Бесконечная война, стр. 12

Насколько прочно обосновался на этих землях «Пянджширский лев», сказать невозможно. Совершенно очевидно, что идет война, где противники знают друг о друге почти все. Каждый день шпионы, информаторы переходят линию фронта под видом крестьян, которыми они, впрочем, и являются на самом деле. Почти так же, как и во время войны с советскими войсками. Советские военные никогда не могли с уверенностью сказать, какая территория ими контролируется. Единственные иностранцы, которые присутствуют в данном районе, это все те же итальянские представители гуманитарной организации Эмердженси, которая занимается оказанием медицинской помощи населению.

Женщины ищут работу в госпитале Эмердженси. Госпиталь – единственный след жизни в мертвом городе

Вообще, Эмердженси совершила настоящее чудо: в разоренном Кабуле строится госпиталь, белые стены которого и просторные палаты – единственные следы жизни в мертвом городе. Главный распорядитель Джино Страда смог сделать то, что другим и не снилось: ему удалось убедить талибов, что не мулла должен решать, как лечить и оперировать людей. На другой стороне фронта, у моджахедов, Эмердженси развернула шесть центров «скорой помощи», связанных с госпиталем в Анабе, расположенной вверх по ущелью.

Не часто приходится испытывать чувство гордости за то, что ты итальянец, но в Кабуле, где спасают людей, не задавая лишних вопросов, признаюсь, я чувствовал именно гордость. Госпитали, вспомогательные учреждения построены в Афганистане на пожертвования итальянского народа и на средства, ассигнованные правительством. «Два миллиарда лир плюс стройматериалы на сумму в полмиллиарда», – подтверждает Страда. Но для бурной радости нет ни повода, ни времени. Перед моими глазами стоит лицо маленького Халила, которого я видел в Картесе в госпитале, который пока принадлежит Международному Красному Кресту. Как говорят, это лучший госпиталь во всем Афганистане.

Халил подорвался на мине в районе Бамиана. На вид ему лет шесть. Он навсегда останется слепым и беспомощным – взрывом ему изуродовало лицо и оторвало все пальцы на руках. Тихий жалобный стон доносится из его обожженного рта, все его лицо покрыто грязными бинтами. Чтобы выдержать эту картину, нужна недюжинная сила. Я в себе такой силы не чувствую и отвожу взгляд. Халил слабо кашляет, как бы напоминая, что он все еще там, под зеленым одеялом, на котором следы не только его крови. Я понимаю, что мое сочувствие ничего не изменит в его судьбе. В его положении не остается ничего другого, как уповать на волю Великого Аллаха.

Сколько они ещё продержатся?

Они у власти уже четыре года и ничего не построили. Это поражает. И дело не только в отсутствии средств. Такое впечатление, что древний Кабул, столица гордой страны, победившей англичан, их совершено не интересует. Тем более что их лидер, мулла Мухаммад Омар, не жалует столицу и находится почти безвыездно в родном Кандагаре на земле пуштунов-суннитов. Не слышно, чтобы они строили планы на будущее. Каким они его себе представляют? Тайна за семью печатями. Их взрастили в медресе, исламских школах по изучению Корана в Пакистане, на деньги тех, кто был заинтересован в этом, – торговцев наркотиками.

Кто вооружил талибов, не является тайной. Это секретные службы и военные круги Исламабада. Совсем не обязательно, что они согласовывали свои планы с пакистанским правительством. С самого начала советского военного вмешательства эти круги финансировали, вооружали, обучали моджахедов и покровительствовали им – семи партиям вооруженной афганской оппозиции, находившимся в Пешаваре. Кому-то из них этой помощи перепадало больше, кому-то меньше. Затем советские войска ушли, оставив в одиночестве Наджибуллу, и, наконец, весной 1992 г. моджахеды вошли в Кабул, формально возглавляемые Абдул Хаком, реально Ахмад-шахом Масудом и Гульбеддином Хекматияром.

