Кто украл Пуннакана?, стр. 5
Офицеры Эм-Ай 5 (контрразведки) сбились с ног о поисках нацистских диверсантов. Но то, что не удалось многочисленным комиссиям и контрразведчикам, сделали рядовые летчики — они нашли виновников. Ими оказались крохотные злые духи. Они гнездились в самолетах — в пазах и под обшивкой — и проказничали. Их окрестили гремлинами. Через некоторое время появились сообщения о них в американских газетах и журналах. Это привело к тому, что гремлины обнаружились и в Америке. Но в отличие от английских гремлинов, которые обитали только в военных самолетах, американские жили и размножались в двигателях автомобилей и мотоциклов.
Наряду с людьми, относящимися к гремлинам вполне серьезно, как, например, видный ученый Кимбол Янг, давший в своем труде «The Handbook of Social Psychology» научное освещение проблемы гремлинов, появились и скептики. Отказываясь верить в злых духов середины XX века, они всячески высмеивали это, по их выражению, модное суеверие. К числу скептиков принадлежал и Уолт Дисней, пустивший в ход карикатурное изображение гремлинов. Из зловещих существ, они превратились в забавных, милых бесенят. Смех убил веру, и после окончания войны о гремлинах перестали говорить.
Снова они появились в конце 1950 года — в танковых и артиллерийских частях американцев на корейском фронте. Они причинили большой вред 1-й дивизии морской пехоты во время ее поспешного отступления в районе Хамхына. Очевидно, эти гремлины были неамериканского происхождения.
4. ФИЛИП К., ЛИТЕРАТУРНЫЙ АГЕНТ
Как и следовало ожидать, Еве ничего не удалось выведать у оккультистов о таиландце. Ей заговорили зубы всякой чепухой о потустороннем мире.
Судя по тому, что секретарь редакции «Высшего Бытия» уклонился от разговора о Пуннакане, видно, что это дело не такое простое, как мы думали вначале. Поэтому я решил действовать осмотрительно, тщательно продумывая каждый свой ход.
Перед тем как нанести визит директору института политико-психологических исследований профессору Фортону, я попросил доцента Клеменса Ф., астрофизика, позвонить Фортону и отрекомендовать меня. Доцент охотно выполнил мою просьбу: я пристраиваю его статейки и рецензии (под псевдонимом) в «Имажинейшн», «Эмезинг» и других журналах фантастики, — ему приходится подрабатывать.
Фортон прислал письмо: он примет меня в субботу от 2.25 до 2.40.
Я приобрел в книжном магазине около здания факультета искусств и наук последние номера бюллетеня института политико-психологических исследований. Один из номеров был посвящен сегодняшней русской литературе. Здесь были статьи о всех жанрах, кроме фантастики.
Итак, тема для разговора есть. Я предложу Фортону автора, знающего русский и компетентного по части советской фантастики, моего университетского товарища, который сейчас сидит на мели.
В день визита к Фортону я решил прослушать публичную лекцию одного из сотрудников его института на тему «Экспериментальное изучение политических эксцессов азиатских экстремистов». Но я перепутал часы, и, когда вошел в малый зал музея этнографии и антропологии, лекция уже близилась к концу.
Лектор — коренастый, коротко остриженный, с быстрыми, энергичными движениями, похожий на игрока университетской бейсбольной команды — подводил итоги. Слушателей было немного: в первом ряду восседали упитанные дамы в золотых очках и пожилые джентльмены с военной выправкой, а задние ряды были заняты студентами-иностранцами, по-видимому, бирманцами или малайцами.
— Позвольте приступить к резюмированию. — Лектор стал писать на доске латинские и греческие буквы и математические знаки. — Вот схема того, как фрустрация, то есть душевная депрессия, возникающая в результате подавления инстинкта агрессивности, приводит к эксплозии деструктивных тенденций, принимающих вид открытого бандитизма или политических эксцессов, вроде операций партизан в Южном Вьетнаме.
Я тихонько выскользнул из аудитории.
Профессор Фортон живет за университетским парком, на берегу озера. Оставив машину у главных ворот, я решил пройти к озеру кратчайшим путем — по тропинке между рощей и решетчатой оградой бейсбольного стадиона.
