Чикаго, 11, стр. 45

Одним неприятным моментом меньше. Теперь ему остается написать бестселлер. Или по крайней мере ходкую книжку, продажа первого издания которой в твердой обложке сможет оправдать издателю аванс.

Наверняка он просит у Бога не так уж и много.

Глава 20

Теперь, когда действие успокаивающих, под которым она находилась почти постоянно со вчерашнего вечера, почти прошло, когда Энн с Корой, банальные, как клише, ушли и ей предоставилась возможность основательно поразмышлять о себе и своих сестрах по полу, Мери Дейли пришла к выводу, что большинство женщин — суки.

«Слаще», чем были Кора и Энн, и быть нельзя. Как только они вернулись из дюн и узнали о случившемся, то бросились в госпиталь.

Какая жалость, что именно с ней произошел такой ужас!…

Теперь-то она жалеет, что не поехала с ними в дюны?… А вот они провели там время преотлично… Но ей не стоит ни о чем беспокоиться.

Энн утром позвонит и позаботится о том, чтобы за нее кто-нибудь провел уроки. Она также позвонит директору и сообщит, что Мери больна и доктора посоветовали ей воздержаться от преподавания до конца учебного года.

Кора упакует ее вещи, и они обе потратят сколько понадобится времени, чтобы найти для нее новую квартиру. И конечно же, если кто-то из их общих знакомых выскажет какие-нибудь подозрения или намеки на то, что неназванная «соседка из квартиры рядом» и «очень привлекательная двадцатишестилетняя сотрудница чикагского совета по вопросам образования», как о том говорилось в газетах, — это она, то они, естественно, будут это отрицать.

Мери нащупала рукой открытую сигаретную пачку на металлическом ночном столике рядом с кроватью, сунула сигарету в рот, а потом обнаружила, что медсестра из самых добрых побуждений не оставила ни спичек, ни зажигалки.

Она дернулась было к кнопке вызова у подушки, но нажимать на нее не стала, поскольку ее мысли вновь вернулись к перспективам, предложенным Энн и Корой.

Почему это они естественно будут все отрицать? К чему в такой спешке искать ей новую квартиру? Почему она не может закончить учебный год? Она же не сделала ничего предосудительного! Разве она хотела, чтобы ее изнасиловали?

«Есть вероятность, — размышляла Мери, — что, когда залечатся мои телесные раны, возникнут другие осложнения».

Она очень сомневалась, что ее сбережений хватит и ей не придется отправляться в дом призрения для матерей-одиночек.

Вчера, перед тем как отправить ее в госпиталь, полицейский хирург упомянул о тесте на беременность. Но потом этого вопроса больше не касались. А судя по приятно-прохладному, почти стерильному ощущению в низу живота и по тому, как она была обихожена, когда очнулась от анестезии, у нее возникло вполне обоснованное подозрение, что о возможной ее беременности от этих подонков уже позаботились.

И если на следующей исповеди отец Ксавье этого не одобрит, ему придется обратиться к Папе. Еще одним унижением больше.

Мери лежала, мысленно перебирая отрывки из недавнего разговора с двумя учительницами, с которыми она снимала квартиру. Кора была особенно ошеломлена.

— Но, Мери, — удивлялась она, — неужели ты действительно пошла к соседке в одном только халате? Даже без трусиков и лифчика?

А почему бы нет? Был жаркий день. Она и прежде поступала так же. Она не ожидала найти в соседней квартире никого, кроме Терри. А Терри все равно, что на ней надето, а что нет.

Потом Энн деликатно осведомилась:

— Но, Мери, дорогая. До того, как они…, ну…, овладели тобой в первый раз, прежде чем они затащили тебя в спальню Терри, а двое парней держали тебя, пока третий тебя насиловал, неужели ты не могла закричать хоть один раз, прежде чем тебе заклеили рот пластырем?

Удивление? Сочувствие? Потрясение? И это когда она знает, что Кора была замужем и развелась еще до двадцати лет, а в данный момент находится в пылкой любовной связи с лесбиянкой — учительницей биологии, а Энн предоставляет своему жениху-бизнесмену досвадебные привилегии!

