Поцелуй или смерть, стр. 25

С напряженными мускулами и тяжело дыша, Менделл повернулся к ней.

– Разве я не видел, как ты накрывала эту клетку?

– Я этого не помню, Барни, – заплакала Галь. – Умоляю тебя, не сердись. – Она подняла клетку и поставила ее на место. – Я ее сейчас же закрою. – Она подобрала черную материю и накинула ее на клетку, плача так сильно, что с трудом могла говорить: – Я... не знала, что нельзя сюда было привозить птицу. Она заставила тебя вспомнить о той ужасной истории... Барни, я очень огорчена из-за этого...

Попугай еще немного покричал, потом затих. Менделл снова сел на кровать, обхватив голову руками. Галь взяла бутылку виски со стола и налила в стакан добрую порцию.

– Возьми, выпей, прошу тебя, Барни!

Менделл выпил, чтобы доставить ей удовольствие. Галь поставила бутылку на стол и села рядом на кровать. Она казалась совсем маленькой и испуганной.

– Барни, теперь ты чувствуешь себя хорошо?

– Нет, дорогая, я этого не думаю, – Менделл покачал головой. – Боюсь, что я болен, очень болен. – Он решил высказаться раз и навсегда. – Послушай, ты помнишь, когда я уезжал? Тот день, когда меня поместили в клинику?

– Да, – очень тихо ответила Галь.

– Сколько я оставил денег, чтобы ты досылала моей матери?

Галь в смятении смотрела на него.

– Барни... я не понимаю, что ты хочешь сказать. – Ее глаза наполнились слезами. – В тот момент я спросила тебя, не хочешь ли ты посылать каждую неделю чек твоей матери, но ты ответил "нет", что в этом нет необходимости, что ты для нее все устроил...

– Я так сказал?

– Да.

– Я не давал тебе восьмидесяти семи тысяч долларов и не просил тебя посылать ей каждую неделю по семьдесят пять долларов, пока я буду в клинике?

– Нет.

Менделл боролся с виски, которое ударило ему в голову.

– Хорошо, это решает все.

– Что?

– Все. Я сумасшедший, и меня надо запереть в клинику. Я был там два года. Доктора зря выпустили меня, я нуждаюсь в лечении. – Он потер щеки. – А для тебя будет лучше, если ты завтра сядешь в самолет и улетишь на Бермуды... или куда угодно, лишь бы подальше от меня.

– Но почему, Барни?

– Потому что я проклят. Твой отец и ты хорошо относились ко мне, но я не желаю больше утруждать вас своей особой и вовлекать в свои неприятности.

– В какие неприятности?

– В те, в которых я нахожусь. Твой отец не должен был обманывать инспектора Карлтона. Ему надо было дать увезти меня. Я – сумасшедший, и они не убьют меня. Все, что они могут со мной сделать, – это поместить меня в другую клинику с более солидными решетками.

– Нет, – рыдала Галь, – нет, я предпочитаю видеть тебя мертвым, чем заключенным в такое место. Слышишь?! Я предпочитаю видеть тебя мертвым!

– Да, я тебя слышу, – ответил Менделл.

– Ты убил эту девушку?

– Не знаю. – Менделл закурил другую сигарету и сильно затянулся. – Я начинаю спрашивать себя об этом. Учитывая, что только что произошло, это уже кажется возможным.

– Барни, что же ты собираешься сделать? – Галь взяла его за руку. – Куда ты считаешь нужным пойти?

– Сдаться полиции.

Он протянул руку, чтобы взять белье, но Галь вырвала его из рук.

– Нет! – Она скомкала белье и отбросила его подальше от кровати. – В таком случае, ты никуда не пойдешь, нам нужно поговорить обо всем этом.

– О чем ты хочешь поговорить? Завтра утром мне не станет лучше.

– Ты теперь не уверен, что ты ненормальный.

– Но, тем не менее, я очень похож на такового.

Галь прижалась мокрой щекой к груди мужа.

– Барни, прошу тебя, ради меня!

Менделл обнял ее, и его напряженные нервы немного расслабились. Глухие рыдания потрясли его всего.

– О, дорогая, – стонал он, – я не хочу, чтобы все так было...

– Я это хорошо знаю, Барни.

– Верно, – продолжал он рыдать, – я ошибся. Я, который всегда действовал так, как надо.

– Я знаю, – прошептала Галь.

– Я старался хорошо боксировать. Я останавливался, когда арбитр приказывал мне. Я интересовался своей работой. Я заботился о ма...

