Пайола, стр. 5

Я обратился к Хэнсону:

– Придется вам дать мне взаимообразно кое-какую одежду и отвезти меня обратно в контору на какой-нибудь машине. Судя по всему, я и так уже потерял пять тысяч.

Он поинтересовался, какие расчеты привели меня к такому итогу.

Я объяснил:

– От Ивонны Сен-Жан я получил две тысячи задатка. После всего, что произошло, я задержу их у себя. С другой стороны, я потерял машину стоимостью десять тысяч долларов, за которую в любое время получил бы семь. Если от семи отнять два, то получится пять. При этом я не учел одежду стоимостью двести долларов.

Он ответил, что от моих слов у него сердце обливается кровью, а потом уговорил врача одолжить мне его запасную форму, которая как раз висела на вешалке. Я оделся и вышел на улицу, чтобы посмотреть на свою машину.

Работа была проделана первоклассно. В мостовой, где стоял мой "мерседес", зияла дыра глубиной футов в шесть. Неисковерканного металла хватило бы лишь на изготовление детской коляски. К счастью, небольшая сила удара взрывчатки была направлена вниз, в то время, как я и дверцы взлетели вверх.

Я спросил одного из экспертов, обнаружили ли они хоть какие-нибудь следы. Тот ответил:

– Пока нет. Но дежурный на стоянке видел белый тягач автомобильного клуба. Машина появилась вскоре после того, как вы остановились на этой площадке. Дежурный не обратил на нее внимания. Решил, что кто-то вызвал машину.

– А где этот тягач сейчас?

– Наши люди отправились в клуб выяснить этот вопрос.

Вокруг остатков машины уже собралась обычная в таких случаях толпа фотографов и репортеров. Я рассказал им все так, как мы договорились с Хэнсоном. Что мне поручили собрать новый материал, на основании которого адвокаты Мулдена могли бы написать прошение о пересмотре дела, что речь шла о коррупции и взяточничестве в производстве грампластинок и что они сами должны сделать выводы из всего этого.

Репортеров не удовлетворило такое объяснение. Они захотели узнать, кто именно поручил мне заняться этим вопросом. Я не стал утаивать этого. Когда с вопросами и фотографированием было закончено, я отвел в сторону Корка Аверса из "Голливуд Миррор" и спросил его, насколько хорошо он знал Мэй Арчер.

– Очень хорошо, – заверил меня Аверс. – Она была милой женщиной, Джонни. Поэтому-то другие парни из прессы и относятся к тебе настороженно. Из-за твоего заявления, что ты собираешься вызволить Мулдена из беды. – Он посмотрел наверх на зарешеченные окна тюрьмы. – Не найдется ни одного репортера в Лос-Анджелесе, который не пожертвовал бы годовым содержанием, чтобы иметь возможность разбить Мулдену черепушку.

– И она никогда не путалась с другими мужчинами?

– Никогда! – решительно заявил Аверс. – Она была порядочной и чистой женщиной. Должно быть, она пережила все муки ада, прежде чем умерла.

– Возможно, что и так, – согласился я. После этого я заторопился за чиновником в форме, который поджидал меня, чтобы отвезти обратно в контору.

Клиенты не ждали меня ни в коридоре, ни в приемной. Когда я вошел, Бетти сидела за книгами. Она подняла голову и улыбнулась.

– Очень мило.

– Что мило? – спросил я.

– То, что вы поступили в полицию. Значит, с этого дня у нас будет регулярное жалованье. Один бог знает, как мы в этом нуждаемся. Даже если учесть те две тысячи долларов, что нам дала сегодня утром мисс Сен-Жан, и даже если мы не оплатим долг налоговому управлению, мы все равно сидим на мели. Я подсчитала все доходы за месяц и попыталась вычесть из этой суммы все наши долги. У меня ничего хорошего не получилось. Три просроченных платежа за машину. Плата за вашу дорогую квартиру, в которой вы непременно хотите жить один, хотя каждый знает, что вдвоем жить дешевле. Ваш счет за спиртные напитки. Мое скромное жалованье. Все вместе на 122 доллара больше, чем мы имеем в настоящее время. Кому-то мы наверняка останемся должны.