Идти надо было осторожно: на тропинке валялись разбитые бутылки, жестяные банки и прочий мусор — публика после матчей приходила в рощу и пьянствовала на лоне природы. В дни, свободные от игр, здесь было безлюдно.
Я пошел по краю кювета возле самой ограды, спотыкаясь об обломки транспарантов и сплющенных рупоров — их побросали болельщики после недавнего матча с гавайцами.
Сзади раздался протяжный свист. Что-то прошуршало за решетчатой оградой, и в дерево передо мной ударился камень, очевидно пущенный из рогатки. Я оглянулся. За оградой, прильнув лицом к решетке, стоял мальчуган в зеленом джемпере, лицо его было вымазано сажей. Он просунул сквозь решетку водяное ружье и направил его на меня.
— Стоп! — крикнул кто-то сзади.
Я увидел другого мальчика, в комбинезоне. Он был в бумажной маске; выглядывая из-за дерева, он нацелился в меня таким же водяным ружьем,
— Не двигайся! — приказали мне с той стороны решетки.
— Во что игра? — спросил я, улыбаясь.
— Никакая не игра, — сказал мальчик за решеткой. — Клади пятидолларовую на дорожку, или пустим на твой новый костюм несмываемую вонючую жидкость. Никакая чистка не берет. И сам будешь вонять целый месяц.
— Быстро! — заорал тонким голосом мальчик из-за дерева и приложил ружье к плечу. — Считаем до трех. Ра-аз…
Я оглянулся:
— Вот я сейчас позову…
Мальчик за решеткой блеснул зубами:
— Пока будешь орать, костюм твой погибнет. Ну?
— Два-а! — взвизгнул мальчишка за деревом.
Дурацкое положение! Кругом ни души. За стадионом курсировали только грузовые машины, да и то по утрам, Юные бандиты действовали наверняка. Я пожал плечами и, достав пять долларов, бросил их на тропинку.
— Катись быстро! — приказал мне мальчик за решеткой.
Я заметил, что у него светлые волосы, — на них, по-видимому, не хватило сажи. В спину мне ударился камешек — из-за дерева выстрелили из рогатки.
— Не смей оглядываться! — заорал белобрысый. — Проваливай, падаль!
Я быстро зашагал вперед. Дойдя до конца рощи, обогнул ограду стадиона, проследовал мимо университетской лютеранской церкви и пошел по берегу озера, где среди прямых пиний и причудливо изогнутых японских сосен стояли особняки из стекла и дюралюминия.
Профессор Фортон ждал меня у входа на веранду — стройный, подтянутый, в белой матерчатой шляпе и в черном вязаном костюме для гольфа.
— Вы опоздали на пять минут, сожалею, — сказал он с приветливой улыбкой.
Он провел меня на веранду и, подойдя к бару-серванту, приготовил две порции коктейля, взял щипчиками лед из серебряной вазы и положил в бокалы. Двигался он легко и быстро, будто танцуя. На вид не больше тридцати пяти, с головы до ног выдержан в стиле «Айви лиг» — золотой молодежи из университетов восточных штатов.
Я решил умолчать о посещении лекции на тему об эксплозии, обусловленной фрустрацией, и о том, что по дороге сюда испытал на себе один из ее вариантов. Поговорив немного о наших общих знакомых, университетских профессорах и доцентах, я перешел к делу: предложил своего автора Хилари Т., который систематически следит за новинками советской фантастики.
Фортон сдвинул шляпу на затылок и попросил дать биографические сведения о моем друге. Я сказал, что Хилари Т., сын торгового моряка, учился в Англии, по окончании университета работал в издательствах и рекламных агентствах. Русский язык изучил по самоучителю.
Фортон поинтересовался, был ли Хилари в России. Я ответил, что не был.
— Ладно, — сказал Фортон. — Пусть шлет обзор советской фантастики за последний год.
— Я читал ваш бюллетень, посвященный разным жанрам советской литературы. Ваш институт серьезно занимается ее изучением?
Фортон объяснил. Возглавляемый им институт занимается советоведением в широком смысле этого слова — изучением советской политической и общественной жизни, быта и культуры. В сравнении с другими советоведческими исследовательскими центрами институт политико-психологических исследований еще очень молод, но в нем собраны молодые, талантливые ученые, которые смело применяют новейшие методы.