На южном фронте без перемен, стр. 52

Раненых быстро погрузили в тягач, а Молчанов залез в брошенный танк. Двинулись они практически одновременно.

Неожиданно для меня, МТЛБ остановился прямо напротив нашей минометной батареи. Я быстро спустился к нему.

Раненых танкистов снова вытащили на землю, и медик принялся за перевязку. Пока он их перевязывал, Молчанов орал на обоих.

— Ты чего вылез? — кричал он на молодого танкиста.

— Ну, этот сопляк обосрался! Ты чего вылез? — кричал он на танкиста старого.

Старый танкист, как выяснилось, был обычным контрактником, и прослужить успел совсем недолго. Впрочем, он, стиснув зубы, молчал. Ему было совсем не до разговоров. И военная служба его тоже закончилась — ему выбило глаз.

Молодой боец отделался заметно легче: получил всего лишь порцию осколков в ногу. Он плакал, и плача оправдывался.

— Я испугался! — говорил он. — Мне было страшно. Я не знаю, зачем я вылез!

Это было очень похоже на правду. Молодой испугался, рванул наружу, а контрактник, повинуясь стадному инстинкту, дернул за ним.

Снова мимо просвистели пули. Все резко задергались.

Уже перевязанных танкистов снова засунули в тягач, Гаджи запрыгнул на броню, и они отчалили. Молчанов подмигнул мне, залез в танк, и отправился за ними. У меня мелькнула мысль, что так просто танк он уже не отдаст.

Игорь закончил Ульяновское училище, служил в Германии, а после всего того, что сделал с нашей армией лысый урод, оказался в России. Сначала он пристроился в Волгограде, но там было очень плохо с деньгами. В Темир-Хан-Шуре, в штабе бригады, приличную должность занимал его двоюродный брат. Он-то и помог Игорю перевестись сюда. «По крайней мере», — сказал он. — «Здесь довольствие выплачивают регулярно».

Так Молчанов появился у нас в части. Танков здесь отродясь не было, (здесь вообще раньше — до нас — стояла артиллерийская дивизия), так что пришлось Игорю идти командиром роты в пехоту. Очень это его сильно напрягало, и по своим танкам он явно скучал.

И вот — такой случай! Я-то заметил, как загорелись у Молчанова глаза…

Глава 3

И все. Больше ничего не происходило. Город потихоньку горел, перестук очередей стал ослабевать, чувствовалось, что сражение заканчивается. И Бандера не появлялся.

Пришли сержанты, и сказали, что очень хочется есть. Никого не кормили с самого утра.

Честно говоря, мне, почему-то, есть не хотелось. Ну, не то, чтобы совсем не хотелось, просто я еще потерпел бы. Но ведь я командир! Я о подчиненных должен заботиться в первую очередь, а уж о себе — во вторую… Хотя это вопрос спорный.

Ну, ладно. Хватит демагогии, надо ехать за старшиной. Опять, гад, где-то спрятался! Чуть опасность, пусть небольшая — больше потенциальная, хрен его дождешься. Приходится искать самому.

Я кликнул Сомика, и мы отправились искать штаб, ПХД, скопление техники… Что угодно, где может окопаться наш доблестный старшина.

Однако первым объектом, где я приказал Сомику остановиться, стала Васина минометная батарея. Что это именно Вася, я понял сразу, еще издалека, как только увидел подготовленные к стрельбе ПМ.

Однако это было уже не все. Кроме ПМ, стояли шесть «подносов».

— Здорово, Вася! — закричал я, — как только выпрыгнул из «шишиги». — И это тоже все твое?

Из кузова средней машины показалась голова Васи.

— А, привет! — удивленно-радостно ответил мне он. — Какими судьбами? Да это все мое. Мне народу добавили, и минометов… Прикинь! Собрали в части все, что шевелится, и не является аборигеном.

— Здорово тебе! — ответил я. — А как дела со снабжением? Я вот тут с водителем разыскиваю нашего доблестного старшину, который как-то давно у нас не показывался. Некоторым товарищам страшно хочется есть, они ходят и спрашивают, «кто нас будет кормить? Где еда?».

— У меня со снабжением все нормально. Вот, в соседней машине прапорщик прикрепленный обитает. Он нас и снабжает всем необходимым.

— А ты один живешь? — спросил я.

— Да нет, — засмеялся Рац. — Или ты турка и Ваню не считаешь?

