Коснись зари, стр. 44
Сегодня вечером он снова будет Хоакином Мурьетой. Он также нанесет поздний визит Хеллер и попытается заверить ее, что она и ее тетушка скоро будут свободны.
Хоакин, облачившись в тот же костюм, в котором появился на балу, заправил черную рубашку в такие же черные штаны с широким красным поясом, надел сомбреро и туго затянул шнурок под подбородком. Пристегнув ремень, проверил, заряжено ли оружие, и уже собирался направиться к выходу, когда вспомнил о накидке и о маленькой книжке. Набросив накидку на плечи, Хоакин сунул книгу под мышку, и тут до него донеслось послание из прошлого — звуки гитары Леви Ортеги, затем приятный голос запел песню о вакеро. Леви был одним из тех, кто выжил в Канта. Вот бы увидеть его снова!
Хоакин подошел к вновь прибывшим. Люди сидели на бревнах вокруг костра, пили кофе и негромко переговаривались между собой. При виде его они подняли головы, и тут же со всех сторон раздались изумленные возгласы:
— Хоакин Мурьета!
— Матерь Божья!
Его очень удивило, что их оказалось так много.
Лино выступил вперед и кивнул, указывая на собравшихся.
— Я пытался сказать им, что ты не умер в Канта…
— Так они думают, будто я призрак?
Лино пожал плечами.
Леви Ортега, живой и здоровый, вскочил на ноги и протянул Хоакину руку.
— Ты отлично выглядишь, дружище. Мой брат Карлос просит прощения за то, что не приехал сразу, — его жена вот-вот должна родить.
Хоакин приветливо улыбнулся.
— Благодарю тебя за хорошие новости, Леви. Я обязательно появлюсь у вас, чтобы посмотреть на ребенка, когда все это закончится. А ты знаешь, почему мы здесь?
— Пока нет, но ходят слухи…
— Так вот, друзья. — Хоакин повернулся к остальным. — Я горжусь тем, что вы приехали сюда, и хочу сказать, что ваша помощь нам очень необходима. Гринго, которого зовут Лютер Мейджер, приказал своим людям похитить ваших друзей и родственников, а затем превратил их в рабов; он сковал их как собак и использует для работы на золотых приисках. Мой помощник объяснит вам все детали и покажет карту долины, чтобы вы запомнили местоположение каждой постройки и знали, сколько охранников и слуг в доме и на реке.
Пристально вглядываясь в напряженные лица, столь торжественные в свете огня, Хоакин думал о других людях. Джек Гарсиа, Хоакин Карильо, Васкес — все они были храбрецами, и все приняли его как своего командира, а его клятву мести исполняли как собственную.
Вскинув голову и расправив плечи, он вышел из пещеры. Пепе уже оседлал Тигра и теперь безуспешно пытался успокоить не в меру ретивого скакуна.
— Ваш конь будет рад поразмяться, — Пепе лукаво подмигнул ему, — так же как и его хозяин.
— Благодарю, Пепе.
Хоакин сунул книгу под седло и, перебросив накидку через шею Тигра, вставил ногу в стремя.
— Я вернусь перед рассветом.
Конь затанцевал под ним, и он похлопал его по мускулистой шее, затем обернулся назад.
Люди оставили костер и собрались у входа в пещеру.
— Виват Хоакин! — крикнул один, из них, и его поддержали остальные.
Хоакин поднял Тигра на дыбы; ветер трепал его накидку.
— До скорой встречи, амигос! — Он повернул коня и умчался в ночь, а люди еще долго кричали ему вслед: «Виват Хоакин!» — и их голоса уносились в безбрежный простор долины.
Глава 15
Хеллер безостановочно ходила по спальне. Рассказывать свою историю Абигайль было не легко, но она просто не могла этого не сделать: ее тетушка должна была знать, с кем они столкнулись и что за человек был Гордон Пирс.