– Я знаю, знаю. – Галь погладила его по мокрой от слез щеке.

Его сломанный нос мешал ему, и он похлопал себя по нему.

– Мне хотелось эту шлюху в баре... блондинку, про которую говорят, что я ее убил. У меня было невыносимое желание, но я сказал ей "нет". Потому что этого не следовало делать... Потому что я не хотел другой женщины, кроме тебя...

Галь толкнула его на кровать.

– Барни, растянись, отдохни. Все кончится тем, что мы вылезем из всего этого...

– Каким образом?

– Не знаю. – Галь снова налила большой стакан виски и протянула ему. – Выпей и постарайся расслабиться. Я погашу свет, лягу рядом с тобой и обниму тебя. – Она взяла у него из рук сигарету. – Хочешь другую?

– Да, пожалуйста.

Галь прикурила сигарету и сунул ее ему в губы. Потом она погасила свет и легла рядом с ним – маленькая, нежная и теплая. Она провела рукой по его волосам.

– Теперь тебе лучше, Барни?

– Да, немного лучше.

Он лежал на спине в темноте и пускал дым к потолку. Мечта прекрасна, пока она не стала явью. Мальчуган со скотобоен преуспел. Барни Менделл, сын Барни и Марты Менделл, племянник Владимира, проделал свой путь наверх и женился на девушке из высшего общества, такой же красивой, как и богатой. После чего они жили счастливо... Это невероятно.

Если он и не уверен, что совершил убийство, но его признают виновным, он все равно получит пожизненное заключение. В клинике... Он это заслужил, он подвел Галь и ее отца. Он сделал так, что его мать страдала от голода. Он был плохим товарищем для Розмари, Пата и Джона. Он на самом деле таков, каким его обрисовал Джой Мерсер. Он неподобающим образом вел себя со всеми теми людьми, которые так хорошо относились к нему...

Пальцы Галь покинули его волосы и стали прогуливаться по его груди. Ее голос был таким тоненьким в тишине ночи.

– Почему ты не обнимешь меня, Барни? Это, может быть, пошло бы тебе на пользу.

– Нет, – ответил Менделл, – не надо, прошу тебя.

Он не хотел Галь. Он не хотел ничего на свете.

Единственное, чего он хотел, – умереть.

Глава 17

Сделав выпад левой в лицо Джою Мерсеру, Менделл сильно ударил правой в бок Уоллкотту... Потом, отступив на недосягаемое для кулаков противников расстояние, он продолжил боксировать. Втянув носом воздух, он снова бросился всем весом уже на Холлиста.

"А я неплохо справляюсь", – подумал он.

Потом Барни обнаружил, что грезит, но даже для сна это было необычно. Менделл пытался проснуться, но ему это не удавалось. И потом, почему на ринге слой снега толщиной в пятьдесят сантиметров и снег продолжает падать в свете больших прожекторов? Менделл понял, что проводит бой на открытом воздухе в Комиски-парке. Инспектор Карлтон занимался хронометражем, а лейтенант Рой был одним из судей.

– Как я веду бой? – спросил он у Роя.

– Я не уполномочен это сообщать вам, – покачал тот головой.

Менделл бросил вперед левую и промахнулся. Потом, ослепленный; так как Джерси Джон напал на него, Барни сжал кулаки и посмотрел на толпу. Ма, Розмари, Пат, Джой, Джон, мистер и миссис Хершельмеер и миссис Файнштейн – вся банда из Келли-бара, все бывшие его соседи – сидели вокруг ринга и вопили:

– Вперед... убей его, Барни... перебрось через канаты... О! Он крепок... этот поляк!

Менделл был полон гордости. И Джой кричал громче всех. И это после всех ужасов, которые он писал про него! Менделлу стало хорошо. Он оттолкнул Уоллкотта, кинул его на канат и нагнулся над ним с нацеленными кулаками, но в этот момент между ними просунул свое тело арбитр и пробормотал:

– Я всегда хотел заняться любовью с боксером тяжелого веса. Не поднимемся ли в вашу комнату?

Когда Барни открыл рот, из него вылетела большая синяя муха. Менделл испуганно оглянулся. Ему почти невозможно было дышать: назубник мешал ему. Он попытался его выплюнуть и снова почувствовал боль – его лицо ударилось о металл. Менделл медленно приходил в себя. Он перекатился на бок, импульсивно дыша, а попугай начал кричать: