Каждый может умереть, стр. 36

— Нет. Последний раз я видел Еву в своем кабинете, около двух часов.

Кац продолжал:

— Так вот, она не вернулась сюда. И теперь создается впечатление, что все то время, пока мы обзванивали больницы «Скорой помощи» и местные отделения полиции, она сидела в кабинке у Пэдди и накачивалась пойлом. Полицейские узнали от Пэдди, что она зашла около девяти часов и сидела себе тихо-мирно, одна-одинешенька, все время заказывая мартини. Потом, примерно час назад, какой-то шутник стал ее подначивать. И вместо того чтобы отшить его, как следовало бы приличной женщине, она огрела его по голове бутылкой виски, а когда Пэдди попытался помешать ей убить парня, она и в него запустила бутылкой, которая пробила зеркало позади стойки.

Глава 17

Несмотря на ранний час и относительную тишину в городе, в стенах полицейского отделения постоянно сновали туда-сюда офицеры в форме и в штатском, звучали телефонные звонки и металлический стук телетайпов.

Гэм ждал, поставив один локоть на конторку для составления протоколов, пока сестра-хозяйка проведет Еву Мазерик через закрытую дверь с большой надписью: «ПРОНОСИТЬ ОРУЖИЕ ВНУТРЬ ЗАПРЕЩЕНО». За это время на двоих молодых людей, подозреваемых в крупной краже, составили протокол; пьяный, так нализавшийся, что не мог назвать сержанту за конторкой свое имя, требовал, чтобы ему позволили позвонить своему адвокату; женщина средних лет, чье лицо носило следы прежних побоев, рыдая, в подробностях описывала последние оскорбления, которым, как она утверждала, подверг ее муж.

Гэм вгляделся в женщину с врачебным интересом. Бывали моменты, когда он жалел, что мужчины не могут открыто рыдать. Слезы ничего не решают, но они все-таки дают женщинам физический выход для их эмоций. Женщине не приходится держать все в себе, как это делает мужчина.

Он не понимал, как мог так ошибаться по поводу Евы. Он никогда не думал, что она из тех, кто попадает в камеру предварительного заключения. Он спрашивал себя: не было ли это отчасти его виной. Ева Мазерик находилась во власти каких-то сильных переживаний, когда пришла в его офис. Будь он более хорошим психоаналитиком, он бы убедил ее освободиться от груза того, что она хотела ему рассказать.

Закончив разговаривать с рыдающей женщиной и выслав патрульную машину за ее мужем, сержант за конторкой вытер потное лицо влажным носовым платком.

— Жарко, а, мистер? — спросил он. — И похоже, днем опять будет пекло.

— Да, — согласился Гэм. Он поддержал разговор. — Городским властям надо было бы установить кондиционеры во всех отделениях.

— Ха! Кому есть дело до того, что полицейские обливаются потом?

— Наверное, вы правы.

Гэм отстранился от конторки и прошел вперед поприветствовать Еву, когда тюремный надзиратель открыл запертую дверь и сестра-хозяйка провела ее к конторке.

— Вы в порядке? — спросил Гэм, схватив ее за локоть.

Ее голос был тихим и ничего не выражающим.

— Я все еще немного пьяна и напугана.

— Ничего удивительного.

Девушка оглядела вестибюль:

— Вы — один?

— Нет. Снаружи, в машине мистера Мортона, ждут мистер Кац и мистер Мортон.

— Мне нужно с ними разговаривать?

— Нет, — заверил ее Гэм. — Залог за вас был внесен несколько минут назад, и, как только мы заберем ваши личные вещи, вы вольны уйти отсюда, никому ничего не объясняя. То есть если вы не сочтете, что, поговорив со мной, вы почувствуете себя лучше.

— Думаю, это может быть так, — согласилась Ева, когда расписывалась за косметичку и ее содержимое, а дежурный сержант положил перед ней ее сумочку. — Мне нужно с кем-нибудь поговорить. Можно попросить у вас сигарету?

— Конечно.

Гэм дал ей сигарету и зажег ее, потом провел ее по вестибюлю в относительно уединенное место, к жесткой деревянной скамье, отполированной десятками тысяч брюк и обтягивающих юбок.

— Ну что же. Давайте начнем, Ева, — сказал Гэм, усевшись рядом с ней. — Связано ли как-то ваше пребывание здесь с тем, что беспокоило вас, когда вы пришли ко мне в кабинет?