— Да, не считаю, — твердо ответил я. — Это не то, что я имел в виду.

— А-а… Все равно не один. Со мной Молчанов живет.

Я опешил:

— Ничего себе!.. Ну, тогда сегодня твоя батарея пополнится техникой!

— Какой?

— Танком!

Я в лицах описал Васе сегодняшние события.

— Понятно, — сказал, выслушав меня, Рац. — Может быть, и на танке. Но это вряд ли. Отберут… Танк же где-то ведь числится? Правильно? За ним все равно приедут… Вот если бы Игорь танк у чехов отбил… Тогда другое дело. Тогда бы у нас в батальоне начала формироваться танковая часть.

Нашу оживленную дискуссию прервало довольно неожиданное событие. Из соседней машины, видимо привлеченный звуками нашего разговора, выполз папоротник. Каково же было мое удивление, когда я увидел, что это некто иной как Чорновил! Собственной персоной!

Увидев меня, он сделал некое движение, чтобы укрыться обратно в кузове, но было уже поздно. Он сам это понял, и с кривой улыбкой подошел к нам.

— Товарищ прапорщик! — незамедлительно обратился я к нему. — Где наши завтрак, обед, и… (я посмотрел на часы)… ужин. А?

Краем глаза я заметил, что Сомик слушает наш разговор. Это было очень хорошо — в случае чего, он мог подтвердить моим бойцам, о чем мы здесь говорили. Увы, но Сомову они поверили бы гораздо скорее, чем мне.

Прапорщик замялся, и это меня сильно насторожило. С чего это вдруг? Что такое? Он же должен нас снабжать! Это же наш старшина!

— Вы у меня в списки сейчас не входите, — сказал он, наконец, прямо. — Я сейчас вот эту батарею снабжаю, и Найданова.

— Ну-у, елки-палки, — остолбенел я. — Мы же вот — рядом. Почему вы нас не снабжаете? А кто должен это делать?

— У Бандеры там должен быть сейчас старшина. Вас ему на довольствие передали.

Так, картина, кажется, прояснилась. Я наскоро распрощался с Рацем, но когда уже сел в кабину, он вдруг махнул рукой — остановись, мол. Вася исчез в кузове, а потом вернулся ко мне с письмом.

— На, — протянул он мне тонкий конверт. — Это тебе передали из части. Бойцы привезли.

Письмо — это здорово! Я крепко пожал Васе руку, и, как не хотелось мне остаться, пришлось возвращаться к подопечным.

Даже не подъезжая к своей позиции, я сразу направился в расположение Бандеры.

— Привет! — сказал я ему. — Где ваш старшина?

Степан что-то жевал, и потому ничего остроумного ответить мне не сумел. Он только махнул рукой в нужную сторону, и опять ушел в свою палатку.

Папоротника я нашел быстро, но он оглядел меня с искренним недоумением.

— А на вас у меня ничего нет, — протянул он. — По крайней мере, на сегодня ничего не давали. Завтра утром разберусь.

Я мрачно посмотрел на него, но ничего не сказал. А что я ему скажу? Нету жратвы! Все, нету. Обломайтесь.

Когда я вернулся обратно, весь личный состав был на ногах. Нас ждали.

Я вылез, все также мрачно осмотрел своих бойцов, и объяснил обстановку.

— Ну и что нам делать? — спросил Восканян.

— Да, вы же командир! Придумайте что-нибудь! — поддержали его остальные.

Ну ни хрена себе! Вспомнили, что я командир! До этого как-то все недосуг было.

И что я должен был им ответить?

— В общем, так, — сказал я внушительно. — Что вы все ноете?.. Смотрите, город перед вами.

Я сделал наполеоновский жест: дарю, мол — и отправился на позицию посмотреть, что там творится. Потом оглянулся. Все мои солдаты, как один, заворожено смотрели в сторону города, словно что-то увидели, или словно какая-то важная мысль неожиданно посетила их головы.

Как-то они подозрительно быстро успокоились. Мне показалось это весьма забавным. Что-то мне подсказывало, что вскоре жизнь в моей батарее сильно изменится.

За всеми треволнениями дня наступила ночь. Дома ярко горели, создавая ощущение какого-то праздника. Я был в кабине один. Включил рацию на волне «Маяка» и слушал новости, потом музыку, потом некую радиопьесу; потом выключил, чтобы не сажать аккумулятор, и заснул.