Я все еще мечтаю о тебе..., стр. 1

Фэнни Флэгг

Я все еще мечтаю о тебе…

Джонни Хартману–Роджерсу, моему другу и литературному агенту в течение вот уже 30 лет, с любовью и благодарностью

Пролог

Сентябрь 1955

Забавно – что человек помнит по прошествии лет, что застревает в памяти, а что нет. Всякий раз, возвращаясь мыслями в тот год, когда он работал в «Вестерн Юнион», он вспоминал ту девчушку.

Бирмингем тогда окружало множество мелких городков–соседей, каждый со своим названием и магазинами. В них имелось по две–три церкви, аптека, школа и детский сад, банк, масонская ложа, универсальный магазин «Джей–Си Пенни» и кинотеатр.

Его офис находился в городке Ист–Лэйк, и кинотеатр «Царство грез» стоял как раз через дорогу от «Вестерн Юнион», между парикмахерской и бакалейной лавкой. Он сидел за столом, смотрел в окно и вдруг обратил внимание на симпатичную темноволосую девочку в зеленом клетчатом платье. Она была самой высокой среди возвращавшихся из школы ребятишек. В этот час дети расходились по домам, в этом ничего необычного не было. Но девочка, миновав парикмахерскую, остановилась перед кинотеатром, махнула подружкам рукой и скрылась за большими стеклянными дверьми.

В будние дни кинотеатр работал с семи часов вечера, и его разбирало любопытство – зачем, что ей там делать одной в темном здании. Он даже подумал было пойти проверить, все ли в порядке, но через пару минут в окне второго этажа, рядом с неоновым знаком, зажегся свет. Заметив в комнате женский силуэт, он решил, что девочка, вероятнее всего, здесь просто живет.

Но с тех пор каждый день, если позволяла работа, он в этот час выглядывал в окно – убедиться, что девочка добралась до дому без помех, и вот однажды она оглянулась и смущенно помахала ему рукой, перед тем как войти в здание, и он махнул в ответ.

Месяца через три его отправили в Корею, а когда он вернулся в «Вестерн Юнион», кинотеатр оказался закрыт, и больше он ее не видел.

Теперь–то у него самого уже шесть внуков, но до сих пор красивая девчушка из кинотеатра «Царство грез» нет–нет да и вспомнится.

Знаменательный день

Однажды в жизни каждого человека и каждой нации наступает момент, когда нужно выбирать…

И выбирать неизменно приходится между светом и тьмой.

Джеймс Расселл Лоуэлл
Понедельник, 27 октября 2008

Наступил день, о котором Мэгги думала, и не просто думала, а мучительно и неотвязно думала, последние пять лет.

Но когда он наступил, она повела себя на удивление спокойно, а не так, как воображала, и уж точно не так, как ведут себя люди в романах и фильмах. Ни тебе брызжущих эмоций, ни закадровой музыки. Обычный конец нормального рабочего дня, если, конечно, рабочий день в агентстве недвижимости вообще можно назвать нормальным.

Утром Мэгги пришла на работу, покорпела над объявлениями о домах, открытых для просмотра в воскресенье, договорилась, чтобы стиральную машину, сушилку и уродливую лампу–обезьяну включили в стоимость дома для потенциальных покупателей (хотя кому может приглянуться такая лампа, для нее загадка), позвонила в несколько мест – все как всегда, ничего выдающегося. Она уже давно ощущала, что это близко, но почему именно сегодня? Почему не месяц назад, не через неделю? Она проехала мимо розовой неоновой вывески цветочного магазина и вдруг поняла, что сегодня тот самый день. Ни звона колоколов, ни свистков – просто внезапное осознание. Мэгги подождала, пока загорится зеленый, свернула с Хайлэнд–авеню, остановилась перед черными коваными воротами, набрала код и заехала в громадный, мощенный булыжником двор. Посторонний человек, впервые увидев эти высокие, мерцающие газовые фонари и заросшие плющом стены, наверняка подумал бы, что попал в причудливый глухой двор где–нибудь в Лондоне, а вовсе не в Маунтейн–Брук [1], от которого до центра Бирмингема пять минут езды. Но Маунтейн–Брук всегда больше напоминал Англию, чем юг Америки. Это ввергало в недоумение заезжих покупателей, но большинство чугунных, угольных или стальных баронов, основавших этот городок, были родом или из Англии, или из Шотландии. «Гребешок», любимый дом Мэгги, глядящий на город с вершины Красной горы, был построен шотландцем и являл собой точную копию его дома в Эдинбурге.

