены. Пока уважаемый гость оформлял пребывание в апартаментах и беседовал с портье, взгляд его упал на висевший в холле, над мраморным камином, портрет. Образ необыкновенно красивой леди с волосами цвета красного дерева и лучезарными ярко-синими глазами сразу привлек внимание.
— Это портрет миссис Ратледж, сэр, — не скрывая гордости, сообщил портье. — Красавица, не правда ли? Трудно найти госпожу добрее и справедливее.
Кристофер смотрел на изображение с нескрываемым интересом. Вспомнилось, как миссис Роуэн — она же Амелия Хатауэй — мимоходом сообщила, что одна из ее сестер вышла замуж за Гарри Ратледжа, владельца отеля.
— Значит, миссис Ратледж — урожденная Хатауэй, из Гемпшира?
— Так точно, сэр.
Гость загадочно улыбнулся. Гарри Ратледж, богатый, влиятельный, знакомый с самыми могущественными людьми страны и мира, мог получить любую женщину — стоило лишь захотеть. Что за безумие заставило его жениться на особе из экстравагантной семьи? Приглядевшись и окончательно уступив власти волшебных чар, Кристофер невольно решил, что все дело в глазах: синих, бездонных, с густыми пушистыми ресницами. Точно такие же были у Беатрикс.
На следующее утро рекой потекли приглашения. Бесконечные балы, вечера, ужины, музыкальные собрания... и даже высочайшее повеление явиться на обед в Букингемский дворец, где будет выступать австрийский композитор Иоганн Штраус-сын со своим оркестром.
Наведя справки, капитан принял приглашение на бал, который должны были почтить присутствием миссис Мерсер и ее дочь Пруденс. Праздник планировался в особняке в Мейфэре, построенном в лучших традициях грандиозного итальянского стиля, с обширным парадным двором и огромным, высотой в три этажа, центральным залом, обрамленным по периметру галереей. Общество аристократов, иностранных дипломатов, знаменитых политиков, деятелей науки, литературы и искусства придавало собранию особый, ни с чем не сравнимый блеск.
Нарядная толпа вызвала ощущение неуверенности, близкое к панике. Усилием воли подавив тревогу, Кристофер направился к хозяевам бала, чтобы засвидетельствовать почтение. Несмотря на то что сам он предпочел бы гражданский костюм, этикет предписывал явиться в мундире Стрелковой бригады — темно-зеленом с черной отделкой и расшитыми золотом эполетами в форме полумесяца. Поскольку офицерское звание все еще оставалось в силе, любая другая форма одежды вызвала бы массу недоброжелательных толков и всеобщее осуждение. Больше того, пришлось надеть все полученные на полях сражений награды — без единого исключения. Они считались символами воинской чести и боевых заслуг, однако самому герою они напоминали о событиях, которые хотелось поскорее вычеркнуть из биографии.