Поцелуй страсти, стр. 29

— Это у вас в Америке «ничего», а у нас в Англии так не делается!

— Все-таки, наверное, делается — как иначе объяснить, что в Англии все еще не перевелись англичане? В глазах Виктории вспыхнуло негодование.

— Как вы смеете разговаривать со мной в подобном тоне? — вскричала она. — Очень может быть, мистер Уэлсли, что подобная манера ухаживать хороша для общения с американками, но для настоящей английской леди она неприемлема!

— Вот сейчас вы угодили в точку.

— Угодила в точку? — пробормотала Виктория. — О чем это вы?

— Я говорю о том, что вы, сами того не желая, в нескольких словах показали разницу между английскими и американскими женщинами.

Викторию рассуждения Майлза заинтересовали.

— Так в чем же, по-вашему, заключается эта разница?

— В том, что британские женщины более всего озабочены поддержанием своего статуса «леди», в то время как американки предпочитают оставаться такими, какие они есть.

— То есть…

— То есть просто женщинами.

— Ах, так? — в ярости воскликнула Виктория. — Вы, значит, отдаете предпочтение «просто женщинам» перед леди?

— Во все дни недели, детка, включая воскресенье.

Виктория гордо вскинула голову и посмотрела на Майлза в упор.

— В моем представлении, сэр, вам более всего подходит определение «варвар».

— А в моем представлении, мисс, вас и вам подобных лучше всего характеризует слово «ломаки»!

— Ломаки?! — возмущенно выдохнула Виктория. — Вы и вправду считаете, будто я ломаюсь, утверждая, что мне не нравится, когда мужчина распускает руки?

— Не знаю, нравится вам это или нет, — хмыкнул Майлз, — хотя бы потому, что наш поцелуй не имеет с этим ничего общего. Зато я уверен в другом: вам нравится быть в объятиях мужчины, нравятся его поцелуи, просто вы с присущим вам лицемерием не желаете этого признавать. Целоваться и «распускать руки» — это не совсем одно и то же, и мне жаль, что вы не понимаете разницы.

— Только не надо меня жалеть, мистер Уэлсли! — вскричала Виктория, вскакивая в седло и разбирая поводья. — И прошу вас: не приходите ко мне больше. Отныне — и впредь!

С этими словами она, гикнув и кольнув лошадь шпорами, помчалась к дому наискосок через поля. Темные волосы ее бились и трепетали на ветру, словно черный пиратский флаг.

Майлз глядел ей вслед с улыбкой на устах.

— Ишь ты — «Отныне — и впредь!», — покачал он головой, повторяя последние слова Виктории. — Увидим, миледи. «Впредь» — понятие растяжимое.

14

Виктория заглянула в гостиную, заметила сидевшую с вышиванием у окна Фиону и объявила:

— Я отправляюсь покататься, Фиона. Вернусь примерно через час.

Фиона подняла от вышивки глаза и улыбнулась.

— Ты едешь с Майлзом Уэлсли?

— Не сказала бы, — ответила Виктория.

— Вот как? А мне казалось, после вчерашней прогулки…

— Знаю, что тебе казалось, — перебила ее Виктория, — но после вчерашней прогулки встречаться с Майлзом Уэлсли я не намерена.

Фиона так разволновалась, что у нее задрожали руки, и она, чтобы не уронить иголку, воткнула ее в вышивку.

— Не намерена, значит?

Виктория помотала головой.

— Именно. Как я уже тебе и говорила, это невежественный, грубый, дикий варвар.

Фиона поднялась на ноги, решительно подошла к падчерице и, уперев руки в бока, посмотрела на нее в упор.

— Надеюсь, он… гм… не позволил себе ничего лишнего? — охрипшим от волнения голосом спросила она.

— Именно что позволил!

Фиона ахнула и прикрыла ладошкой рот.

— Бедное дитя! Говори же скорей, что этот негодяй с тобой сотворил?

Виктория смущенно опустила глаза, упорно глядя в пол. Сказать по правде, ей не слишком хотелось обсуждать с мачехой свои отношения с Майлзом. Отвечать тем не менее придется.

— Он… он меня поцеловал, — с запинкой сказала девушка.

Фиона молчала, ожидая продолжения, но Виктория молчала тоже, и мачеха наконец не выдержала:

— Значит, он тебя поцеловал? И это все?

