Гости незваные, стр. 59

Глава 31

Одним прекрасным утром, просматривая подготовленные референтом бумаги с новостями, я обнаружил среди них довольно интересную. В ней докладывалось, что известный российский писатель граф Алексей Николаевич Толстой, судя по всему, задумал создать масштабную эпопею. Во исполнение чего он проштудировал сначала биографию императора, потом все, что смог найти про канцлера, и сейчас пытается установить знакомства с теми, кто знал этих двоих еще с начала века. В частности, с летчиками первых двух выпусков.

Поначалу я отнесся к этой новости без особого интереса. Подумаешь, к пяти моим официально опубликованным и чуть ли не во всем противоречащим друг другу биографиям добавится шестая. Причем, скорее всего, аналогичная по степени приближения к истине. Правда, у императора, в отличие от его канцлера, официально одобренное жизнеописание имелось всего одно, но Гоша, будучи человеком уравновешенным, не воспринимал это как дискриминацию. Так что пусть Алексей Николаевич пишет помаленьку, до того же Достоевского в смысле скорости создания текстов ему далеко. Лет пять точно уйдет, если не все десять или даже больше. Ведь «Хождение по мукам» он создавал аж девятнадцать лет, и вряд ли ему придет в голову укладывать эпопею про нас с Гошей меньше чем в три тома. Раз уж у нас нет и не предвидится гражданской войны, то про что же ему еще эпопейничать-то? Если вдруг возникнет такая потребность.

Но тут мои мысли приняли несколько иное направление. Ведь своего «Петра» в той истории он хоть и начал писать позже, но материалы-то собирал задолго до начала непосредственной работы. И даже писал что-то вроде набросков, один из которых стал рассказом. И все равно ему хватило времени только на один том, а ведь собирался довести своих героев как минимум до Прута! Я вспомнил, как мне было жалко в детстве, когда «Петр» кончился чуть ли не на полуслове, хотя про его последующие дела можно было написать еще как минимум две книги такого же объема…

То есть хрен вам, дорогой Алексей Николаевич, а вовсе не материалы к эпохальному роману о Георгии Первом и его верном спутнике Найденове. Я, как канцлер, не допущу, чтобы русский народ вместо полнообъемного «Петра Первого» получил какую-то очередную конъюктурщину про нас с Гошей. Надо будет – и получше вас найдется кому такое написать. И за куда меньшие деньги, кстати.

Я уже хотел было распорядиться отправить ему приглашение, но вовремя одумался. Это же не заказуха про инженера Гарина! Человек должен написать нашего «Петра» как минимум не хуже того, что его аналог создал в том мире. И, значит, с ним нужно обращаться бережно, чтобы ненароком не испугать. Ибо большая часть российской интеллигенции никогда не страдала недостатком осторожности, скажем так. Так что пусть кто-нибудь из тех летчиков, что сейчас работают в Гатчине, но летать начали еще в Георгиевске на «Святогорах», договаривается с ним на предмет набиться в гости за компанию с одним своим знакомым. Даже не так – не просто знакомым, а первым инструктором, который в те далекие времена учил его летать. Толстой же не знает, что этого инструктора зовут Георгием Андреевичем и поэтому не будет заранее волноваться. А там я в спокойной домашней обстановке разъясню Алексею Николаевичу, что задуманная им книга пусть лучше маленько подождет. Если уж писать про русских императоров, то начинать надо с первого из них, то есть с Петра.

И вот через три дня во исполнение этого плана после ужина у величества я поехал не в Гатчину, а по Невскому почти до Знаменской площади. Там в скромной пятикомнатной квартире на втором этаже доходного дома Круглова обитал будущий классик. Старший штурман правительственного авиаотряда полковник Голубницкий, один из тех казачат, которые приехали в Георгиевск с Полозовым после его посещения родной станицы, уже ждал меня у подъезда.

– Георгий Андреевич, – шепнул он мне, когда мы поднимались по лестнице, – может, кого другого найдете про вас писать? Читал я его «В небе Атлантики» – ведь вранье же почти наполовину!

