300 дней и вся оставшаяся жизнь, стр. 31

Конечно, он ее хотел, хотел до безумия, как говорят в сериалах. Но ведь он обозначил свои намерения полгода назад. До сих пор ничего не произошло. Вывод напрашивается неутешительный: либо она собирается ему отказать, либо он просто дурак и трус. Это приглашение на ее день рождения — шанс выяснить, дурак он или нет. Другого шанса может не быть. Вернее — уж точно не будет, если он упустит этот…

Ну и ладно, отвезем, продолжим процесс произведения приятного впечатления. Но какие обстоятельства неодолимой силы не позволят ему вернуться сюда?

Домой засобирались в темноте. Дети, как он и ожидал, Капитолина Ивановна и Тамара с Михаилом. Придется нарушать правила. Будем надеяться, что ГАИ в субботу вечером тоже отдыхает. Даже если и не отдыхает, так, может быть, за сильно тонированными стеклами никто не разглядит, сколько в машине пассажиров. Михаил сядет вперед, а остальные четверо расположатся сзади, и вряд ли за такой громадной фигурой хоть одного из них будет видно. Ничего, проскочим. Проскочим — и вернемся.

Глава 27

Диму отправили спать. Не потому, что Катька начальственным голосом заявила, что нечего взрослые разговоры слушать, а потому что парень настолько хотел понравиться друзьям своей избранницы, что действительно утомился от усердия. Инночка, вопросительно посмотрела на Катьку, уловила почти незаметный кивок и отправилась стелить двуспальное ложе. Собственно, мест для спанья было три: классический старый деревенский дом — большая комната и два невразумительных закутка. В большой комнате стоял диван, от старости раскладыванию не подлежащий, а спаленки без окон, со шторками вместо дверей, были прибежищем древних железных кроватей с панцирными сетками и с блестящими шишечками на высоких эмалированных спинках. Кроме этих доисторических монстров в комнатушки влезло еще и по стулу. Для Катьки с Димкой Инночка приготовила апартаменты попросторнее и поудобнее, с периной и кучей подушек на двуспальной кровати. Пьяненький Дима перед тем, как улечься, благоговейно облобызал хозяйке ручку, благодаря за гостеприимство.

Инночка вернулась во двор к подружкам, которые уже успели затеять спор в своей привычной манере: Катерина горячилась и повышала голос, а Фридка ерничала, ехидничала, и всячески выводила Катерину из равновесия. Инночке вовсе не обязательно было присутствовать при начале разговора, чтобы понять, о чем идет речь. Обсуждали Диму, жениха и — чисто теоретически! — гламурного подонка. Конечно, никаким подонком он не был, у него были интеллигентные папа и мама, скромная должность пресс-секретаря в мэрии, высшее образование, приятная внешность, музыкальные способности и один огромный и абсолютно неоспоримый плюс: он боготворил Катьку, Екатерину Александровну Афонину, воплощение всех возможных и невозможных достоинств. Инночка сидела тихо, в разговор не вмешивалась, знала: тема Димы с минуты на минуту будет исчерпана, и речь пойдет о другом герое сегодняшнего вечера. И тогда отбиваться придется ей самой, причем одновременно и от змеи, и от буйволицы.

— А что же мы сидим так скромно? Бриллиантом не похваляемся? Или вам, госпожа Лучинина, бриллианты поклонники преподносят каждую неделю? — Катька, которой надоело отбрыкиваться от Фридиных насмешек, предпочла сменить тему.

— Каким бриллиантом? — удивилась Инночка.

— Балда, на шее у тебя что? Кусок звезды с неба, что ли?

Катька не поверила, что Инночка не поняла, о чем идет речь, и даже рассердилась на нее за такую игру. Ну, подарили бриллиант — чего скрывать-то? Не стыдный подарок.

— Ничего в бриллиантах не понимаю, — томно промурлыкала Фрида. — Но жутко интересно, дай посмотреть поближе.

Инночка, заинтересованная не меньше подруг, повозившись с замочком, сняла с шеи подарок. Подружки чуть не стукнулись головами, одновременно склонившись над камешком. Даже яркости сороковаттной лампочки хватало камешку, чтобы разбрызгать по их лицам искры чистого и яркого цвета. Тоненькое кольцо золотой оправы было почти незаметно, два крошечных платиновых листочка поддерживали камень в оправе, не скрывая его. Вещь была по-настоящему красивая, изящная, редкая. Тот, кто выбирал ее для Инночки, безусловно, обладал отличным вкусом.

— С любовью выбирал, паразит…

Катька завидовала не бриллианту, а той любви, с которой выбирали этот бриллиант. Любви не к ней. Подумаешь — бриллиант! Она могла сама купить себе практически любое украшение, даже такое дорогое. Здесь же не просто бриллиант, здесь отношение к Инночке. Отношение из ряда вон. То есть она, Катька, перебрала множество вариантов, ругая сама себя за то, что многие назвали бы развратом, — и ни разу не встретилась с таким отношением. А Инночка, не предпринимая никаких усилий, отхватила себе принца. В небольшом провинциальном городе разве можно найти принца? Нельзя. А Инночка нашла, да еще какого… Комсомолка, спортсменка, красавица, наконец… Катька завидовала Инночке.

