Песни Перна, стр. 6

Лодки, нагруженные богатым уловом, уже повернули к дому, а Янус так ничего и не придумал. Правителя слабо утешало то, что никто в холде не станет ему перечить. Если бы еще Менолли оскандалилась сегодня утром… так ведь нет, ничего подобного. Как морской правитель Полукруглого он обязан воспитывать ребятишек холда, как то предписывают перинитские традиции: они должны знать свои обязанности и уметь их исполнять. Янус был уверен, что ему сильно повезло — его холд подчиняется Вейру Бенден, его Предводители — Ф'лар, всадник бронзового Мнемента, и Лесса, Госпожа Рамоты. Так что он считал себя вдвойне обязанным строго блюсти традиции: ребятишки должны во что бы то ни стало, выучить все, что требуется, пусть даже учителем будет девчонка! Вечером, когда весь дневной улов был засолен, он велел Мави привести дочь в маленькую комнатку, находившуюся в главном здании, — там он занимался делами холда, там же хранились Летописи. Инструменты покойного арфиста лежали на полке — Мави убрала их туда для сохранности.

Смирившись с неизбежным, Янус вручил девочке гитару Петирона. Она приняла инструмент с благоговейным трепетом, как и положено, и это убедило Януса, что дочь сознает возложенную на нее ответственность.

— Завтра тебя освободят от обычных утренних обязанностей, чтобы ты занялась с детьми, — проговорил он. — Только знай, я не потерплю никакой дурацкой отсебятины.

— Но ведь раньше, когда Петирон был жив, я пела свои песни, и ты мне не запрещал…

Окинув взглядом долговязую фигуру дочери, Янус недовольно нахмурился.

— Тогда Перрон был жив, а теперь он умер, и ты будешь делать то, что скажу я.

Из-за плеча отца выглянуло строгое лицо матери. Менолли увидела, что Мави укоризненно качает головой, и удержала готовые сорваться с языка возражения.

— Так заруби себе на носу, что я сказал! — он забарабанил пальцами по толстому ремню. — Никакой отсебятины!

— Слушаюсь, Янус.

— Значит, прямо завтра и начнешь. Если, конечно, не случится Падения — тогда все будут наживлять переметы.

Отпустив женщин, Янус принялся сочинять послание Главному арфисту. Как только можно будет освободить хоть одну лодку, он снарядит ее в холд Айген. Давненько в Полукруглом не слыхали, что творится на белом свете. Заодно надо будет отправить копченой рыбешки — не гонять же лодку порожняком.

Выйдя из комнаты, Мави цепко ухватила дочь за плечо.

— Только не вздумай ослушаться, девочка моя!

— Но мама, кому мешают мои песни? Ты же знаешь, сам Петирон сказал…

— Не забывай, что старик умер. И с его смертью все для тебя изменилось. А пока ты занимаешь его место, смотри, не вздумай дурить! Слышала, отец сказал: никакой отсебятины! А теперь — марш в постель. И не забудь закрыть светильники — нечего им гореть впустую.

Глава 2

Поначалу Менолли казалось, что забыть о сочинительстве будет совсем не трудно. Ей очень хотелось не посрамить Петирона — пусть новый арфист увидит, что дети безошибочно затвердили все обязательные песни. Ребятишки занимались с удовольствием: ведь учиться куда приятнее, чем потрошить рыбу, латать сети или наживлять переметы. К тому же суровые зимние шторма — таких не было уже несколько Оборотов — не выпускали рыболовную флотилию из гавани, и учение скрашивало скуку.

