Стервятники (Мертвый сезон), стр. 19

Дышали крабы жабрами, которые постоянно приходилось увлажнять, а потому днем они глубоко зарывались в толщу песка и наружу выбирались – чтобы поохотиться – лишь по ночам или в дождливую, ненастную погоду. Ночью их белесые тела становились почти незаметными на фоне окружающего песка, а потому о существовании животных можно было догадаться лишь по их движениям. В такие мгновения весь пляж словно оживал и начинал шевелиться у них под ногами. Женщины со смехом гонялись за крабами, едва ли толком осознавая, что все живое на пляже боялось их и старалось ненадежнее и поскорее укрыться от непонятных и слишком навязчивых пришельцев.

20.05.

Когда женщины вернулись, мужчина сидел совершенно голым, а его красная рубаха, потрепанные джинсы и тяжелые ботинки свисали с края навеса неподалеку от огня. Судя по исходившему от костра густому белому дыму, сложен он был из хвойных веток – мужчине определенно нравился его запах и ему хотелось подольше удержать его вокруг себя. Ему и в голову не приходило, что на протяжении нескольких последних месяцев в пещере стояла устойчивая вонь мочи, испражнений, сырости и гниющего мяса, которыми буквально пропиталось все его тело. Впрочем, ничего этого он, в сущности, даже не замечал. Единственное, о чем он думал сейчас, было то, что жившая в доме женщина тоже развела огонь, и именно запах этого костра вскоре позволит ему подкрасться к ней незамеченным.

Войдя в пещеру, обе женщины рассмеялись.

– Мы испоганили им крыльцо, – сказала молодая. Потянувшись вперед, она ухватила мужчину за половой член, хотя и знала, что подобная выходка может разозлить его. Впрочем, раньше это ему даже нравилось. Пенис стал стремительно увеличиваться в размерах. Осклабившись, он погрузил свою левую ладонь в ее грязные космы и потянул на себя. Женщина снова засмеялась.

На среднем и безымянном пальцах правой руки мужчины не доставало по фаланге. Протянув эту руку, он просунул ее в вырез клетчатой рубашки женщины и грубо потер ладонью ее груди; при этом большой и указательный пальцы постарались ухватиться за ее сильно выступающие соски. Глаза женщины по-прежнему ничего не выражали, хотя между зубами просунулся кончик языка, которым она стала подразнивающе водить из стороны в сторону. Именно этого мужчина и ждал.

Отпустив волосы женщины, он с размаху ударил ее ладонью по щеке. Та упала, заскулила и тут же сплюнула на грязный пол пещеры кровавый сгусток слюны. Заметив это, старуха предусмотрительно отодвинулась в сторону – теперь приближаться к нему было опасно. Несколько мгновений мужчина и женщина пристально смотрели друг на друга, после чего обе женщины проворно отошли подальше, в прохладную глубину пещеры, оставив его в полном одиночестве.

В наполнявшем каменное помещение тусклом свете пламени они разглядели третью женщину, которая готовила к предстоящей жарке самодельные сосиски. Женщина эта была беременна, более того – почти на сносях, и в данный момент круто вздувшийся живот словно еще больше подчеркивал ленивое, тупое выражение ее лица. Подобно остальным обитателям пещеры, от крайне редких выходов на солнце цвет ее лица был неестественно бледным. У нее так же, как и у них, были длинные, грязные космы, а надетая на нее медвежья шкура в ряде мест была заляпана пятнами из давно засохшей и затвердевшей смеси грязи, пищи и золы.

– Мы испоганили им крыльцо, – повторила молодая. Словно позабыв про гнев мужчины, они снова принялись смеяться, и вскоре неестественная отвислость рта толстой старухи нашла свое объяснение – у нее совершенно не было зубов, отчего сама она чем-то походила на странную рептилию. Ее беззубые челюсти пребывали в беспрестанном движении, словно у ящерицы, которая пытается проглотить крупную муху. Она опустилась на колени рядом с беременной, ворот ее платья распахнулся, обнажив тонкие, отвислые груди.

– Там есть и другие, – сказала молодая, прислоняясь спиной к влажной стене пещеры. – Две женщины и трое мужчин. Мы через окно видели.

