Три метра над небом, стр. 32
Что-то злое затаилось в его душе. Зверь, злобное животное завело себе логово в его сердце, в любой момент оно готово вырваться и наброситься с яростью, со злобой – дитя страдания и поруганной любви. С того дня жить дома стало невыносимо. Молчание и ускользающие взгляды. Ни единой улыбки, особенно той, которую он так любил. И потом – суд. Приговор. Мать не защитила его. Отец наорал. Брат не понял. И никто ничего не знал. Кроме них двоих. Невольные стражи горькой тайны. В том же году родители развелись. Стэп ушел жить к Паоло. В первый же день, как он вошел в новый дом, он выглянул из окна своей комнаты. Там мирно расстилался газон. Он начал разбирать вещи. Вынул из сумки несколько свитеров и сунул их вглубь шкафа. Затем взял олимпийку. Пока вытаскивал, она развернулась в его руках. На секунду ему показалось, что мать снова рядом. Он вспомнил, как мать отдала ему ее, в тот день, когда они бежали по тенистому бульвару. Как он нарочно бежал медленнее, чтобы быть с нею рядом. А теперь он тут, в этом доме, так далеко от нее, во всех смыслах. Стэп прижал олимпийку к лицу. Уловил ее аромат и заплакал.
31
Снова настоящее. Ночь.
Мотоцикл спокойно едет у самой кромки воды. О берег тихо бьются невысокие волны. Накатывают и откатываются, как мерное дыхание глубокого, темного моря, что смотрит издали. Пляж затерялся среди темных пятен гор. Стэп гасит фары. Они едут дальше в темноте, по мягкому мокрому ковру песка. На полпути до Фенильи они останавливаются. Идут рядом, совсем одни, завороженные покоем. Баби идет у линии прибоя. Окаймленные серебром волны разбиваются и омывают ее синие кроссовки All Star. Волна шаловливее других пытается ее замочить. Баби резво отскакивает в сторону. И попадает прямо в объятия Стэпа. Его сильные руки уверенно обнимают ее. Она не противится. В ночном свете видна ее улыбка. Она не сводит с него полных любви голубых глаз. Он привлекает ее к себе и медленно, нежно обнимая, целует. Мягкие, теплые губы, свежие и чуть соленые, обласканные морским ветром. Стэп запускает руку ей в волосы. Отводит их назад, открыв лицо. На щеке, отливающей серебром, маленьком отражении луны в небесах, ямочка от улыбки. Еще поцелуй. Облака медленно плывут в темно-синем ночном небе. Стэп и Баби уже обнимаются, упав на холодный песок. Руки в песчинках упоенно скользят по телу.
Еще поцелуй. Затем Баби приподнимается на руках. Смотрит на него, лежащего под ней.
Темная, гладкая и нежная кожа. Коротким волосам не страшен песок. Кажется, он слился с этим пляжем – вот так, лежа, раскинув руки, властитель песка, властитель всего на свете. Стэп, улыбнувшись, привлекает ее к себе, он и ее властитель, и встречает ее долгим, глубоким поцелуем. Он крепко держит ее, впитывая нежный вкус ее губ. А она позволяет ему все, захваченная этой силой. И вдруг понимает, что никто никогда не целовал ее по-настоящему.
– О чем ты думаешь?
Баби поворачивается к нему, глядя искоса.
– Так и знала, что спросишь, – она снова кладет голову ему на грудь. – Видишь дом, вон там, на скалах?
Стэп смотрит туда, куда указывает ее рука. Прежде чем углубиться взглядом вдаль, останавливается на ее пальчике, и даже тот кажется ему чудесным. Он улыбается – он теперь единственный властитель ее дум.
– Да, вижу.
– Это моя мечта! Я так хочу жить в этом доме! Оттуда открывается такой вид! Окна выходят на море. Глядеть, обнявшись, на закат из гостиной.
Стэп снова притягивает ее к себе. Баби еще мгновение мечтательно смотрит вдаль. Он прижимается щекой к ее щеке. Она шаловливо пытается отпихнуть его, сделав вид, что хочет убежать. Стэп берет в руки ее лицо, и она, как жемчужина в створках этой живой раковины, улыбается.
– Хочешь искупаться?
– Ты шутишь? Такой холод… И купальника у меня нет.
– Да ладно, совсем не холодно, а рыбке купальник ни к чему…
Баби зло морщится и обеими руками отталкивает его.
– Кстати, а ты ведь рассказал Полло, что было вчера вечером?
