Граф де Шантелен, стр. 4

От этой картины у графа защемило сердце. Его рука судорожно сжала ствол ружья. Еще мгновение — и он бросился бы на помощь своим недавним товарищам по оружию.

— А госпожа графиня? — донесся до него строгий голос Кернана. — А моя племянница Мари?

— Идем, идем! — отвечал граф, поспешно сбегая по склону холма прочь от крепостных стен.

Вскоре хозяин и слуга уже оставили город далеко позади. В стороне от проезжей дороги, они пробирались вдоль берега среди солончаков, в которых рапа [29] искрилась в свете луны. Зловещий шепот рождался за деревьями, сгорбившимися под напором ветра, — наступил час прилива.

Несколько раз со стороны города доносились душераздирающие крики, и временами шальная пуля с сухим треском разбивалась о прибрежные скалы. Горизонт то и дело озарялся неясными отблесками пожара, и стаи голодных волков, чуя свежую плоть, оглашали окрестности жутким воем.

Граф и Кернан шли молча. Но одни и те же мысли волновали обоих, и каждый так же хорошо знал, что творится в душе другого, как если бы они разговаривали. Время от времени беглецы останавливались, чтобы, оглянувшись, осмотреть местность, и, не обнаружив погони, снова пускались в путь.

Не было еще и десяти вечера, когда путники достигли местечка Пирьяк. Не доверяя темноте его улиц, друзья решили отправиться прямиком на мыс Кастелли. Отсюда их взорам открылось бескрайнее море. Справа проступали скалистые очертания островка Дюме, слева маяк Ле-Фур посылал в туманные дали регулярные вспышки света, вдалеке возвышалась неясная темная масса — остров Бель-Иль.

Не обнаружив на побережье ни единой лодки, друзья вернулись в Пирьяк. Здесь в глаза им бросилось сразу несколько баркасов, покачивающихся на приливной волне. На одном из них Кернан заметил рыбака, который уже свернул парус и собирался сойти на берег.

— Эй, друг! — окликнул он.

Рыбак подпрыгнул как ошпаренный и приблизился весьма настороженно.

— Ну подойди же, не бойся, — сказал ему граф.

— Вы не из здешних мест, — произнес рыбак, сделав несколько шагов вперед. — Что вам нужно?

— Можешь ты выйти в море сегодня же ночью, — ответил Кернан, — и доставить нас…

— Куда? — спросил рыбак.

— Куда? Когда будем на борту, скажем, — продолжил граф.

— Море сегодня скверное, да и ветер с юго-запада ничего хорошего не сулит.

— А если тебе хорошо заплатят? — не отступал Кернан.

— Мне никогда не заплатят «хорошо» за мою собственную шкуру, — упирался рыбак, стараясь получше разглядеть своих собеседников.

После недолгого молчания он сказал:

— Эге, да ведь вы идете со стороны Савене! Там давеча было жарко!

— Твое-то какое дело? Ты берешься нас отвезти?

— По правде говоря, нет.

— Тогда найдем ли мы в округе моряка похрабрее?

— Вот уж не думаю. Впрочем, постойте, — добавил рыбак, подмигнув, — вы же не сказали и половины того, что принято говорить в подобных случаях. Сколько вы платите?

— Тысячу ливров, — ответил граф.

— Дрянные бумажки!

— Золото, — уточнил Кернан.

— Золото? Настоящее золото? Не худо бы на него взглянуть!

Граф развязал пояс и высыпал оттуда с полсотни луидоров. [30]

— Твоя лодка не стоит и четверти этой суммы.

— Да, — ответил рыбак, жадно пожирая золото глазами, — но моя шкура как раз стоит всего остального.

— Так что же?

— Садитесь, — согласился рыбак, забирая у графа деньги.

Он подтянул суденышко поближе к берегу. Граф и Кернан вошли по колено в воду и взобрались в лодку. Якорь был вызволен из песка. Кернан поставил парус, и красноватое полотнище натянулось под напором ветра.

В тот момент, когда рыбак в свою очередь собирался запрыгнуть в лодку, Кернан проворно оттолкнул его и одним ударом багра отогнал легкое суденышко на десяток футов от того места, где оно только что находилось.

— Так что же? — крикнул рыбак.

— Побереги свою шкуру, — прокричал ему в ответ Кернан, — по правде говоря, нам она ни к чему. А деньги за посудину ты уже получил!

— Но… — начал было граф.

— Мне знакомо это ремесло, — успокоил его Кернан.

Закрепив шкот, он взялся за руль, и суденышко увалилось под ветер. [31]

Потрясенный рыбак не мог произнести ни звука. А когда дар речи вернулся к нему, два слова полетели вдогонку беглецам:

— Проклятые республиканцы!