— Запредельно красиво, — задумчиво сказала Фрида, покачивая кулон под светом лампы. — Кто придумал сравнивать чьи-то там глаза с бриллиантами? Это глупо, это совершенно несравнимо… Ни по функциям, ни по эстетике. Надо написать стихи о бриллиантах.

Фрида еще минуту любовалась украшением, а потом со вздохом добавила:

— Давай застегну.

Инночка послушно подставила шею.

Виталий наблюдал за этой троицей из-за кустов совсем недолго, буквально пару минут. Момент водружения кулона на его законное место он счел подходящим, чтобы объявиться:

— Тут еще наливают усталым извозчикам?

Вопрос был с подтекстом. Если да, то имеется в виду, что сегодня он больше никуда не поедет и останется ночевать. Конечно, не исключено, что Инночка устроится на ночлег с Фридой, а не с ним. Значит, такой возможности ее надо лишить. Только как?

Инночка предложила Витке и водку, и домашнее вишневое вино, выяснилось, что и шашлык остался. Застолье, хоть и без размаха, возобновилось. Катька стала спрашивать Виталия о работе, о возможностях «Абриса», прикидывая, нельзя ли сочинить какой-нибудь взаимовыгодный проект совместно с городской администрацией. Фриде этот разговор был совершенно неинтересен и непонятен, и она, шепнув Инночке, что ляжет на диване, не дожидаясь ответа ушла в дом. Выпили еще вина. Катерина вовсю зевала — и время-то не особенно позднее, но целый день, проведенный на воздухе, плавание, которым она немножко злоупотребила, да еще такое количество спиртного… Извиняющимся тоном пробормотав, что, мол, от отдыха уморилась, Катька тоже пошла спать. Инночка растерянно смотрела вслед предательнице: неужели не понятно, что ситуация неловкая до слез… Витке тоже было неловко. Ну почему он не Казанова какой-нибудь? Вот взять бы ее сейчас на руки и унести туда, где им никто не помешает. Желательно, на целую вечность.

Увы. Сейчас он очень хорошо понимал выражение «проглотил язык». Как же было просто, когда они только начинали общаться! Он морочил ей голову с чистой совестью, он был для нее человеком без прошлого, она не знала, что он до смешного неопытен, что его донжуанский список даже не страничка, а пара строк. Причем, ни одной из этих строк гордиться не стоило. Чтобы сделать хоть что-нибудь, он прикоснулся к самым кончикам ее пальцев. Наверное, она чувствовала что-то похожее. Осторожно убрала руку, вроде бы для того, чтобы потрогать висящий на шее кулон. Не глядя на него, сказала:

— Девчонкам твой подарок очень понравился…

Витка даже обиделся:

— Девчонкам? А тебе?

— Мне тоже… То есть, не просто понравился… Я не ожидала, я никогда не видела, я просто не могла представить себе, насколько это красиво! Вит, Катька сказала, что это безумно дорого…

— А ей-то что за дело?! Ин, я люблю тебя.

Она быстро перегнулась через стол, чтобы поцеловать его. От благодарности. И еще — чтобы не дать ему продолжить. Он-то знал, что ее любит. А вот любит ли она его — она не знала. Целоваться было неудобно — мешал стол, мешала посуда. Как-то все глупо получается. Два взрослых человека… Инночка от безысходности уже совсем было хотела предложить прогуляться по саду, когда Витка встал, обошел стол, обнял ее за плечи и повел в сторону открытой двери старого дома. Они вошли в пустую спаленку. В соседней кто-то тихо посапывал, скорее всего, Дима. Было совсем темно. Инночка услышала, как Витка раздевается, и с перепугу быстро забормотала, что в старых деревянных домах, особенно тех, где не живут постоянно, вечно прохладно и сыровато, особенно по ночам, и даже если лето жаркое, как нынешнее… Скорее всего, он смирился с тем, что раздеваться, по крайней мере, сразу, она не собирается. Послышался тихий скрип. Она шагнула к кровати наугад и сразу наткнулась на его руки. Меньше всего на свете она хотела оказаться у стены. Если так, то у нее не останется никакой свободы выбора. Ей следовало остановиться и подумать, спокойно подумать, прямо сейчас: хочет ли она того, что, по идее, сейчас должно произойти? И если нет, то безжалостно отправить его спать в машину, и пусть думает, что считает нужным, ее это не касается. Но спокойно размышлять у нее не было времени. Весь сегодняшний день, яркий, наполненный смехом, приятными разговорами, любимой едой, день, когда у всех-всех было отличное настроение, очень быстро прошел перед ее закрытыми в темноте глазами. Урок плавания, прохлада кулона на шее, поцелуй в заполненном солнцем саду… Она шепнула: