Моряк сошел на берег, стр. 15

Я поцеловал ее пальчик.

– О'кей! Первый шаг сделан. Теперь допей рюмку и поехали дальше.

Корлисс оторвала взгляд от кольца и посмотрела на меня.

– Куда?

– В Тихуану, – ответил я.

10

Движение на шоссе было интенсивнее, чем раньше. Чтобы выиграть время, я поехал по окружной дороге, через Норфолк и Сел Бич. За Ньюпортом дорога стала посвободнее.

Океан простирался как гладкая пурпурная поверхность – не было ни ряби, ни барашков. На горизонте, в сторону востока, уходил пароход, казавшийся игрушечным. Кое-где у берега купались закаленные купальщики.

Левая рука Корлисс покоилась на моем колене. Юбка ее немного задралась, и я мог видеть ее загорелые ноги. Но больше я не хотел думать о ней – вернее, только о ней. Брак означал нечто большее, чем просто секс. Он означал любовь, доверие и уважение. Корлисс хотела, чтобы нам обоим было хорошо, и я внезапно почувствовал, что и мне хочется этого. До сих пор любовь для меня была лишь каким-то мерцающим огоньком, несбыточной мечтой, о которой я часто мечтал, стоя ночью на вахте. А теперь эта любовь превратилась в действительность.

– Я люблю тебя, бэби, – сказал я.

Пальцы Корлисс ласково скользнули по моей щеке.

– Я тоже тебя люблю, Швед...

Когда впереди замелькали огни Короны дель Map, я уменьшил скорость.

– Ты будешь хорошо относиться ко мне? – спросила она.

– Так хорошо, как только смогу, – пообещал я. – Но мы сразу должны поставить все точки над "и". Я ничего не хочу иметь из тех денег, которые приносит мотель. Может быть, теперь мне и не хватит денег, чтобы купить ферму, но в этом случае я подыщу какую-нибудь работу и буду работать, пока не сколочу нужной суммы. То есть другими словами: семью кормлю я!

Она снова положила руку мне на колено.

– Ты – золотой парень, Швед!

Если бы она только перестала гладить мою ногу! По крайней мере, до того времени, когда я уже смогу всерьез посвятить себя этому делу. Когда мы приближались к Лагуна Бич, я спросил ее, не проголодалась ли она.

– Немножко, – ответила она. – Во всяком случае, с едой можно подождать до Сан-Диего.

Стало темно, и я включил фары. За одним из поворотов в свете фар появился "Бичкомбар-бар".

Большой некрашеный сарай был украшен рекламными щитами. Море за ним снова пришло в волнение – оно с шумом закатывалось на берег, оставляя на нем белую пену. Я подумал о Волковиче и его машине, и у меня по спине побежали холодные мурашки. Скалы и прилив уже, видимо, сделали свое дело. Смешно, что я боялся по поводу своих отпечатков пальцев. Когда море расправится с "бьюиком", полиция даже руля не сможет найти.

Когда мы проезжали мимо бара, Корлисс подчеркнуто отвернулась от него.

А меня снова бросило в пот, на этот раз при мысли, что его, должно быть, уже хватились. Если он был владельцем заведения, то его отсутствием заинтересуются его служащие. А если он сам был только служащим, то его хозяин поинтересуется его отсутствием.

Я спросил у нее, был ли Волкович женат.

– Неужели мы не можем забыть его? – огрызнулась она.

– Хотел бы забыть, да не могу, – вздохнул я.

Мы поели в лучшем отеле Сан-Диего, а потом продолжили наш путь на юг сквозь прозрачную звездную ночь. Окна машины были подняты, отопление работало, и в салоне господствовали ароматы Корлисс. Поженимся мы или нет, но у меня в голове лишь было одно. Может быть, уважение и доверие придут ко мне позже, а в настоящий момент я только хотел обладать этим красивым, источающим дурманящие ароматы телом.

На границе штата трудностей никаких не возникло. На нас посмотрели как на одну из многих десятков влюбленных парочек или просто туристов, а может, и на игроков, которые уезжали в Мексику на вечер или на весь уик-энд, чтобы попытать счастья в игре или наставить рога своему благочестивому супругу.