Стэп поднимается и пытается ее обнять.
– Ты чего?
– А как же тогда Паллина узнала? Ты рассказал все Полло!
– Клянусь тебе, что я ему ничего не рассказывал. Может, я во сне разговаривал…
– Во сне разговаривал – подумать только! И вообще, я уже сказала, что не верю твоим клятвам.
– Но я правда иногда говорю во сне. Скоро ты сама об этом узнаешь.
Стэп идет к мотоциклу, довольно оглядываясь.
– Я об этом узнаю? Ты что, шутишь?
Баби встревожена. Стэп смеется. Его фраза принесла свои плоды.
– А что, разве мы сегодня не вместе заночуем? До рассвета всего несколько часов.
Баби испуганно глядит на часы.
– Половина третьего. Черт, если предки вернулись, меня убьют. Мне надо скорей домой.
– Так ты не будешь ночевать у меня?
– Ты с ума сошел? Или еще не понял, что за люди мои предки? И вообще, много ты видел рыбок, которые спят с кем-то?
Стэп заводит мотоцикл, удерживая тормоз, пока жмет на газ. Мотоцикл послушно разворачивается и оказывается прямо перед Баби. Она садится. Стэп включает первую скорость. Они уносятся, все быстрее и быстрее, оставляя за собой четкую полосу от шин. Дальше, на песке, примятом от невинных поцелуев и объятий, нарисовано сердечко. Его втихомолку нарисовала Баби, тем самым пальчиком, что так восхитил Стэпа. Волна коварно размывает его края. Но при наличии воображения можно прочесть буквы «С» и «Б». Собака лает на луну. Мотоцикл уносит влюбленных, исчезая в ночи. Другая волна совсем стирает сердечко. Но ничто уже не сотрет этих минут из их памяти.
32
Перед «Стекляшкой» посреди пустынной улицы одиноко стоит ее Vespa. Баби соскакивает с мотоцикла, снимает замок с переднего колеса и заводится. Садится в седло и снимает мотороллер с вилки. И только теперь вспоминает о Стэпе.
– Пока, – нежно улыбается она.
Он подходит к ней.
– Я провожу тебя до дома.
Приехав на корсо Франча, Стэп подъезжает к Vespa и упирает правую ногу куда-то над фарой, в маленькую табличку.
Жмет на газ. Vespa увеличивает скорость. Баби пораженно глядит на него:
– Мне страшно.
– Держи руль прямо…
Баби снова смотрит вперед, держась прямо и следя за рукоятками. Паллинина Vespa быстрее, чем ее собственная, но до такого она еще не доходила. Они пролетают корсо Франча и поднимаются по виа Джачини до площади. Стэп последний раз толкает ее – к самому дому. И отпускает. Постепенно Vespa теряет скорость. Баби тормозит и поворачивается к нему. Он выпрямился на мотоцикле в нескольких шагах от нее. Стэп смотрит на нее еще секунду. Потом улыбается, включает первую и уезжает. Она провожает его взглядом, пока он не скрывается за поворотом. Слышно, как он разгоняется, быстро переключает передачи, как рычит на полной скорости глушитель. Баби ждет, пока сонный Фьоре поднимет шлагбаум. Бежит по дорожке к дому. За углом ее поджидает печальный сюрприз. В доме горит свет, а мать высовывается из окна спальни.
– Вон она, Клаудио!
Баби от отчаяния улыбается. Но напрасно. Мать захлопывает окно. Баби ставит Vespa в гараж, едва протиснувшись между стеной и Mercedes. Опуская створку, думает об утренней пощечине. Бессознательно подносит руку к щеке. Пытается вспомнить, насколько это больно. Но это ее больше не волнует. Скоро она и так узнает. Медленно поднимается по лестнице, всячески оттягивая неизбежную встречу. Дверь открыта. Она покорно идет на эшафот. Ее приговорили к гильотине, на помилование нет надежды, ей, современному Робеспьеру в комбинезоне, отрубят голову. Она закрывает дверь. И тут же получает пощечину.
– Ай! – по той же щеке, думает она, потирая больное место.
– Иди спать. Поговорим завтра. Не нравишься ты мне, дочка!
Двери спальни закрываются. Успокоившись, Клаудио и Раффаэлла обсуждают, что же стало с их девочкой, такой спокойной и тихой раньше? Почему она бунтует, ее просто не узнать. Возвращается среди ночи, участвует в гонках на мотоциклах, ее фотография во всех газетах. Что же случилось? Что произошло с малышкой?