Девятый, стр. 45

Глава 13

ТИШЕ ЕДЕШЬ — ДАЛЬШЕ БУДЕШЬ

Вам никогда не доводилось за один раз очень сильно ошарашить сразу полторы тысячи человек? Нет? Говорите, что несколько десятков удивили? Мелко берете — я веду речь о настоящем изумлении, а не о тривиальных ситуациях вроде тех, когда на вас, после предательски шумного выпуска газов, оборачиваются все пассажиры троллейбуса. Внимания серьезных масс такими дешевыми методами не заработать. А я вот по-настоящему ошеломил огромную толпу, когда на рассвете объявил, что морская прогулка отменяется: придется к светлому будущему шагать ножками — своими или лошадиными.

А вот потом пришел черед удивляться мне.

То, что мы все это время для постороннего наблюдателя не демонстрировали подготовки к переходу сушей, не означало, что делали это спустя рукава. Хотя все не сомневались, что идти придется морем, к делу относились серьезно — я лично проверял, чтобы телеги готовили без обмана.

А в итоге выяснилось, что обманывали…

Раньше мне казалось, что телега — это коробка с колесами, где все просто, понятно и не нуждается в серьезном техобслуживании. Занятия с Иваном и прочими замшелыми консультантами по древнему быту приоткрыли завесу над моей глупостью — с подержанной иномаркой может оказаться меньше проблем, чем с деревянной колымагой. А теперь я понял, что те мысли были полны неоправданного оптимизма.

Некоторые телеги не могли сойти с места, потому что лишь с виду были работоспособны. А некоторые даже с виду не были… Меркантильные пейзане, собираясь помахать городку ручкой с борта корабля или тяжелого плота, не придумали ничего лучшего, как поснимать деревянно-железные подшипники и колеса — в их представлении ценнейшие предметы. Некоторые, особо бессовестные, не постеснялись прихватить оси.

Телеги без подшипников передвигаться не могли.

Без колес это тоже несколько затруднительно…

Я воздержался от истерики, сжато и четко приказав Туку принять меры к немедленному восстановлению транспортных качеств разукомплектованных повозок. Видимо, в моем лице он, несмотря на спокойный тон, прочитал нечто большее, потому что уже через две с половиной секунды начал с показным энтузиазмом стучать кулаками по лицу ближайшего саботажника.

Дело пошло — народ начал лихорадочно вкалывать, торопясь уберечь физиономии от синяков. Те, чьи транспортные средства остались на ходу, поглядывали на неудачников с превосходством, неспешно занимаясь погрузкой. А куда спешить — все равно успеют, раз такая задержка вышла.

На всю эту суету благодушно взирали иридиане. Им вообще торопиться было некуда — они со вчерашнего дня на походном положении и даже ночевали в своих «джипах».

Арисат, видимо, заметив, что я бросаю на еретиков одобрительные взгляды, нарисовался перед глазами и начал неуклюже отмазывать провинившихся земляков:

— Добрые ополченцы и семьи дружины готовы, вся заминка из-за крестьян простых. Хоть они и бакайцы, но натуры не изменишь: жадные, медлительные и сильно уж тупые.

— Ты вроде говорил, что у вас дефицит дураков, но почему-то телег, как я вижу, около трети не на ходу. Не похоже, что идиотов недостаток…

— Э… Треть — это ведь все равно мало?

Математик…

— Арисат, раз такие дела, то выводим иридиан из городка — их телеги впереди пойдут.

— Не понял?! Люд обидится — мы ведь бакайцы, а не кто-то там! Нашим, получается, за их лошадьми придется навоз нюхать?!

— Да пусть хоть вылизывают его, раз копаться собрались до вечера. Арисат, нельзя нам здесь задерживаться. Чтобы колонну организовать, времени тоже немало уйдет. Так что беремся задело прямо сейчас — с иридиан, раз они уже готовы.

Воин больше не рискнул возражать или высказываться неодобрительно — сам понимал, что земляки сильно проштрафились.