Пока лодки отстаивались в Корабельной пещере, Янус не раз появлялся на пороге малого зала, где Менолли проводила занятия, и угрюмо наблюдал за дочерью. К счастью, он скоро уходил — дети робели в его присутствии. Однажды Менолли заметила, что отец, забывшись, отбивает ногой такт. Поймав ее взгляд, правитель нахмурился и сразу же ушел. Спустя три дня после похорон Янус отправил лодку в холд Айген. Новости, которые принесли вернувшиеся в Полукруглый гребцы, не представляли для Менолли никакого интереса, однако взрослые явно переполошились: до девочки доносились их пересуды о происках Древних. Но она пропускала их мимо ушей — ей-то что за дело? Еще экипаж лодки привез грифельную дощечку — послание, адресованное Петирону и скрепленное личной печатью мастера Робинтона.

— Бедняжка Петирон, — сказала Менолли одна из тетушек, вздыхая и прикладывая к глазам платок. — Он всегда так ждал весточек от Главного арфиста. Что ж, придется теперь письму полежать до тех пор, пока не прибудет новый арфист. Он-то уж будет знать, как с ним поступить. Менолли потребовалось немало времени, чтобы выяснить, куда девали грифельную дощечку — она оказалась на полке в отцовском хранилище Летописей. Девочка была уверена: в послании есть что-то, касающееся ее лично, ее песен, которые Петирон, по его словам, отослал Главному-арфисту. Эта мысль до такой степени не давала ей покоя, что она осмелилась спросить у матери, почему Янус не вскрывает послание.

— Что? Открыть запечатанное послание, адресованное покойному самим мастером Робинтоном? — Мави недоверчиво воззрилась на дочь, будто услыхала что-то кощунственное. — Твой отец никогда на это не пойдет. Письма арфистов — не нашего ума дело!

— Просто я вспомнила, что Петирон отправлял послание Главному арфисту. Ну, и подумала: может быть, в ответе говорится про замену. Я только хотела…

— Я тоже с нетерпением ожидаю нового арфиста, милочка моя. А то ты, я смотрю, совсем зазналась с этими уроками.

Следующие несколько дней Менолли не находила себе места от беспокойства — она решила, что мать уговорит Януса отстранить ее от занятий с детьми. Но этого, разумеется, не случилось — по той же самой причине, по которой Янусу пришлось позволить ей учить. Но Мави все-таки отыгралась: как только занятия заканчивались, на девочку сыпалась самая грязная, самая нудная, самая противная работа, которую только можно было придумать. А Янус взял за правило чуть ли не каждый день появляться на занятиях.

Наконец погода наладилась, и весь Полукруглый снова сбивался с ног, перерабатывая улов. Ребятишек освободили от занятий и отправили на берег собирать выброшенные штормом водоросли, а женщины кипятили их в огромных котлах, изготовляя густой пахучий отвар, лучшее средство от всевозможных недугов и ломоты в суставах — так, во всяком случае, утверждали старые тетушки. Но они всегда были мастерицами находить благо в любом зле и зло в любом благе. «А главное зло в водорослях — их омерзительный запах», — размышляла Менолли, которую приставили к котлу помешивать вонючее варево.

Потом с небес посыпались Нити, внеся в жизнь некоторое разнообразие. Правда, Менолли томилась, сидя взаперти за толстыми стенами, пока огнедышащие драконы бороздили небо, сжигая Нити дотла. Вот бы хоть разок увидеть такое своими глазами — ведь это совсем другое дело, чем распевать песни про драконов или просто представлять себе, что происходит за каменными стенами и тяжелыми железными ставнями холда! Когда Падение закончилось, она присоединилась к команде огнеметчиков, которые рыскали по всей округе, охотясь за каждой Нитью, ускользнувшей от смертоносного пламени драконов. Правда, Нити едва ли нашли бы, чем поживиться на продуваемых всеми ветрами гиблых топях и трясинах, окружающих Полукруглый холд. А на голых береговых утесах, из которых был сложен Полукруглый, и вовсе ничего не росло — ни зимой, ни летом, но для порядка полагалось проверить и болота, и песчаные дюны. А вдруг какая-нибудь Нить зароется в морскую осоку или под куст топяники, или в заросли сливы-береговушки — сначала сожрет все корни, а потом примется лопать всю зелень подряд, пока на побережье не останется ни единой травинки!