– Это называется не вранье, – просветил я полковника, – а художественный домысел. И всего пятьдесят процентов этой составляющей вполне позволяют отнести данный труд даже к документальной прозе. Вот когда отклонения от истины заходят за две трети, то это уже литература художественная. Если, конечно, она написана хорошо, но с этим у Алексея Николаевича полный порядок. Правда, у многих других текст выходит такой, что его читать тошно, тогда это действительно вранье и больше ничего. Но, между нами, я как раз и хочу отговорить Толстого от его затеи, потому мы с вами и приехали к нему в гости.

Поначалу Толстой меня даже не узнал, ибо ни разу не видел без черного мундира и зеркальных очков. А узнав, растерялся. Однако заранее проинструктированный полковник тут же достал бутыль фишмановки и, мастерским движением наполнив три стакана, предложил выпить за успехи российской литературы. Это оказалось неплохим противошоковым, писатель порозовел и обрел способность говорить связно, но для закрепления эффекта полковник повторил операцию, правда, уже без моего участия. После чего мы закусили и перешли к литературной беседе.

Вопреки ожиданиям, Толстой согласился с предложением написать про Петра практически сразу. Однако с временными рамками произведения у нас поначалу возникли разногласия.

– Алексей Николаевич, – убеждал я его, – ну что такое один том? Лев Николаевич и то свою «Войну и мир» растянул на два! А ваш потенциал как минимум не ниже. Народу нужно масштабное эпическое полотно! Так что ваше предложение закончить роман нарвской победой мне даже как-то странно слышать. Героев надо довести как минимум до Прута!

– Н-но ведь это было п… поро… поражение! – категорически не согласился будущий классик. – Нельзя кончать книгу п-поражением. Ик! Т-тогда придесс…ся вести их дальше, а они к тому времени будут – ик! – уже очень старыми. Нехр… нехорошо это. Ик.

– А как же вы тогда собирались писать про меня? – резонно удивился я. – Мне ведь не пятьдесят и даже не шестьдесят лет от роду, так что они по сравнению со мной все равно останутся молодежью! Нет, ваши аргументы представляются несколько надуманными.

В конце концов мы сошлись на том, что роман будет состоять как минимум из двух больших томов и дойдет не менее чем до Полтавской битвы. После чего Толстой выбил-таки себе право вернуться к произведению про императора с канцлером, но обещал и тогда не прекращать работу над продолжением «Петра». Решив, что для начала это неплохой результат, я начал прощаться. Тем более что Толстой оказался не только не Достоевским, но даже и не Фадеевым в том смысле, что всего с двух стаканов под конец беседы так и норовил заснуть прямо за столом. Ничего, подумал я, спускаясь к машине. Какие его годы, у молодого человека еще все впереди.

Следующим утром я только-только собрался еще маленько подумать про Петра и его эпоху, как позвонила Танечка и сказала, что у нее есть новости. Ну что же, опять придется с сияющих вершин искусства спускаться к низменной повседневности, подумал я и пригласил даму на утренний кофе. Правда, на сей раз он был из Бразилии, а не из Ярославля.

– Есть новости из Каспийска, – сообщила мне директриса.

– Неужели мы наконец-то дождались? – всплеснул руками я. – А то у меня уже и надежда стала как-то помаленьку угасать. Не разочаровывайте же, говорите – хоть и черт знает как поздно, но оттуда все-таки кто-то сбежал?

– Увы, шеф, вынуждена вас огорчить. Конфетку возьмите, мне дочь говорит, что они помогают от расстройства. Еще никто не сбежал, пока только один готовится. Но это и ладно бы, мы ничего другого не ждали, однако новость в том, что на него донесли. В лучших традициях, то есть под покровом ночи и взволнованным шепотом. Да и вообще от этого побега с самого начало попахивало театральщиной, вот такое у меня сложилось впечатление. Уж продукты-то можно было не закупать в магазине! Да и матрац у потенциального беглеца отличается от тех, что были завезены в Каспийск на общих основаниях.