С того момента начался новый этап афганской трагедии. Победители стали сводить счеты друг с другом, началась кровавая междоусобица. Но если прежде война обходила города и крупные населенные пункты, то при моджахедах боевые действия развернулись на улицах, бои шли за каждый дом. Именно моджахеды разрушили Кабул. Они перестали исполнять волю своих кукловодов, и тогда те решили создать другую силу, которая позволила бы им держать под контролем маршруты транспортировки наркотиков и обеспечить Западу строительство нефтепровода для каспийской нефти по территории усмиренного «любой ценой» Афганистана и южного Пакистана до Персидского залива. В дележе каспийской нефти и Вашингтон, и Эр-Рияд, и, естественно, Исламабад были заинтересованы оставить Россию с Ираном не у дел.

Кто-то назвал талибов «зелеными кхмерами». Они вполне достойны этого названия. Этот «кто-то» обладал, несомненно, острым умом. Он, должно быть, понял, что начать новую игру в разоренном Афганистане можно, только создав войско фанатичных ландскнехтов. И такое войско было создано. Его главным лозунгом, который обеспечил победу, стало обещание: «С нами в Афганистан придет мир». Талибам удалось только частично его выполнить. Война ушла из Кабула, Джелалабада, Герата, Мазари-Шарифа. Силы моджахедов были рассеяны. Раббани укрылся в Пакистане, Хекматияр бежал в Иран, Абдул Хак – в Арабские Эмираты. Но вытеснить Ахмад-шаха Масуда из Пянджширского ущелья не удалось – на севере продолжаются бои. Ни о каком нефтепроводе нет и речи. Как и в Чечне, его кто угодно может взорвать в любой момент.

Считается, что талибы не умеют воевать. Рассказывают, что они идут в наступление очертя голову. И гибнут как мухи. Очевидно, в медресе не слишком углубляются в тонкости военного дела, ограничиваясь изучением «Калашникова» и кое-каких других мелочей. В конце концов, это не имеет значения. Ну и что? Они гибнут тысячами. Прилетят самолеты без опознавательных знаков и высадят новые толпы молодых людей, одетых в лохмотья. За участие в боевых действиях им почти ничего не платят, в отличие от времен войны с неверными шурави, когда доллары моджахедам текли рекой. Умелое применение Корана значительно снизило цены. Даже если они терпят поражение, неся большие потери, то вскоре в их рядах, словно вырастая из-под земли, появляются новые бойцы. Ведь в пакистанских лагерях беженцев более чем достаточно безработных, готовых на все ради куска хлеба.

Идея гениальная по своей простоте и доступности. В этом и трагедия. Их вожди сделаны из того же теста, они сами прошли ту же школу. «Тот, кто раньше не ел и двух раз в день, сегодня садится в черный «мерседес», отправляется в министерство и ест три раза вдень мясо с рисом. Он считает, что попал в рай. Он пьянеет от одной только мысли, что вечером сможет вернуться домой, где его ждут две или три жены. Нечего и пытаться говорить таким, что в мире существуют и другие, гораздо более привлекательные, возможности: они просто не поймут, их это не интересует, они не видят ничего дальше своего носа. Кроме того, они понимают, что, уступив соблазну узнать что-то новое, они рискуют потерять то, что у них есть». Так считает молодой предприниматель из Кабула, который предпочитает не называть своего имени.

Ему 32 года, назовем его Хадиж. Хадиж носит бороду, хотя с удовольствием сбрил бы ее: «Но нельзя, это опасно». У него имеются деньги, но он знает, что с этими правителями ему не удастся по-настоящему разбогатеть. «Эти люди никогда не летали самолетами и не хотят этого, не пили вино и не собираются. Они пили только чай в своих лачугах или палатках для беженцев. Если они запрещают телевидение, то только потому, что сами его никогда не смотрели. Их муллы читают простые проповеди верующим и являются единственными источниками информации».

Его слова вполне совпадают с тем, что рассказывают другие и что я видел собственными глазами. В кабульском аэропорту нас встречает, выходя из новенькой «тойоты» белого цвета, уполномоченный талибов.