— Да. Пол знает?

— Вы имеете в виду — то, что вы здесь?

— Да.

— Насколько мне известно, нет. Я не виделся с ним. Я приехал домой всего несколько минут назад. — Он добавил, не заботясь о достоверности: — Но мистер Мортон и мистер Кац сказали мне, что он волнуется за вас.

— Интересно почему.

— Это довольно загадочное заявление.

— Это то, что я чувствую. — Она наполнила легкие дымом и выдохнула. — Пожалуйста, не думайте, что я не благодарна вам, людям, которые проявили такую доброту. Я благодарна. Что бы ни случилось между Полом и мной, я не думаю, что смогла бы вытерпеть еще пять минут в этом месте. Я пожалела почти тотчас же после того, как не позволила мистеру Мортону внести залог, когда он был здесь. Просто я не знала, что делать. Я до сих пор не знаю.

Гэм был мягок с ней:

— Почему бы вам не дать мне возможность попробовать вам помочь, Ева? Допустим, вы начнете с того, что расскажете мне, куда вы пошли, после того как покинули мой кабинет.

— Я не знаю.

— Чтобы я вам помог, вам придется быть искренней со мной.

— Я стараюсь. Просто до сих пор все как в тумане. Я помню, как шла, помню, как была в библиотеке, помню, как была в Санта-Монике, на набережной с аттракционами.

— Господи, но на чем вы оттуда добирались?

— Я понятия не имею. Вероятно, на такси. Я помню, как брала такси от Санта-Моники. Следующее, что я помню, — это что я в «Бифитере» и все на меня кричат. Несколько минут спустя меня арестовали.

— Вы начали пить сразу, как только покинули мой кабинет?

— Нет. Я вообще не помню, чтобы я пила в течение дня. Это скорее было эмоциональное помутнение, как будто я медленно двигалась во сне или в ночном кошмаре. Я даже не помню, но, наверное, я попросила водителя такси остановиться у бара мистера Коловски. Я помню только, что мне не хотелось идти домой. Я и сейчас не хочу. Я не могу идти домой.

Гэм какое-то время вглядывался в ее лицо. Девушка, похоже, находилась в какой-то форме амбулаторного шока. Он потрогал одну из ее пылающих рук. До истерики было недалеко.

Надо быть особенно мягким с ней.

— Допустим, мы начнем с того, что вы помните, Ева. Вы говорите, что помните, как были в библиотеке. Зачем вы пошли в библиотеку?

— Чтобы посмотреть, что такое «инцест».

— Инцест?

— Да. Я смотрела в полудюжине книг. Библиотекарь спросила меня, нашла ли я то, что искала, и я сказала, что нет. Потом, следующее, что я помню, — это как я в Санта-Монике, на набережной с аттракционами. То есть я находилась там физически, но мысленно я снова оказалась в лагере Ein und Zwanzig, заново переживая всю историю с герром Гауптманом.

— Кто такой герр Гауптман?

Девушка откинула назад свои светлые волосы и сказала негромким голосом:

— Один человек, с которым я познакомилась много лет назад, в Германии. Этот тридцатилетний школьный учитель изнасиловал меня, когда мне было двенадцать. После этого мы были любовниками более года.

Гэм был потрясен:

— И это когда вам было тринадцать?

— Именно так.

Гэм старался точно установить факты для возможного использования в будущем.

— Будучи ребенком, вы любили мужчину?

На этот раз голос Евы зазвучал сильнее:

— О Господи, нет! Я ведь только что сказала вам, что он меня изнасиловал. Он едва не убил меня, когда взял в первый раз. Мне казалось, что я умру. Мне до сих пор больно, когда я об этом думаю.

— И никто не пытался его остановить?

— Нет.

— А вы не звали на помощь?

— Нет.

— Почему нет?

— Потому что некого было звать. Кроме того, он пообещал, что, если я никому не скажу, что он со мной сделал, это никогда больше не случится. — Ева положила руки на колени и сидела, покручивая свое обручальное кольцо. — Но это случилось неделю спустя. А потом три-четыре раза в неделю, на протяжении следующих четырнадцати месяцев. Не то чтобы мне это совсем не нравилось. Я бы солгала, если бы так сказала. Он по-своему был добр ко мне. И, учитывая, что я была такой молодой и глупой, мне думается, это продолжалось бы и дальше, если бы его не поймали.