Вечность, стр. 3

Он оборачивается, ожидая моего согласия.

— Не поцарапай мою машину. И его машину тоже. И вообще ничью машину не поцарапай.

Я качаю головой и вытаскиваю из кармана ключи.

Майлз обиженно надувает губы.

— Отлично! Давай, разбивай мои мечты! Только сделай милость, рассмотри его как следует! А потом погляди мне в глаза и скажи, что от его вида тебе не хочется упасть в обморок.

Поморщившись, я протискиваюсь между своей машиной и крошечным фольксвагеном, который кто-то поставил так косо, что автомобильчик словно пытается залезть на мою миату. Уже отпираю дверцу, как вдруг Майлз одним рывком сдергивает с моей головы капюшон, срывает с меня темные очки и, обежав вокруг машины, знаками показывает, чтобы я взглянула на Деймена, который стоит у него за спиной.

Ну ладно. Не могу же я вечно прятаться. Делаю глубокий вдох и смотрю.

А увидев, уже не могу ни говорить, ни дышать, ни даже моргнуть.

И хотя Майлз отчаянно машет мне рукой, сверкает глазами и вообще всячески дает понять, что миссия окончена и пора возвращаться на базу — я не могу. Просто не в состоянии. Я понимаю, что веду себя как полная идиотка, какой все меня и считают, но поделать ничего невозможно. И не только потому, что Деймен действительно красив: блестящие темные волосы почти до плеч, высокие скулы… Он смотрит на меня, приподняв темные очки, и когда наши взгляды встречаются, его миндалевидные темные глаза мне почему-то кажутся знакомыми. Ресницы у него густые, словно ненастоящие, а губы… Полные и чувственные, идеально изогнутые. Тело худое, поджарое, и одет он во все черное.

— Эвер, ау! Очнись уже! — Майлз оборачивается к Деймену с нервным смешком. — Извини мою подружку, она не привыкла ходить без капюшона.

Да, я прекрасно понимаю, что нужно прекратить, причем сейчас же. Глаза Деймена темнеют, неотрывно глядя на меня, и рот начинает кривиться.

Вот только не от его невероятной красоты я так оцепенела. Дело совсем в другом… Вокруг его великолепного тела — от макушки до квадратных носков байкерских сапог — одна сплошная пустота.

Вокруг него не играют сверкающие лучи, не светится разноцветными огнями аура.

Аура есть у всех. Каждое живое существо излучает ярко окрашенное сияние. Оно не опасное, не страшное, это просто частичка видимого (ну, по крайней мере, мне видимого) магнитного поля.

До аварии я и знать не знала о таких вещах. И, конечно, не могла их видеть. А с той минуты как очнулась в больнице, повсюду вижу цветовые пятна.

— Тебе плохо? — тревожно склоняется надо мной рыженькая медсестра.

— Нет… А почему вы такая розовая? — прищуриваюсь я, в недоумении глядя на окружающее ее мягкое сияние.

— Какая-какая? — пугается медсестра.

— Розовая. Ну, вы знаете, прямо со всех сторон, особенно голова.

— Ты, деточка, пока лежи, отдыхай, а я позову доктора.

Медсестра бочком-бочком выбралась из палаты и кинулась бежать по коридору.

После бесконечных осмотров, сканирования мозга и психологических тестов я научилась помалкивать о разноцветных картинках, которые вижу. А уж когда я начала слышать мысли, узнавать историю жизни людей по прикосновению и регулярно встречаться с Райли, своей покойной сестренкой, ума у меня хватило не болтать об этом направо и налево.

Наверное, я настолько привыкла к такой жизни, что уже и забыла, что бывает по-другому. А увидела Деймена, рядом с которым виднелся только один цвет — блестящая черная краска на дорогой шикарной машине — и вдруг вспомнила счастливые, нормальные времена.

— Ты — Эвер, правильно? — спрашивает Деймен, и его лицо освещает улыбка, заодно показывая новый штрих его несравненной красоты — ослепительно белые зубы.

Я стою столбом и мысленно уговариваю себя оторвать взгляд от новенького. Майлз многозначительно покашливает, и я вспоминаю, что он терпеть не может, когда его игнорируют. Спохватившись, взмахиваю рукой в его сторону:

— Ох, извини! Деймен, познакомься, это Майлз. Майлз, это Деймен.