С еретиками все просто оказалось: раскрыли ворота — и они организованно, без вмешательства бакайских командиров начали выбираться за стены. Каждый возничий прекрасно знал свое место: заранее определили — еще у себя. Мне понравилось, что на первых повозках ехало полтора десятка мужиков с топорами и пилами. Явно не для самообороны инструменты прихватили — команда рабочих, на случай встречи с препятствиями. Все продумано: не пешком шагают, а едут — силы берегут, чтобы все в дело пустить.

Вид выбирающихся из Талля иридиан на бакайцев подействовал правильно — их будто подстегнули. Молотки заработали в четыре раза быстрее, телеги восстанавливались с дивной быстротой. Или от позора стараются, или испугались, что их здесь оставят.

Но даже этого мне показалось мало — позвал Тука:

— Объяви всем, что последнюю телегу оставляем в городке. Так что кто не успеет, тот потащит свое добро на горбу — сколько унесет.

— Может, тогда сразу три оставим, чтоб неповадно было? — кровожадно предложил горбун.

— Одной достаточно — давай.

Темп работ увеличился: молотки застучали, будто пулеметы, восстановленные телеги грузились в считаные минуты, а из ворот они выезжали со скоростью света.

Хозяин последней, видя, что никак не успевает поставить вторую ось, чуть ли не рыдая, взвалил на плечо баул и, подталкивая загруженную, будто ишак, жену, покинул городок, с виноватым видом прошмыгнув мимо нас.

Арисат, неспешно затворив ворота, подпер их палкой:

— Все, господин страж, в Талле даже курицы не осталось.

Про курицу он, гад, наверняка специально сказал — не забыл.

Опять поскрипывает седло и покачивается мир — я еду верхом. И опять никаких неудобств при этом не испытываю — как пить дать вранье все про мозоли и потертости. Одни положительные эмоции — даже пешком после такого ходить не хочется.

Место мое не абы где, а в авангарде — при отряде конных дружинников, возглавляемых Арисатом. Второй, аналогичный по численности, отряд замыкает колонну; есть еще маленькая группка приблизительно в центре. Сто семь телег растянулись, наверное, километра на два — мы очень уязвимы для нападения. Хорошо, что наш противник активен лишь в темноте, иначе мог бы трепать нас почти безнаказанно. Хотя как сказать — ополченцы у бакайцев категорически не признают пацифизма. В кольчугах, кожаных доспехах, изредка в простеньких стеганых куртках, обшитых местами железными и роговыми пластинами, с разнообразными шлемами на головах; при щитах, копьях, топорах, у некоторых даже мечи, и луков хватает. Около четырех сотен очень даже боеспособных мужиков — из них две с половиной сбиты в три организованных сотни. А вот с остальными неудобство — разобщены сильно по своим телегам: в куче на марше возничих не удержишь.

Обещания Арисата начали сбываться — я сейчас будто свадебный генерал: ничего не надо делать, кроме как сидеть с умным лицом. Назначенный обозный старшина с несколькими помощниками оперативно решают вопросы с поломавшимися повозками, сварами возничих, потерянными подковами, заторами, столкновениями и прочими проблемами. Сам Арисат взял на себя охрану и разведку. Больше пока делать вроде и нечего, так что я рутиной не занимаюсь — с чистой совестью любуюсь окрестностями.

Любоваться, если откровенно, особо нечем. Едем пока что по дороге — местами вся в колдобинах от давно засохшей грязи; местами, когда проходит через сосновые боры, песочек, усыпанный засохшими иголками хвои. Частенько встречаются звериные следы — благодаря обучению даже немного в них разбираюсь. Лисы, зайцы, косули, ежи, мелкие кошачьи или куньи; чуть пореже — олени, кабаны, волки; еще реже — лоси и медведи. Иногда попадались оттиски солидных кошачьих лап и чего-то совсем уж непонятного — будто крокодил пробежал или анаконда проползла. Дичи, похоже, здесь хватает. Странно — если верить полученной информации, погань просто обожает уничтожать все живое. Или это касается лишь человека и всего, с ним связанного? Да и топтыгина того ожившего забыть не могу — если здесь тоже так происходит, то лес должен просто кишеть «зверозомби». Однако обилия нечисти не наблюдается. Или спонтанное перерождение возможно лишь в особых местах вроде того острова?