Пайола, стр. 32

В голосе его появились хриплые нотки.

– Они занимались любовью и говорили о том, чтобы уехать на Гавайи. Потом Мулден оделся и вышел, чтобы принести новую бутылку виски. Я вошел в комнату и хотел с ней спокойно поговорить. Но когда я увидел ее там, обнаженную и бесстыдную, влюбленную в другого человека, я потерял голову, схватил тромбон и ударил ее. А начав бить, я уже не мог остановиться.

Да, так оно и было. На этот раз это была правда. Бунт слабого человека. Кровавый бунт ягненка. Я внезапно почувствовал тошноту.

– Я хотел остаться в комнате и добровольно сдаться полиции, – прошептал Арчер. – Но потом мне пришло в голову кое-что другое. Я хотел увидеть, как страдает человек, похитивший мою жену. Он должен вынести те же страдания, которые перенес я. Я хотел, чтобы он умер за то зло, которое он мне причинил. Я быстро уехал домой. А когда ко мне пришла полиция, я убедил их в своей невиновности. Они мне поверили. А почему бы им было и не поверить. Судимостей у меня нет. Меня даже ни разу не наказывали за превышение скорости.

Я поднялся с кровати.

Он выхватил револьвер.

– Нет, Алоха! Вы отсюда не уйдете! И никому не скажете, как было на самом деле. Мулден должен умереть за то, что он сделал с Мэй и со мной.

Я даже не счел нужным ответить ему. Когда я выходил из комнаты, слышал, как щелкнул курок револьвера.

Хэнсон привез с собой пожилую женщину-полицейского, которая забрала детей. В кухне и в гостиной уже было полно полицейских и репортеров. Толпились они и в саду. Весь участок был окружен кольцом любопытных соседей.

Хэнсон стоял рядом с Гарри Голдом.

– Вы слышали? – спросил я обоих.

Они кивнули.

Я хотел еще что-нибудь им сказать, но у меня в этот момент просто не нашлось подходящих слов. Зато они нашлись у Голда:

– Неудивительно, что дело было таким запутанным. Неудивительно, что Арчер не смог опознать негодяев, которых Хаммер якобы натравил на него, чтобы заставить его изменить показания. Ведь этих людей вообще не было. А шишки и синяки он сам себе где-то наставил. В этом деле никто не был замешан, кроме Арчера и тех людей, которых он убил или пытался убить.

Да, концовку расследования нельзя было назвать красивой. Но в жизни она редко бывает красивой.

Я прошел через кухню, вышел в сад и добрался до своей машины. В мрачном настроении я поехал по освещенным утренним солнцем улицам к себе в контору. В кабинете я снял трубки с обоих телефонов, запер дверь и растянулся на кушетке.

Я не хотел никого видеть. И мне было совершенно безразлично, увижу ли я в жизни хоть одного человека. В эти минуты я готов был возненавидеть все человечество.

Глава 17

Судя по положению солнца и по теням, видимо, был уже второй час, когда я наконец проснулся. За это время Бетти успела переключить телефоны на приемную. Я слышал, как она что-то строчит на пишущей машинке. Машинка работала тихо, почти неслышно. Иногда раздавался приглушенный телефонный звонок.

Наконец я услышал ее голос:

– Нет, я не могу вас сейчас соединить с мистером Алоха. Если вы дадите свой номер телефона, он вам позвонит.

Проснувшись, я какое-то время еще полежал на диване, пытаясь ни о чем не думать. Мне было приятно, что кто-то заботится о том, чтобы никто не нарушил моего покоя. И тем более было приятно, что этого человека звали Бетти.

Словно почувствовав, что я проснулся, она осторожно приоткрыла дверь и заглянула в кабинет.

Мгновением позже она принесла мне кружку с холодным апельсиновым соком.

– Как вы себя чувствуете, Джонни?

– Теперь, когда я немного поспал, сносно. Судя по всему, было много телефонных звонков?

– Да. Звонили все утро. Причиной тому, наверное, утренние выпуски газет. Хотите взглянуть?

– Думаю, что нет.

– Я так и думала, – ответила она. – Там нет ничего, о чем бы вы не знали. За исключением того, что Мулден по решению суда выпущен из-под стражи. Он тоже звонил и просил меня передать вам его благодарность. Он надеется в скором времени выразить ее вам лично.

Я хотел сказать, что роль Мулдена во всем этом деле мне совсем не нравится, но потом вспомнил изречение из Библии, в котором говорилось о стеклянном доме и камнях, которые нельзя бросать. Поэтому я промолчал.

А Бетти продолжала бодрым голосом:

– Мисс Сен-Жан уехала в свои апартаменты под крышей. Когда она прочитала в газете, что мистер Хаммер продал свою фирму Амато только ради нее, чтобы с ней ничего не случилось, она буквально разревелась и сказала, что такого ради нее еще никто не делал. И самое меньшее, чем она может отблагодарить этого человека, – это провести с ним остаток его жизни, постоянно выражая ему благодарность. Она сказала, что вы поймете, что она имела в виду. Вы поняли, Джонни?

– Ничего я не понял, – пробормотал я себе под нос.

Бетти испытующе посмотрела на меня.

– А мистер Амато и два преступника, которые работали на него, сидят за решеткой. Им предъявлено обвинение в похищении вас и мисс Сен-Жан.

"Таймс" напечатал на первой странице статью с огромным заголовком. В ней говорится, что в скором времени в Лос-Анджелесе больше не будет никакой "Пайолы". И что это ваша заслуга, Джонни!

– Великолепно! – сказал я.

Бетти поправила меня:

– Это больше, чем великолепно! Ведь половина телефонных звонков исходила от людей, которые хотят дать вам поручения. В будущем вы сможете сами выбирать себе дело и зарабатывать большие деньги.

Это напомнило мне о деньгах, которые все еще лежали у меня в кармане. Я дал ей эти три тысячи и попросил присовокупить их к первым двум, а потом послать чек в налоговое управление для уплаты всех моих долгов.

– Я это сделаю, если успею в банк до трех часов, – с готовностью откликнулась Бетти. – Но тут есть еще одна деталь, Джонни, которую я не могу понять.

– Какая?

– Когда вы вчера вечером ушли от нас, я сделала так, как вы просили. Я постаралась быть гостеприимной хозяйкой по отношению к мисс Сен-Жан. Я напустила в ванну горячей воды и помогла ей вымыть спину. И знаете что, Джонни?

– Что?

У Бетти округлились глаза.

– Все ее красивое тело было испачкано кровью. Я просто не могла понять, откуда у нее на теле столько крови, если она не имела ни малейшей царапины.

Я мысленно поблагодарил врача с травматологического пункта, что он мне сделал такую аккуратную и плоскую повязку.

– Этого я тоже не знаю, – солгал я. – Может быть, у нее было носовое кровотечение или еще какое... – Говоря это, я встал и подошел к окну.

Отодвинув занавеску, я посмотрел на улицу.

К моей радости, я сразу заметил, что есть другой, более приятный объект для разговора. Тод Хаммер не бросал свои слова на ветер. Когда он меня спросил, заказал ли я себе новую машину, а я ответил, что еще не нашел на это времени, он сказал, что мне не надо об этом беспокоиться и что все заботы он возьмет на себя. И он действительно взял на себя все заботы. Новый "мерседес", стоявший у моей двери, блестя всеми своими лакированными и металлическими частями, был настоящей игрушкой.

Бетти протянула мне связку ключей.

– Ах, да! Чуть не забыла... Эту машину доставил сюда час назад какой-то подозрительный субъект, назвавшийся Вирджилом...

Бетти была упорной и любознательной, как и все женщины.

– Но, послушайте, Джонни...

– Да?

– Вы уверены, что не знаете, почему мисс Сен-Жан была вся испачкана кровью? Ведь вы же были с ней вместе?

Я сделал вид, будто только сейчас вспомнил об этом.

– Ах да, конечно! Я был вместе с ней!

После этого я поспешно вышел, чтобы избежать неприятной темы и полюбоваться моей новой машиной.

Отсрочка была кратковременной. Если это вообще можно было назвать отсрочкой и если Бетти просто не издевалась надо мной. Рано или поздно, в одном из газетных сообщений, которые уже написаны и подготовлены к печати, наверняка какая-нибудь газета упомянет, что я был ранен в схватке с гангстерами в загородном доме на побережье. Бетти сложит два и два, получит в итоге определенную сумму и не будет со мной разговаривать в течение месяца. Но как мне объяснить ей свое "падение"? И как вообще можно объяснить душевный порыв? Или вообще законы жизни?