Мери не осуждала подруг за их поступки. Обе они — вполне взрослые женщины. И что они делают в свое свободное время, пока это не становится достоянием гласности, никого не касается. В правилах совета по вопросам образования ничего не говорится о том, чем учителя, не важно — мужчины или женщины, отличаются от остальных людей. Единственное, против чего возражает совет, — это против того, чтобы твое имя появилось в газетах при обстоятельствах, дискредитирующих профессию учителя.

Именно благовоспитанное лицемерие Коры и Энн привело Мери в ярость. Если бы она знала, что в соседней квартире ее будут поджидать четверо пьяных молодых самцов, она ни за что бы туда не пошла, будь она в трусиках и лифчике или без них. Она бы просто позвонила в полицию. И если бы она могла закричать, она бы закричала. Как оно и было, когда ей наконец удалось пробраться к двери, но пока подоспела помощь, прошло еще четыре или пять минут и еще одно сношение с Фрэнки.

Теперь, когда мысли ее прояснились и у нее есть время подумать и сосредоточиться, она поняла, что, несмотря на то что Энн и Кора искренне старались ей помочь, они считали, что если бы она действительно захотела, то смогла бы предотвратить насилие и что осознанно или неосознанно она сама навлекла на себя то, что с ней произошло. Именно это расстроило Мери, да еще какое-то их нездоровое любопытство к физическому аспекту изнасилования и ее реакции.

Кора и Энн хотели знать интимные, личные подробности.

Как она физически и психически отреагировала на потерю девственности…, действительно ли половые органы у мальчишек по размерам не уступали взрослым…, и все ли время двое из них ее держали, когда третий был на ней…, сколько половых актов она имела с ними…, вызвала ли у нее продолжительная стимуляция гениталий оргазмическую реакцию?

Мери вынула сигарету изо рта и принялась мять ее пальцами. На все эти вопросы она с легкостью могла бы ответить.

Вначале физическая боль от насильственной дефлорации соперничала со смущением и стыдом. К этому прибавлялось еще глубокое чувство личной потери. Кора и Энн гораздо лучше нее разбираются в размерах мужских членов. Во всяком случае, ей сравнивать было не с чем. Нет. После того как все четверо изнасиловали ее в первый раз, они не давали себе труда держать ее.

Они передавали ее друг другу, награждая ударами кулаков каждый раз, когда она пыталась вывернуться из-под одного из них. Битье да нож Джо-Джо. Она потеряла счет, сколько раз мальчишки имели с ней близость. Все, что она помнит, — так это то, что они проделывали это с ней без остановки почти в течение двух часов.

Уголки ее губ скорбно опустились. И ответ на их последний не высказанный вслух вопрос будет положительным. И хотя она не гордилась этим, но когда мистер Ла Тур ворвался в спальню, юному мерзавцу, обладавшему ее телом, в конце концов удалось достичь своей извращенной цели.

У нее не возникло ни желания, ни ответной страсти. Она сопротивлялась, сколько могла. Но, как она узнала из одного из разнообразных курсов по психопатологии которые посещала, из-за чисто механического аспекта сексуальное удовлетворение или удовольствие не всегда непосредственно зависит от участвующих в акте объектов. Поскольку его механизм представляет собой определенные вариации, что касается общего принципа, несмотря на возможные различия в степени получаемого удовольствия, занятия сексом не зависят ни от физических, ни от моральных качеств партнеров и их способности. Более того, удовольствие можно получать и без партнера вовсе, как, например, при мастурбации и онанизме, или даже с однополым партнером при гомосексуальных связях, или нежеланным партнером при изнасиловании.

И когда мистер Ла Тур ворвался к ним, она помимо своей воли уже просто не могла сдерживать проклятые муки, которые росли внутри нее. Рыдая от стыда, она двигалась в такт движениям своего мучителя. Потом, даже после того, как перепуганный негодяй попытался удрать в безопасное место, когда комната была полна порохового дыма и визга отрикошетивших пуль, она была не в состоянии остановить запущенный механизм. Ее раздвинутые бедра и резко освобожденное от постороннего вмешательства тело продолжало двигаться и сотрясаться в спазмах первого в ее жизни оргазма, вызванного мужчиной.