Беременная кивнула, хотя в данный момент ничто из сказанного ее ничуть не волновало. Сосиски были почти готовы. Около часа назад она нарезала кишки на куски около восемнадцати дюймов каждый, вывернула их наизнанку и сходила на ручей, чтобы прополоскать. Вернувшись в пещеру, она вскрыла позвоночник, берцовую и бедренную кости, чтобы добраться до костного мозга.

Потом острым ножом нарубила филейную часть, смешав ее с мозгом, двумя почками и несколькими фунтами мяса, соскобленного с берцовой кости. Приблизившись к огню, она перемешала костный мозг, немного почечного жира, после чего добавила к ним мясо.

Теперь она набивала приготовленный фарш в кишки и старательно завязывала их концы. Когда мужчина отойдет от костра, она немного подождет, чтобы улегся дым, потом добавит в него более твердой древесины и начнет готовить ужин.

Со стороны висевшей у нее над головой клети послышался скребущийся звук, но она не обратила на него никакого внимания. Остальные две женщины рассмеялись и стали показывать пальцами. Сделанная из металлической решетки клеть была подвешена за прочную веревку к стальному кольцу, надежно вбитому в потолок пещеры футах в двадцати у них над головами. Конец веревки спускался вдоль стены и крепился к массивной скобе. Все эти материалы они отыскали на помойках, разбросанных на несколько миль в округе.

В данный момент в клети находился подросток, которому на вид было лет пятнадцать. Совершенно голый, он ничком лежал на ее полу, от страха давно утратив способность хотя бы шевелиться. Время от времени его тело, подобно злобному ветру, сотрясала конвульсивная дрожь, вызывавшая только что послышавшиеся скребущиеся звуки. Беременную же все это давно уже не интересовало.

Она заметила, как мужчина встал и принялся снимать висевшие у огня вещи. Пора, – подумала она и, не обращая внимания на старуху, собрала хворост и подошла к костру.

– Они говорят, там и другие есть, – сказала она мужчине.

– Сколько?

– Трое мужчин. И еще две женщины.

Он глянул на плененного подростка и улыбнулся. Значит, скоро они заполнят эту клеть, забьют ее до отказа. А мальчишке придется потерпеть. Или умереть. Охотники они были отменные, да и вообще, теперь жизнь полегчает.

Мужчина мало что помнил и не имел ни малейшего представления о времени. И все же в его голове сохранились воспоминания о той холодной, но свободной жизни, которую они вели на острове – до тех пор, покуда туда не нагрянули люди с ружьями, которые стали искать тех, с лодки. Он даже не догадывался, что такое ружья – разве что осознавал, что те несут быструю смерть, и потому панически боялся их. Прежде, до прихода людей с ружьями, они питались преимущественно морской пищей, как тому учили их в прежние, голодные годы старики: крабами, моллюсками, водорослями, да еще разве что рыбой, которую они научились ловить на самодельную веревочную леску.

Ему и сейчас нравилось ходить на рыбалку. Опустишь, бывало, длинный и гладкий крючок на веревке, а сверху над ним укрепишь кусочки отшлифованных костей, чтобы сверкали и играли в лучах солнца, привлекая тем самым рыбу. И вот, когда какая-нибудь рыбина подплывет достаточно близко к берегу, надо было резко рвануть веревку на себя, и, если крючок вопьется ей в тело, тащить на берег. Только действовать надо было быстро и ловко. Или еще можно было заточить с обоих концов маленькую косточку и спрятать ее внутри наживки – рыба глотала ее, а вместе с ней и кость. Резкий рывок, и ее острые концы пронзают рыбине внутренности, отчего она рано или поздно подыхает.

При мысли об этом он даже улыбнулся.

Но то были голодные дни. Ему вспомнились худые, костлявые лица старцев – теперь давно умерших, – особенно одного старика и одной старухи, которые когда-то звали его по имени. Теперь он и имени-то этого не помнил, разве что где-то в голове блукало, что старуху звали Аг-Несс и что старик однажды пошел к маяку, чтобы зажечь свет. Впрочем, оба они умерли задолго до того, как ему взбрело в голову спросить их, что значило его имя и что старик делал на маяке.