Я прошел в свой кабинет и закрыл за собой дверь. Жизнь стала слишком сложной. Она была проще и добрее в старое время, еще до того как капитан Кук открыл острова. Никто тогда не работал за деньги. И никто этих денег не имел. В лагуне было полно рыбы. Земля давала корни колоказии, бананы и кокосовые орехи. И общественная жизнь была легче. Любовью можно было заниматься сколько угодно. И вообще вся жизнь сводилась только к тому, чтобы набить себе брюхо и танцевать на побережье. Тогда не было ни атомных, ни водородных бомб, которые создают лишние заботы, ни машин, ни налогов, ни квартирной платы. Любовь к ближнему была правилом, а не исключением из правил. Та небольшая работа, без которой нельзя было обойтись, была женским уделом, в то время как мужчины сидели под пальмами и хвастались, кривя душой, своими любовными победами.

Глава 4

Взрыв все-таки оставил на моем теле отметины. Когда я разделся догола в ванной, я заметил, что врач кое-что залепил пластырем. Была даже и повязка. Ко всему прочему все тело мое болело, и мне было больно поднимать руки.

Я принял горячий душ. В бельевом шкафу нашел чистые трусики и отутюженные брюки. Не успел я надеть трусы, как Бетти без стука вошла в ванную.

– Какой мужчина! – восхитилась она. – Вы знаете что, Джонни?

Я взялся за брюки.

– Что?

– Я считаю, что вы относитесь ко мне не по-джентльменски, – сказала она с вызовом. – Ведь я уже два года работаю с вами и достаточно насмотрелась скандальных историй с вашими клиентками. Это нечестно. Если уж кто-то и должен быть в Голливуде, то почему это обязательно должна быть я?

Я уже забыл, о чем шла речь.

– Что вы имеете в виду, Бетти?

– То, что начинается на букву "Д", – капризно ответила она.

– Нечего молоть впустую языком. – При этом я не удержался и погладил ее по выпуклым частям тела и подивился про себя, как это я мог до сих пор противиться ее желаниям.

Это была одна из самых миленьких девушек, которых я когда-либо имел возле себя, – с большими серо-зелеными глазами, золотистыми волосами, маленьким овальным личиком и безупречно сложенной фигуркой. Но нужно было смотреть фактам в лицо – я был занят в грязном и неприятном бизнесе.

Бетти была единственным светлым пятном в этой среде. Где-то в подсознании я отводил ей особую роль. Я надеялся, что рано или поздно мы с ней поженимся. Но брак с Бетти означал семью с детьми и с домом в приличной части города. Я считал, что для этого еще не пришло время. Я должен был быть уверен, что смогу прокормить свою семью, что изгоню из себя последние капли дикой крови. А самое главное, я хотел быть также уверен, что никогда в мой дом не постучит полицейский и не обратится к Бетти с такими словами: "Простите меня, мадам, я имею честь говорить с вдовой мистера Алоха?" Я снова погладил ее.

– Сохраните себя для меня, крошка!

– Это я уже слышала! – кислым тоном ответила она. – Порой мне начинает казаться, что я превращаюсь в нечто вроде святыни Гавайских островов! Национальной святыни! Но, черт бы меня побрал, мне кажется, что я никогда не удовольствуюсь такой ролью!

Я заправил рубашку в брюки, пристегнул кобуру с револьвером и скользнул в мою спортивную куртку.

– У нас еще есть деньги в домашней кассе?

Бетти вернулась к письменному столу и посмотрела.

– Около восьмидесяти долларов. А что?

– Мне они нужны.

Бетти строго следила за этим сокровищем.

– Для чего? – сухо спросила она.

– Чтобы взять напрокат машину.

– Почему вы не используете одну из ваших кредитных карточек?

– Судя по всему, их при мне нет.

– А почему вы не воспользуетесь деньгами из своего бумажника?

Я объяснил ей, что я потерял деньги вместе с бумажником и кредитными карточками.

– Какая небрежность! – возмутилась она, а потом подозрительно посмотрела на меня. – И потом, зачем вам напрокат машина? Ведь у вас есть десятитысячный "мерседес"!

– В том-то все и дело! – сказал я с сокрушенным видом. – Мой бумажник взлетел на воздух вместе с моей машиной и моими брюками.