Но к этому времени лодка уже скрылась во мраке среди чернеющей пены волн.

Глава III

ПУТЕШЕСТВИЕ

Кернан, как и говорил, не испытывал никаких затруднений в управлении баркой. Этому он научился еще в молодости, будучи простым рыбаком, и все побережье Бретани от стрелки Круазик до мыса Финистер знал как свои пять пальцев. Не было ни одной скалы, о которой бы он не ведал, ни одного залива или бухточки, в которые бы не заглядывал. Он помнил часы прилива и отлива и не пугался ни рифов, ни отмелей.

Суденышко, на котором плыли теперь наши друзья, представляло собой узкую рыбачью лодку с глубокой осадкой кормы и приподнятую в носовой части. Она обладала завидной остойчивостью на морской волне даже при плохой погоде. На лодке ставили два паруса красного цвета: фок и грот. [32] В настиле, покрывавшем ее во всю длину, была выемка, предназначенная для рулевого. Таким образом, волны, не причиняя вреда, могли свободно перекатываться через палубу, что, впрочем, случалось не раз во время ловли сардины на траверзе острова Бель-Иль и потом, когда приходилось пробираться в устье Луары, чтобы подняться до Нанта.

Две пары рук оказались совсем не лишними при управлении лодкой. Вскоре паруса были поставлены, и суденышко, накренившись на борт, рванулось вперед. Подгоняемое юго-восточным ветром, оно стремительно летело по волнам. Бретонец решил не брать на парусах ни одного рифа, несмотря на сильный ветер, хотя лодка так кренилась под его напором, что волны лизали ликтросы. [33] Но точное движение руля, вовремя подтянутый шкот помогали Кернану восстановить равновесие, и суденышко продолжало свой стремительный бег.

В пять часов утра они прошли между Бель-Илем и полуостровом Киброн, которому через несколько месяцев суждено было захлебнуться французской кровью и стать позором для англичан. [34]

Запас провизии на лодке состоял из нескольких копченых рыбин, и друзья смогли наконец немного подкрепиться — в первый раз за последние пятнадцать часов.

Путешествие проходило в молчании. Граф де Шантелен находился во власти глубоких переживаний. Перед ним смутно проплывали картины прошлого, причудливо переплетенные с видениями будущего, которые рисовало его воображение. В тот миг, когда он бросился на помощь своей жене и дочери, опасность, казалось, еще больше нависла над ними. Он пытался предугадать развитие действия и старался воскресить в памяти последние события, согласно известиям, полученным из замка.

— Карваля хорошо знают в округе, — сказал граф, обращаясь к Кернану, — и если он появится в окрестностях замка, его ожидает отнюдь не радушный прием.

— Верно, — согласился бретонец, — ваши люди не упустят возможности расправиться с ним. Однако если этот оборванец решит навестить замок, он придет не один. Да что там! Хватит и одного его доноса, чтобы госпожа графиня и моя племянница Мари были брошены за решетку. Две несчастные женщины, никому не причинившие вреда! В какое же время мы живем!

— Да, ужасное время, Кернан, — время, когда гнев Господень пал на нас. Но мы должны подчиниться воле Божьей. Счастливы те, кто не имеет семьи — они могут бояться лишь за самих себя! Мы, Кернан, мы боремся, защищаемся, сражаемся за святую веру, тогда как нашим матерям, дочерям, сестрам, женам остается лишь плакать и молиться.

вернуться

29

Рапа — перенасыщенная солями вода соленых озер и отделившихся от моря лиманов.

вернуться

30

Луидор — французская золотая монета, чеканка которой началась в 1640 году при Людовике (фр. Луи) XIII — отсюда и название: «золотой луи». Чеканка луидоров прекращена при республиканском правительстве в 1795 году. В конце XVIII века луидор соответствовал 25 ливрам и содержал около 7 граммов золота.

вернуться

31

…увалилось под ветер — то есть угол между диаметральной плоскостью судна и направлением ветра увеличился.

вернуться

32

Грот — здесь: парус, который ставят позади мачты.

вернуться

33

Ликтрос — пеньковый несмоленый трехпрядный трос, которым обшивают кромки парусов.

вернуться

34

Киброн — полуостров на юге Бретани, в департаменте Морбиан. Здесь летом 1795 года при поддержке англичан контрреволюционеры предприняли попытку высадки вооруженного отряда, который был сразу же разбит войсками генерала Гоша. Революционный закон предписывал расстреливать всякого поднявшего оружие против Республики, и поэтому 711 плененных эмигрантов были расстреляны.