Тень ветра, стр. 90

– Поклянись, что найдешь Хулиана Каракса и убьешь его.

За два дня до прибытия в Буэнос-Айрес Хорхе проснулся очень рано и увидел, что кровать отца пуста. Он вышел на пустынную палубу, всю в тумане и брызгах соленой воды. На корме лежал брошенный, еще теплый, халат. Пенистый след корабля терялся в алой дымке, а океан при всем своем спокойном великолепии, казалось, истекал кровью. Хорхе Алдайя вдруг заметил, что стая акул больше не следует за кораблем. Только вдали, рассекая блестящую водную гладь, кружил в бешеной пляске хоровод острых спинных плавников. Весь остаток пути никому из пассажиров акулы на глаза больше не попадались. Когда Хорхе Алдайя сошел с корабля в Буэнос-Айресе и таможенник спросил его, один ли сеньор путешествует, тот лишь молча кивнул. Он и впрямь уже давно путешествовал в полном одиночестве.

5

Через десять лет Хорхе Алдайя, вернее то, что от него осталось, вернулся в Барселону. Несчастья, которые начали подтачивать семью Алдайя в Старом Свете, не оставили его и в Аргентине. Там Хорхе был вынужден в одиночку справляться и с окружающим миром, и с тяжелым наследием Рикардо Алдайя. Однако для подобной борьбы ему недоставало самообладания и железной хватки его отца. Он приехал в Аргентину с опустошенным сердцем, терзаемый угрызениями совести. Америка, говорил он потом, и звучало это то ли как извинение, то ли как эпитафия, – это мираж, земля хищников и падалыциков, а он, Алдайя, был воспитан в атмосфере чопорного снобизма и нелепого жеманства умирающей старухи Европы, которая еще продолжала влачить свое жалкое существование лишь в силу привычки. За несколько лет он потерял все, начиная с репутации и заканчивая золотыми часами – подарком отца на первое причастие, – которые он продал, чтобы купить обратный билет. Тот Хорхе Алдайя, который вернулся в Испанию, был нищим. У него не осталось ничего, кроме горечи поражения, воспоминаний, приводивших его в ярость, и безумной ненависти к тому, кого он считал виновным в своем крахе: Хулиану Караксу.

Душу Хорхе все еще жгло обещание, данное им дону Рикардо. Едва вернувшись в Барселону, он попытался выйти на след Хулиана, чтобы убедиться в том, что Каракс, как и сам Алдайя, бесследно исчез из этого города, который так сильно изменился за прошедшие десять лет. Именно тогда Хорхе повстречался один персонаж, знакомый ему со времен юности. Это произошло по тому случайному стечению обстоятельств, которые порой так щедро и так расчетливо рассыпает перед нами судьба. Сделав неплохую карьеру в исправительных колониях и государственных тюрьмах, Франсиско Хавьер Фумеро решил пойти в армию, где благополучно дослужился до чина лейтенанта. Многие прочили ему будущее генерала, но некий тихий скандал, причины и подробности которого остались покрыты мраком неизвестности, раз и навсегда покончил с его карьерой военного. Уже тогда репутация у Фумеро была куда серьезнее, чем все его звания и заслуги. О нем много говорили, но еще больше его боялись. Франсиско Хавьер Фумеро, когда-то робкий и нервный мальчик, вечно собиравший сухую листву во дворе школы Святого Габриеля, стал убийцей. Ходили слухи, будто за деньги он убивал известных людей, ликвидировал видных политиков по поручению разных темных организаций, его вообще называли воплощенной смертью.

В полумраке кафе «Новедадес» он и Алдайя сразу узнали друг друга. Хорхе был очень болен, его снедала странная лихорадка, причиной которой он считал москитов южноамериканской сельвы. «Там даже комары те еще сукины дети», – жаловался он. Фумеро слушал его как зачарованный, в то же время не в силах отделаться от чувства отвращения. Он восхищался насекомыми вообще и москитами в частности, преклоняясь перед их дисциплиной, жизнестойкостью и организацией. У насекомых отсутствовали лень и непочтительность, они не занимались содомией, и их видам была неведома деградация. В особенности Фумеро почитал пауков – за редкое искусство ткать паутину. Эти твари с безграничным терпением сидели в своей западне, поджидая жертву, которая, рано или поздно, по глупости или невнимательности, гибла, попадая в расставленные сети. Фумеро был глубоко убежден, что человеческому обществу не помешало бы многое перенять у насекомых. Алдайя в его глазах представлял собой типичный пример моральной и физической деградации. Он очень постарел и опустился, выглядел неопрятно, и тело у него стало дряблым. Фумеро ненавидел мужчин, не следивших за своей физической формой. Они вызывали у него тошноту.