— Разумеется, как же иначе? Но его поведение возмутительно, поскольку мы с ним даже не обручены. — Лицо Виктории выражало оскорбленную невинность.

— M-м… Вообще-то целовать девушку до обручения не принято…

— То-то и оно! — с жаром произнесла Виктория. — Поэтому я и сказала ему, что не желаю его больше видеть.

— Ох, Тори! — простонала Фиона. — Неужели ты прямо так ему и сказала? Только потому, что он тебя поцеловал? Прошу тебя, милая, немедленно с ним помирись! Ты же знаешь, что мы можем потерять, если Майлз перестанет к нам ездить.

— А мне все равно! — в запале вскричала Виктория. — Мистер Уэлсли — настоящий дикарь, и я отказываюсь иметь с ним дело! — Заметив, что мачеха по-прежнему смотрит на нее с осуждением, она добавила: — К тому же он сказал мне одну неприличную вещь!

Фиона вопросительно изогнула бровь.

— Вот как? И что же он тебе сказал?

Виктория некоторое время пребывала в нерешительности, но потом осмелилась высказать все, что у нее наболело.

— Он сказал, что, хотя мне и нравятся его поцелуи, я слишком лицемерна, чтобы это признать.

Фиона изо всех сил старалась сохранить строгое выражение лица, хотя ее и разбирал смех.

— А как оно на самом деле?

— Что «на самом деле»?

— Ну.. нравятся тебе его поцелуи — или нет?

— Конечно же, нет! — Голос Виктории звенел от праведного гнева, но Фиона заметила, что падчерица на мгновение отвела глаза.

— Стало быть, его поцелуи тебя не волнуют?

— Ну… разве что самую капельку, — виновато пробормотала девушка. — Но это не дает ему права называть меня в глаза ломакой — и это после того, как я сказала ему, что не желаю его видеть!

— Бог мой, Тори! Майлз Уэлсли — самый обыкновенный молодой человек. Молодые люди не любят, когда их ухаживания отвергают.

— Мне все равно, что он любит, а чего — нет! Суть дела в том, что я отказываюсь встречаться с Майлзом. Я знаю, что мое решение расстроит тебя, Фиона, но ничего с собой не могу поделать.

— Тори, — негромко, проникновенно сказала Фиона, стараясь, чтобы ее слова дошли до сердца падчерицы. — Ты должна подумать о своем будущем. В конце концов, каждый здоровый молодой человек стремится…

— Ах, оставьте вы меня все с вашим будущим! Извини, Фиона, тебе придется подыскать для поместья другого покупателя. Понимая, насколько для нас важно благоволение виконтессы, я тем не менее торжественно тебе заявляю, что в обществе Майлза Уэлсли не проведу больше ни одной минуты.

Фиона с самым несчастным видом созерцала непокорную падчерицу, но, не желая длить эту сцену, сделала над собой усилие и предоставила Виктории «карт-бланш» — по крайней мере, на некоторое время.

— Я понимаю тебя, дорогая… Ты хотела прокатиться? Ну так иди катайся и не забивай себе всем этим голову. Обещаю, я что-нибудь придумаю.

— Спасибо, — прошептала Виктория, которая боялась, что разговор с мачехой закончится скандалом, чего, по счастью, не случилось.

И пулей вылетела из гостиной, опасаясь, что Фиона не выдержит и задаст ей еще какой-нибудь каверзный вопрос.

Стояло чудное весеннее утро. Виктория неспешной рысью трусила по дороге, которая проходила мимо поместий Пемброк и Уэлсли. Светило солнце, дул прохладный свежий ветерок, и настроение у девушки было под стать погоде — то есть превосходное. На душевном подъеме, который испытывала Виктория, в немалой степени сказалось и то, что она насовсем распрощалась с Майлзом Уэлсли. Кажется, даже Фиона уже не собиралась больше этому противиться.

По убеждению Виктории, все в ее жизни складывалось удачно. Правда, оставалось еще раздобыть денег — чтобы не умереть с голоду самой и выкупить у Фионы Кингз Рэнсома.

Но где, спрашивается, достать такую сумму? Виктория могла бы продать драгоценности, которые ей достались от матери, — но в графстве мало кто согласился бы дать за камешки настоящую цену, а в Лондоне у девушки не было ни одного знакомого, кому она могла бы довериться.