Мэгги припарковала голубой «мерседес», взяла сумку и ключи и поднялась по лестнице к своему дому. Когда она закрыла за собой дверь, – слава тебе господи! – громкое фырчание и гудки вечернего потока машин стихли до терпимого звукового фона. Построенное в двадцатых годах муниципальное здание из красного кирпича, в котором она проживала, в восьмидесятые годы превратилось в кооператив – тогда народ просто помешался на идее частной собственности. Ее хорошо обставленный двухэтажный дом располагался в элитном районе Эйвон–Террас, и в нем всегда царила идеальная чистота. Темный паркет натерт до блеска, ковры как новые, кухня и ванная комната без единого пятнышка. Еще бы. Она ведь главный агент по продаже недвижимости всего жилого комплекса, и ее дом демонстрируют потенциальным покупателям. Сегодня Мэгги не остановилась, как обычно, просмотреть почту, лежащую на серебряном подносе на маленьком столике в прихожей, а прошла сразу в кабинет рядом с гостиной и села за стол.

Это должно быть написано от руки. Письмо, напечатанное на компьютере, слишком безлико и говорит о дурном вкусе. Она выдвинула ящик изящного комода и достала небольшую, украшенную монограммой коробку для канцелярских принадлежностей, где лежало десять листов тонкой голубой бумаги и такие же конверты. Взяла несколько листов и один конверт и принялась перебирать дешевые ручки, что стояли в стакане из коричневой кожи с золотым тиснением. Пробуя одну за другой, пожалела, что не сохранила хорошую чернильную ручку, прослужившую много лет, и баночку бордовых чернил «Монблан». Все ее любимые черные фломастеры повысыхали, и пользоваться оставалось тем, что есть. До чего же странная штука жизнь. Она и помыслить не могла, что все этим закончится: на почтовой бумаге десятилетней давности толстой ярко–красной шариковой ручкой с блестками и надписью «Крабовая хижина Эда: лучшие в городе пироги с крабами».

Господи, да она ни разу в жизни не заглядывала в «Крабовую хижину Эда». Ну ладно, что поделаешь. Она аккуратно поставила завтрашнее число в правом верхнем углу страницы и задумалась, что хочет сказать и как это лучше выразить. Надо бы сразу поймать верный тон – не слишком формальный, но и не слишком фамильярный. Деловой, но при том душевный. Обдумав моменты, на которых необходимо заострить внимание, она начала…

Тому, кого это может касаться.

Доброе утро, или день, или что там у вас за время суток. Если вы это читаете, значит, меня уже нет в живых. Причин для этого у меня много, и они разнообразны. В прошлом я всегда старалась быть человеком, которым моя страна может гордиться, но я чувствую, что сейчас мой уход не привлечет такого внимания, как привлек бы раньше.

Не хочу огорчать моих друзей и коллег, равно как и вызывать ненужный стресс, посему спешу уведомить, что все необходимые последние распоряжения я уже отдала, так что не стоит волноваться и разыскивать меня, и заранее прошу прощения за беспокойство, доставленное этим письмом. Но, прошу вас, будьте уверены, что хотя я

В сумке, лежащей на полу, заиграла мелодия «Я ищу клевер с четырьмя листочками». Мэгги не глядя сунула руку в сумку и достала телефон. Звонила Бренда с работы, вся переполошенная.