А взгляда все-таки не отвожу.

Деймен косится на Майлза, коротко кивает и снова переводит взгляд на меня. Я понимаю — то, что я сейчас скажу, звучит как полный бред, и все-таки на ту долю секунды, пока он смотрел в другую сторону, меня пробрал озноб, и навалилась какая-то непонятная слабость.

А стоило ему снова обернуться ко мне — тут же стало тепло и хорошо.

Деймен улыбается.

— Можно тебя попросить? Одолжи мне, пожалуйста, «Грозовой перевал». Нужно нагонять, а в книжный я сегодня уже не успею.

Я вытаскиваю из рюкзачка затрепанный томик и, держа двумя пальцами, протягиваю Деймену. Отчасти мне хочется задеть его руку кончиками пальцев, прикоснуться к этому прекрасному незнакомцу, и в то же время страшно — я боюсь той страшной вспышки-озарения, которая всегда приходит при касании.

Он швыряет книжку на сиденье, снова опускает на нос темные очки и говорит:

— Спасибо, до завтра!

И только тогда до меня доходит, что я ничего не почувствовала, кроме пробежавших по коже мурашек. Я даже ничего сказать не успеваю — он садится в машину и задним ходом выезжает со стоянки.

— Ты меня, конечно, извини, — говорит Майлз, устраиваясь на соседнем сиденье, — но когда я сказал насчет обморока, это не надо было понимать так уж буквально. Нет, серьезно, что это было? Какой-то жутко напряженный момент случился, прямо так и слышалось: «Привет, меня зовут Эвер, я — твоя очередная поклонница». Кроме шуток, я думал, тебя придется откачивать! Твое счастье, что наша дорогая подруга Хейвен этого не видела. Не хочется тебе напоминать, но она его вроде как застолбила…

Майлз продолжает молоть чепуху в том же духе всю дорогу до дома. Ну и пусть себе болтает. А я пока лавирую в потоке транспорта, рассеянно водя пальцем по толстому багровому шраму на лбу, прикрытому челкой.

Ну и как все это понимать? Дело в том, что с самой аварии я не слышу мыслей и не вижу ауры только у мертвых…

Глава 3

Отпираю дверь своим ключом, достаю бутылку воды из холодильника и поднимаюсь к себе. Мне не нужно шарить по всем комнатам — я и так знаю, что Сабина еще не вернулась с работы. Она целыми днями в офисе, и весь огромный дом остается в моем распоряжении. Правда, я обычно сижу у себя в комнате.

Мне совестно перед Сабиной. Она столько труда положила, чтобы выстроить свою жизнь так, как ей хотелось, но все пошло насмарку в тот день, когда на нее свалилась забота обо мне. А куда ей деваться? У мамы не было ни братьев, ни сестер, и бабушек с дедушками давно уже нет в живых. Сабина — единственная папина сестра, и к тому же близнец. Выбор у меня был небогатый — или к ней, или в приемную семью, пока не исполнится восемнадцать. И хотя Сабина понятия не имеет о том, как воспитывать детей, не успела я выйти из больницы, как она продала свою квартиру в кондоминиуме, купила большой дом и наняла лучших декораторов в округе Ориндж, чтобы отделать мою комнату.

В комнате, конечно, есть все, что полагается — кровать, туалетный столик, письменный стол, а кроме этого — плоский телевизор, большущий чулан-гардеробная, громадная ванная с джакузи и отдельной душевой кабинкой, балкон с потрясающим видом на океан и персональная игровая, с еще одним плоскоэкранным телевизором, баром, микроволновкой, посудомоечной машиной, стереосистемой, диванчиками, столиками, пухлыми креслами и прочими делами.

Смешно подумать — когда-то я бы все отдала за такую роскошь.

А сейчас все бы отдала, лишь бы вернуться туда, в прошлое.

Наверное, Сабина, которая все время общается со своими коллегами-юристами и прочими важными шишками, считает, что ребенку все это совершенно необходимо. Не понимаю, почему у нее нет своих детей — то ли из-за большой загруженности на работе, то ли потому, что она все еще не встретила своего единственного, то ли потому, что она вообще детей не хочет… А может, из-за всего этого вместе.