Как я и ожидал, мексиканское бюро регистрации браков было уже закрыто. На главной улочке городка красовалась реклама, возвещая о том, что близлежащее питейное заведение имеет самую длинную стойку в мире. Я усадил Корлисс за один из столиков перед рюмкой, а сам отправился на улицу отполировать мои заржавевшие знания испанского языка, сделав это на первом же попавшемся мне полицейском:

– Пуэде рекомендарме ин абогадо квикомпренде инглесс? – отважился я на фразу.

Полицейский кивнул.

– Ясно! Конечно, матрос. – Он показал мне на освещенное окно на втором этаже дома напротив. – Вон там, на той стороне. Хосе Сан-чес Аварилло. Хосе сдал государственные экзамены в Стэндфордском университете и отлично говорит по-английски. Скажите ему, что вас послал Ник.

Я перешел улицу и поднялся по лестнице. Аварилло был молод, хорош собой и услужлив. Судя по всему, именно такого адвоката мне и нужно было найти, или какого-нибудь, кто был знаком с местными обычаями.

Мы обменялись приветствиями, а потом я положил на его стол десять десятидоллоровых ассигнаций.

– Для вас, сеньор.

Аварилло проверил деньги.

– Си, сеньор. Что я могу для вас сделать?

– Мне нужна брачная лицензия.

– Ах вот оно что?

– Для миссис Джон Мейсон, вдовы, и Свена Нельсона, холостяка. – Я взял карандаш, лежавший на столе, и написал ему наши имена. – А также священника или мирового судью, все равно кого, лишь бы он обладал полномочиями обвенчать нас.

Аварилло изучал наши имена.

– Это нужно сделать сегодня, сеньор?

Я утвердительно ответил ему по-испански.

Он пересчитал банкноты и сунул их в карман жилета.

– Как вам будет угодно, сеньор. – Он откинулся на спинку своего вращающегося кресла. – Но, надеюсь, вы понимаете, что сейчас уже поздно для такого рода дел? Я буду вынужден нарушить покой чиновника бюро по регистрации, а также управляющего здания суда, не говоря уже о судье. – Его улыбка источала любезность. – После того как вы выплатили мне мой гонорар... – Он потер руки. – Нужно заплатить гонорар и другим людям. Скажем, еще сто долларов.

И это после того, как он положил мои деньги в свой карман. Я высказал ему свое недовольство. Аварилло продолжал улыбаться.

– И тем не менее иначе я не смогу вам помочь. Неужели вы захотите огорчить вашу очаровательную сеньору, сеньор? И я уверен, что она очаровательна...

Мне не оставалось другого выхода, и он отлично знал об этом. Я выложил ему на стол еще сотню долларов.

Аварилло присоединил их к другим деньгам.

– Премного благодарен, сеньор... Если вы и мисс Мейсон соблаговолите зайти сюда через полчаса, то у меня уже будет необходимая вам лицензия и квалифицированный судья.

Я вернулся в бар с самой длинной стойкой в мире. К Корлисс уже успел прицепиться какой-то темнокожий пьянчужка. Он сидел напротив нее на стуле и пялился на нее. При этом он что-то говорил на непонятном языке. Когда я уже стоял позади него, он перегнулся через стол и попытался погладить руку Корлисс.

А та словно окаменела от страха. Я схватил парня за отвороты куртки и поднял его со стула. Он оказался крупнее и мускулистее, чем казалось на первый взгляд, – с мышцами человека, который занимается тяжелым физическим трудом.

Он сбросил мою руку, встал около стола и обрушил свой незнакомый говор в мой адрес. Мне почему-то показалось, что он говорил на румынском или югославском языке.

– Ты хоть немножко понимаешь, что он хочет? – спросил я у Корлисс.

Она встала, бледная, как мел.

– Нет. Уведи меня отсюда, Швед. Я его боюсь.

Я хотел провести ее между столиков из бара, но парень преградил нам дорогу. Трудно было сказать, в каком он находился настроении и чего он хотел. Но как бы то ни было, он вытянул руку и шлепнул Корлисс по заду.

Та вскрикнула. В тот же момент я влепил ему затрещину, так что он упал на пол. Сразу же появился кельнер-мексиканец.

– Что тут случилось?

– Этот человек оскорбил сеньору, – объяснил я.

Кельнер воспринял это довольно философски.

– Этот человек пьян, сеньор.