Пайола, стр. 4

Я спросил:

– Если вы ее не убивали, то кто, по-вашему мнению, мог это сделать?

Он ответил довольно открыто:

– Кто-нибудь из парней – а может, даже несколько – из банды противников Тода Хаммера. Ее называют Пайола-банда. Они знали, что я работаю на него, и понимали, что если разразится крупный скандал, то это свернет Хаммеру шею. Тогда они бесплатно смогут заняться его бизнесом.

Это было вполне разумное объяснение.

Мулден загасил сигарету.

– Да, я думаю, что именно так все и произошло. Но доказать это довольно трудно. И если вы так же умны, как выглядите, то советую вам отдать деньги обратно Ивонне. При этом поблагодарите ее от меня, пожалуйста, – так же и за все прежнее. Она поймет, что я имею в виду. А потом просто забудьте обо мне, пока однажды утром не прочтете в газете, что я уже никогда больше не выражу свою свободную волю к враждебному мне миру, потому что мне придется слишком много вдохнуть синильного газа.

Наше время еще не кончилось, но он неожиданно встал и, постучав в дверь, вызвал надзирателя.

– Вы меня извините, но я, пожалуй, пойду в свою камеру, чтобы окончательно решить, существует ли на самом деле потусторонний мир. И если он действительно существует, то, возможно, для меня там найдется еще свободное место. Как говорится в "книге книг": в отчем доме много свободных помещений.

Я проводил его взглядом, пока он шел по коридору. Теперь он не был похож на готового к прыжку тигра. Плечи опустились, походка отяжелела. Я поднялся на лифте к выходу и не зашел в кабинет Хэнсона, хотя и обещал ему.

Если Мулден солгал мне, что мною не исключалось, то он был первоклассным лжецом. С другой стороны, как-то один психолог говорил мне, что многие преступники перед лицом газовой камеры начинают убеждать самих себя в том, что никогда не совершали того, в чем их обвинили. И так упорно вбивают себе в голову свою невиновность, что вскоре искренне верят, что это сделал кто-то другой.

История Мулдена не была исключительной. Необычное касалось, главным образом, счастливой в браке женщины, которая собиралась бросить своего мужа и любимых детей и сбежать в тропический рай. И ни с кем иным, как с жалким музыкантом, который только и мог ей предложить модную джазовую музыку и мужские достоинства. Разумеется, в данных о банде Пайола могли быть и достоверные факты. Я терял время. А Ивонна предлагала мне 5000 долларов. Я сел в машину и поудобнее устроился за рулем. Потом повернул ключ зажигания. На мгновение я подумал, что нахожусь снова в Корее. И тяжелая артиллерия точно била по моей машине. Взрыва я не почувствовал, скорее услышал. А потом машина взлетела на воздух. Вместе со мной.

Глава 3

Возможно, вы видели эту фотографию. Незадолго до каникул ее поместили во многих газетах как предостережение водителям, любящим выпить. На ней изображен парень, лежащий на операционном столе. Он с надеждой смотрит в озабоченные лица хирургов. Надпись над фотографией гласила: "Алкоголь несет смерть!"

Нечто похожее случилось и со мной. Только я не был пьян. И как выяснилось, мой час умирать еще не пришел. Я лежал даже не на операционном столе, а просто на кровати станции Красного Креста в здании полиции. И лица, которые смотрели на меня, отнюдь не были озабоченными.

– Как это случилось? – спросила пожилая женщина-полицейский.

Хэнсон ответил:

– Более дикой вещи я еще не переживал. Я догадался, что Алоха не зайдет ко мне на обратном пути. Поэтому ждал его внизу в холле. Когда он вышел из лифта, я вслед за ним прошел на площадку для машин. И как раз в тот момент, когда я хотел его окликнуть, эта проклятая штуковина взлетела в воздух.

Блондинка поинтересовалась и у полицейского врача, тяжело ли я ранен, и с облегчением услышала:

– С ним практически ничего не случилось. Переломов нет, внутренних повреждений, судя по всему, тоже нет. Насколько я знаю мистера Алоха, он принадлежит к тем счастливчикам, чьи ангелы-хранители никогда не спят.

Я с интересом наблюдал, как в комнату вошла сестра в накрахмаленном белом халате. В руке она держала шприц для инъекций с какой-то жидкостью.

– Тут уже все хорошо, мисс Хастингс. – Полицейский врач небрежно махнул рукой. – Нам это больше не нужно. Мистер Алоха уже приходит в себя.

Чтобы показать, что он прав, я не только заморгал глазами, но и полностью их открыл. Потом попытался подняться.

Хэнсон помог мне принять сидячее положение и озабоченно спросил:

– Как ты себя чувствуешь?

– А как бы ты почувствовал себя, если бы в твое лицо полетели три тысячи фунтов металла? Вы бы не могли перестать разглядывать мою статную фигуру и не принесли бы вместо этого чего-нибудь выпить и покурить?

– Он чувствует себя превосходно, – перевел Хэнсон мои слова врачу. – Во всяком случае, он такой же, как и прежде.

– А что это было? – спросил я. – Землетрясение? Или кто-то меня невзлюбил?

Хэнсон сказал:

– Судя по всему, тебя кто-то крепко невзлюбил. Два человека из технического отдела изучают обломки твоей машины. Они уже высказали предположение, что к твоему зажиганию кто-то присоединил "чикагский ананас". И этот кто-то хорошо знал свое дело.

Я выпил то, что принесла мне сестра.

– Великолепно! Совершенно великолепно! И вся эта история, и подоходный налог.

Хэнсон сделал знак сестре и женщине-полицейскому, чтобы те покинули помещение.

– Кто хочет убрать тебя с пути, Джонни?

Я взял из руки врача горящую сигарету и спокойно ответил, что понятия не имею. Правда, после разговора с Мулденом, добавил я, этого можно ожидать от людей из банды Пайола. Видимо, им не понравилось, что Ивонна Сен-Жан наняла меня вызволить из камеры смертников Мулдена.

Хэнсон покачал головой.

– Чепуха! У них не хватило бы времени прикрепить бомбу! Тем более что они не слышали Мулдена.

– А откуда ты знаешь, что именно он мне рассказывал?

Хэнсон показал мне свои золотые коронки:

– А как ты думаешь, почему мы позволили тебе воспользоваться частной комнатой? Ты знаешь, что я думаю?

– Нет.

– Я думаю, что эта французская куколка пришла к тебе сегодня по хорошо разработанному плану. Мы должны думать, что тебе мешает освободить Мулдена банда Пайола. А я со своей стороны думаю, что Мулден рассказал тебе как раз то, что и должен был рассказать.

– Другими словами, я должен играть роль козла отпущения?

– Вот именно.

Сейчас, в воспоминаниях, духи Ивонны источали не такой приятный аромат.

А Хэнсон продолжал:

– Есть множество вещей, о которых Мулден нам ничего не рассказал и не расскажет, пока будет верить, что Хаммер все еще проявляет активность в его деле. Если бы ты оказался убитым, а мы бы клюнули на эту удочку, то появился бы новый материал, на основании которого можно было бы просить о пересмотре дела. Сам понимаешь, как выгодно было бы для Хаммера, если бы мы начали гоняться за каждым его конкурентом.

Его слова выглядели вполне логично. Ни Тод Хаммер, ни Ивонна Сен-Жан не учились своей тактике в институте благородных девиц.

– И что ты собираешься делать? – спросил я у Хэнсона. – Арестовать мисс Сен-Жан и прижать ее так, что она будет вынуждена заговорить?

Он не нашел это смешным.

– Нет. Мы сделаем вид, будто думаем именно так, как, по их мнению, мы должны думать. А ты будешь продолжать выполнять свое поручение и будешь пытаться вызволить Мулдена из беды, стараясь доказать, что он действительно не убивал Мэй Арчер.

Я поинтересовался, какую пользу принесет моя работа полиции, и его цветущий оттенок лица сразу сменился на багрово-красный.

– Мы как раз говорили о Пайоле! – взорвался он. А потом добавил с угрозой: – Твоя проклятая лицензия поставлена на карту!

Возразить было нечем. Я выкарабкался со своей высокой кровати и только сейчас понял, почему Хэнсон попросил дам выйти из комнаты. Мой револьвер и кобура висели у меня на поясе. Рубашка и куртка висели лохмотьями, но все-таки еще кое-что прикрывали. Но от брюк и подштанников остались лишь приятные воспоминания. В таком виде я не выступал перед общественностью с тех пор, как был еще от горшка два вершка.