— Я, должно быть, очень быстро уснула после нашего с тобой разговора, — взволнованно начала она, — а на следующее утро проснулась в кровати Гордона, одетая только в одну ночную рубашку. — В ее глазах сквозило отчаяние. Сложив руки на груди, она подошла к окну и посмотрела на высокие сосны, окружавшие дом. — Он сказал, что я по собственной воле приехала к нему и потом мы занимались любовью. — Хеллер сделала паузу, пытаясь успокоиться. — Разумеется, я в это не поверила, и тогда он сказал, что причина, по которой я ничего не помню, состояла в большом количестве выпитого шампанского. — Она открыла окно и судорожно вдохнула аромат леса. — А ведь я никогда не пью шампанского: от него у меня болит голова. Но… что мне было думать? Я во всем винила себя, и тогда, якобы стараясь успокоить меня, он попросил моей руки. Вот тут-то я все и вспомнила…
— Что вспомнила, дорогая?
— Я не сама поехала с ним. Он похитил меня. Они вошли в мою комнату ночью, прижали какую-то грязную тряпку к носу и… это все, что я знаю.
Абигайль всплеснула руками.
— Он — сумасшедший!
Хеллер согласно кивнула.
— Когда я встала с кровати, — она опустилась в стоявшее перед окном кресло-качалку, — то увидела кровь на простынях…
Абигайль издала горестный вздох.
— Значит, он еще и изнасиловал тебя. О Господи!.. Этого не хватало…
Хеллер откинула голову назад и уставилась в потолок.
— Крепись, тетушка, тебе придется узнать еще кое-что. — Она сбивчиво рассказала Абигайль о наркотиках и о том, как Пирс отхлестал ее, о китайских девочках-рабынях, которых он забивал до смерти после того, как они удовлетворяли его. — Так как Пирс рассчитывал, что я в будущем стану его женой, избивая меня, он использовал кнут, который жалит, но не оставляет следов.
С трудом сдерживая рыдания, Абигайль спросила дрожащим голосом:
— Когда он привез тебя обратно, почему, ради всего святого, ты не рассказала все властям? Они смогли бы защитить тебя!
— Ах, тетушка, — остановила ее Хеллер, — неужели ты думаешь, что я не хотела? Я и в самом деле решила сообщить властям, но быстро поняла, что не имею права рисковать многими жизнями — твоей, Алекса, всего правления… — И тут она поведала об угрозах Пирса, закончив свое повествование протяжным вздохом.
Абигайль печально кивнула.
— Полагаю, я только ухудшила положение, попросив дона Рикардо поговорить с тобой, но мне казалось, что если кто-то и может переубедить тебя, так только он. Дон Рикардо любит тебя, и ты любишь его. Он — храбрый и находчивый человек, Хеллер, и, возможно, смог бы найти способ помочь.
— Теперь это уже не имеет значения. Слишком поздно. Я знаю, ты желала мне добра, тетушка, но я не могла рисковать и не рассказала ему об угрозах Гордона, хотя, уверена, он сам что-то подозревает. Ты не должна винить его; дон Рикардо сделал все, что смог, чтобы отговорить меня, и я тоже сделала все, что смогла, пытаясь убедить его в своей искренности.
— О, Хеллер, — простонала Абигайль, — тебе не нужно ничего больше говорить, дорогая. Я знаю, насколько это ужасно для тебя…
— Нет-нет, я должна рассказать тебе все. Если что-нибудь случится…
— Ради Бога, перестань пугать меня. Хуже того, что случилось, уже ничего не может быть.
— Я надеюсь, что нет, — произнесла Хеллер, боясь дальше продолжать эту тему, — но ты была права: дон Рикардо — благородный человек, и я неравнодушна к нему. Думаю, даже что я люблю его, — добавила она, — и… О Господи, тетушка, пожалуйста, постарайся понять мое отчаяние — мне пришлось притвориться, что я такая же, как мать…
Абигайль изумленно взглянула на племянницу.
— Как твоя мать? Что это значит?
Хеллер сжала губы.
— Я начала совращать дона Рикардо, чтобы он почувствовал отвращение ко мне и ушел, но он остался, и через некоторое время я забыла, чего пыталась добиться. Я очень хотела его, тетушка, и у меня было чувство, как будто, позволяя ему заняться любовью со мной, я забуду то, что сделал Гордон.
Не в силах сдержать слезы, Абигайль пересекла комнату и прижала Хеллер к себе.
— Я понимаю, дорогая, понимаю. Девственность женщины — драгоценный дар, и дон Рикардо не принял бы его легко.
Приглашение на ужин со стороны Гордона Пирса больше походило на требование, но затем Хеллер и Абигайль пришлось прождать почти десять минут, прежде чем Пирс появился в гостиной.