– Хавьер, мне очень плохо, – умоляющим тоном начал Алдайя. – Не мог бы ты мне помочь?

Заинтригованный, Фумеро решил на несколько дней пригласить Хорхе Алдайя к себе домой. Фумеро жил в мрачной квартире на улице Кадена в районе Раваль, в окружении многочисленных склянок с насекомыми и валявшейся подле них полудюжины книг. Он питал отвращение к книгам столь же сильное, сколь сильным был его интерес к насекомым, но эти книги были не обычными изданиями: то были романы Хулиана Каракса, выпущенные издательским домом Кабестаня. Фумеро заплатил двум проституткам, жившим в квартире напротив – матери и дочери, которые позволяли колоть себя иголками и прижигать сигарами, особенно в конце месяца, когда клиентура заметно убывала, – чтобы те присматривали за Алдайя, пока сам Фумеро будет на работе. Ведь он не был заинтересован в смерти Хорхе Алдайя. По крайней мере, сейчас.

Франсиско Хавьер Фумеро поступил на службу в криминальный отдел полиции, где, разумеется, нашлось место для профессионала, привыкшего к неблагодарной и не совсем чистой работе, которую необходимо было выполнять в условиях строгой секретности, дабы респектабельные граждане продолжали спокойно существовать в мире своих иллюзий. Так обычно говорил лейтенант Дуран, который любил поразглагольствовать и под начало которого Фумеро был принят на службу в полицию.

– Быть полицейским – это не работа, это призвание, – заявлял Дуран. – Старушке Испании сегодня нужны мужики, которые способны не только шары в карманах катать.

К несчастью, лейтенант Дуран вскоре погиб при странных обстоятельствах во время одной облавы в Барселоне.

В неразберихе, вызванной стычкой с анархистами, Дуран выпал из слухового окна пятого этажа. Его расплющенные о мостовую внутренности напоминали распустившуюся гвоздику. Все сошлись во мнении, что Испания потеряла великого человека, героя, который смело смотрел в будущее, мыслителя, который не боялся действовать. Фумеро с воодушевлением занял его пост, думая про себя, что поступил совершенно правильно, когда вытолкнул лейтенанта Дурана из окна, ведь тот уже был слишком стар для подобной работы. Старики, а также паралитики, цыгане и гомосексуалисты, независимо от их физической формы, вызывали у Фумеро совершенное отвращение. Бог иногда ошибается. Поэтому, был уверен Франсиско Хавьер Фумеро, долг каждого порядочного человека состоит в том, чтобы исправлять эти маленькие оплошности Господни во имя того, чтобы мир пребывал в презентабельном виде.

Спустя несколько недель после встречи в кафе «Новедадес», Хорхе Алдайя почувствовал себя лучше и разоткровенничался с Фумеро. Он попросил у него прощения за то, что так плохо относился к нему в детстве, и со слезами на глазах поведал ему свою историю, не опустив ни единой подробности. Фумеро молча слушал его, кивая, и, казалось, думал о чем-то своем. На самом деле он спрашивал себя, должен ли он убить Алдайя прямо сейчас или стоит подождать еще немного, ведь Хорxe был так слаб, что удар ножом едва ли вызвал бы даже слабую агонию в этом зловонном и бледном от недомогания теле. В конце концов Фумеро решил на время отложить вивисекцию. Его очень заинтересовала эта история не только из-за участия в ней Хулиана Каракса – Пенелопа Алдайя была его первой и единственной в жизни любовью, и он готов был мстить за свое поруганное чувство хоть всему свету.

Исходя из той скудной информации, которую ему удалось раздобыть в издательстве Кабестаня, Фумеро понял, что Хулиан живет в Париже. Но Париж слишком велик, а в издательстве, судя по всему, никто не знал точного адреса Каракса. Никто, кроме женщины по фамилии Монфорт, которая отказывалась Фумеро его сообщить. Несколько раз тот тайком шел за ней от самого издательства или ехал в трамвае, оставаясь незамеченным и чуть ли не дыша ей в затылок. Женщины никогда не обращали внимания на Франсиско Хавьера Фумеро, а если порой какая-нибудь из них и задерживалась на нем взглядом, то тут же отводила глаза, словно не желая его замечать. Однажды ночью, проследив за Монфорт до самого подъезда ее дома на площади Пино, Фумеро вернулся домой и там, ожесточенно мастурбируя, представлял, как медленно и методично вонзает нож в тело этой женщины, смотря ей в глаза, погружая острое лезвие каждый раз не более чем на два-три сантиметра. Вот тогда бы она, скорее всего, соизволила дать ему адрес Каракса и обошлась бы с сеньором Фумеро с тем почтением, с каким надлежит относиться к офицеру полиции.