Вечность, стр. 56

Трина приближается ко мне. Ее улыбка становится шире с каждым шагом. Трина крадется вдоль барной стойки, словно сиамская кошка.

— Говоря откровенно, Эвер, я не представляю, что ты в нем нашла. Я сейчас говорю не о том, что видит в нем каждая женщина, а если смотреть правде в глаза, то и большинство мужчин. Я о другом. Ты постоянно страдаешь из-за Деймена. Из-за него тебе приходится терпеть адские муки. — Она качает головой. — Что бы тебе не погибнуть в той автокатастрофе? Подумать только, ведь я была твердо уверена, что ты мертва, и вдруг узнаю, что Деймен переехал в Калифорнию, потому что, видите ли, вернул тебя с того света! — Она снова качает головой. — Казалось бы, за столько сотен лет я могла научиться терпению. Но, что же делать, я не виновата — просто ты нагоняешь на меня ужасную скуку.

Она смотрит на меня, а я не реагирую. Я все еще пытаюсь расшифровать ее слова. Выходит, аварию устроила Трина?

Она смотрит на меня и с досадой корчит гримаску.

— Да, аварию устроила я! Почему тебе все нужно объяснять? Я напугала оленя, который выскочил перед вашей машиной. Я знала, что твой отец — слабохарактерный добряк, он с радостью рискнет жизнью всей семьи ради оленя. Смертные так предсказуемы… Особенно такие вот, серьезные и правильные, стремящиеся всем делать добро. — Она смеется. — Под конец все было настолько просто, что даже неинтересно. Имей в виду,

Эвер — на этот раз Деймен не примчится тебя спасать, а я уж позабочусь о том, чтобы завершить дело.

Я оглядываюсь по сторонам. Найти бы какое-нибудь средство защиты — да хоть кухонный нож. Стойка с ножами — в другом конце кухни, туда ни за что не добежать. Я не такая быстрая, как Деймен и Трина. По крайней мере, мне так кажется, — а проверять уже некогда.

Трина вздыхает.

— Иди, бери свой нож, я не возражаю. — Она смотрит на усыпанный бриллиантами циферблат наручных часов. — Но все же хотелось бы наконец начать, с твоего позволения. Обычно я не спешу — люблю позабавиться, но сегодня Валентинов день, и я планирую поужинать со своим милым дружком, как только расправлюсь с тобой.

Глаза у нее темнеют, рот кривится. На краткий миг все зло, что в ней есть, внезапно выходит на поверхность — и так же быстро прячется обратно. И вновь передо мной безупречная красавица, глаз не отвести.

— Знаешь, до того как появилась ты, — в одном из своих более ранних воплощений, — я была его единственной настоящей любовью. А потом ты пришла и отняла его, и это повторялось снова и снова, круг за кругом.

Трина подкрадывается ко мне быстрыми бесшумными шагами. Вот она уже прямо передо мной, я даже пошевелиться не успела.

— А сейчас я заберу его обратно! Знай, он всегда возвращается ко мне.

Я протягиваю руку к бамбуковой разделочной доске, рассчитывая стукнуть Трину по голове, но Трина бросается на меня так стремительно, что я теряю равновесие и налетаю на холодильник. От удара у меня перехватывает дыхание. Я падаю, задыхаясь и хватаясь за горло. Слышу, как с треском раскалывается голова, ударившись об пол, и теплая струйка крови стекает по черепу мне в рот.

Не дав мне времени ответить, хоть как-то защитить себя, Трина набрасывается на меня, рвет ногтями одежду, лицо, волосы и шепчет в ухо:

— Сдавайся, Эвер! Прекрати борьбу. Отправляйся к своему счастливому семейству, они все тебя так ждут… Ты не создана для этого мира. Для тебя в нем ничего не осталось. И вот сейчас у тебя есть шанс его покинуть.

Глава 38

Наверное, я на секунду потеряла сознание. Открываю глаза, а Трина все еще нависает надо мной. Ее лицо и руки измазаны кровью. Трина шепчет, и бормочет, и уговаривает меня сдаться раз и навсегда, покориться, покончить со всем.

Может, раньше такой выход и показался бы мне соблазнительным, но не теперь. Эта тварь убила мою семью, и сейчас она за это заплатит!

Я закрываю глаза и возвращаюсь туда, в то мгновение — мы в машине, веселые, счастливые, переполненные любовью. Я вижу куда яснее, чем раньше, потому что больше не чувствую себя виноватой.

Во мне пробуждается сила, и я сбрасываю с себя Трину, швыряю ее через всю комнату — Трина врезается в стену, ее правая рука выгибается под каким-то неестественным углом, и тело сползает на пол. Она смотрит на меня широко раскрытыми от изумления глазами, но тут же вскакивает, со смехом отряхивается и бросается на меня. Я опять ее отшвыриваю. Трина летит через всю кухню, через кабинет и ударяется о балконную дверь. Стеклянные осколки дождем сыплются во все стороны.

— Впечатляющая реконструкция места преступления, — усмехается Трина, выдергивая осколки из своих рук, ног, лица. Раны мгновенно закрываются. — Не терпится прочитать об этом в завтрашних газетах. — И так же, с улыбкой, она вновь подходит ко мне, полная энергии и рвущаяся к победе. — Честно говоря, твоя убогая демонстрация силы совсем ни к чему, — шепчет она. — Серьезно, Эвер, ты — негостеприимная хозяйка. Неудивительно, что у тебя совсем нет друзей, если ты так обращаешься с гостями.

Я отталкиваю Трину. Я готова швырять ее хоть тысячу раз, если придется! Но не успеваю я закончить мысль, как голову пронзает чудовищная давящая боль. Трина делает шаг ко мне. Ее губы растянуты в улыбке, от которой я цепенею и даже не могу остановить противницу.

— Старинный фокус — «голова в тисках с зубчатыми зажимами», — смеется Трина. — Действует безотказно! А ведь я пыталась тебя предупредить, но ты не захотела слушать. Право, Эвер, все зависит только от тебя. Я могу усилить боль… — Она щурит глаза, и мое тело корчится в агонии, а к горлу подступает тошнота. — Или ты можешь… просто сдаться. Тогда все будет легко и мило. Выбирай!

Я стараюсь сфокусировать взгляд, но в глазах все расплывается, руки и ноги словно без костей, а Трина — стремительное размытое пятно, и я знаю, что мне ее не одолеть.

Закрываю глаза и думаю: я не могу позволить ей победить. Она не должна победить. Только не в этот раз, после того что она сделала с моей семьей.

Я слабо, неуклюже замахиваюсь… Мой кулак попадает ей прямо в грудь — но, едва задев, бессильно падает.

Шатаясь, я отступаю назад, понимая, что удар был недостаточно силен. От него никакого толку.

Закрываю глаза и, сжавшись, жду конца. Раз он все равно неизбежен, так пусть уж поскорее. Но вот в голове понемногу проясняется, буря в желудке успокаивается, и я вновь открываю глаза. Трина прислонилась к стене и, держась за грудь, обвиняюще смотрит в пространство.

— Деймен! — кричит она, глядя мимо меня. — Не позволяй ей так поступать со мной! С нами!

Я оборачиваюсь и вижу, что Деймен стоит рядом, смотрит на Трину и качает головой.

— Поздно. — Он берет мою руку и сплетает пальцы с моими. — Тебе пора уходить, Поверина.

— Не называй меня так! — вопит она. Невероятные зеленые глаза налились кровью. — Я ненавижу это имя!

— Знаю, — отвечает он, крепче сжимая мои пальцы.

Трина съеживается, сморщивается, стареет на глазах — и исчезает. Остаются только изящные туфли и черное шелковое платье.

— Как это…

Я поворачиваюсь к Деймену в надежде получить объяснение.

А он только улыбается.

— Все кончено. Совсем, абсолютно. Кончено навеки.

Он притягивает меня к себе, покрывает лицо чудесными теплыми поцелуями и обещает:

— Она никогда больше нас не потревожит.

— Я что… убила ее?

Не уверена, что я этому рада, несмотря на то что она сделала с моей семьей и на то что много раз убивала меня саму.

Деймен кивает.

— А… как? Если она бессмертная, так я, вроде, должна была отрезать ей голову?

Деймен смеется.

— Что за книги ты читаешь?

Потом его лицо становится серьезным.

— Все совсем не так. Не надо отрубать головы, не нужно осиновых колов и серебряных пуль. Все сводится к одному простому факту: ненависть ослабляет, а любовь придает силы. Каким-то образом ты сумела ударить Трину в самое уязвимое место.