На южном фронте без перемен, стр. 34

Я побрел к машинам с антеннами. С каждым новым шагом к моим подошвам прилипали новые килограммы грязи, так что скоро идти стало даже очень затруднительно. Счистить грязь с подошв мне было нечем. Просто, когда ее налипало слишком много, она отваливалась сама. Такое способ хождения, если честно, меня стал сильно напрягать. Когда я добрался до искомой точки, впечатление было такое, что пробежал небольшой кросс.

Я взобрался по лесенке, и толкнул дверь. Она была незакрыта. За столом сидел Юра Венгр и что-то починял. Он поднял голову:

— О, Пашка! Какими судьбами?

— Все, прибыл для прохождения дальнейшей службы в минометную батарею. Так и бросают туда — сюда, то к артиллеристам, то к минометчикам. Подскажи, где их найти? Или хотя бы где штаб? Или где Найданов обретается?

— Ого, сколько сразу вопросов! — Замахал руками Юра. — Не все сразу. Штаб вон — в двух шагах. Минометчики где-то в том краю. Я туда не хожу — больно грязно. А Найданова я вообще не знаю. Незнаком.

— А ты с кем тут живешь? — спросил я, (робкая надежда — а вдруг есть место?).

— С рэбовцем одним, ты его не знаешь, он вообще не из нашей части. Он прикомандированный.

Да, первый блин вышел комом. Это бывает. Главное, чтобы вся стопка блинов не оказалась того же вида.

Я не стал задерживаться у Венгра. Мне нужен был ночлег, так как солнце уже вполне уверенно катилось на закат.

До штаба действительно оказалось совсем недалеко. И первый, кто мне попался, был майор Санжапов. Он был командиром первого батальона, и стал командиром сводного. По слухам, товарищ очень хотел в академию, и после окончания похода ему обещали предоставить такую возможность. Однако повышенная ответственность заставляла майора нервничать.

— Яковенко, — протянул он, увидев меня, — прибыл…

Он задумался. Санжапов, по-видимому, забыл, зачем меня сюда отправили.

— Я в минометку, к Найданову, — пришел я на помощь майору.

Его взгляд просветлел:

— А! Все понятно. Это хорошо. Найданов как раз тут…

— Найданов! — крикнул он в штабную палатку.

Через несколько секунд я встретился со своим будущим начальством лицом к лицу. Лицо у начальства было симпатичное. Округлый овал, русые волосы, светлые глаза, слегка на выкате, крупные, чувственные губы, и румянец во всю щеку. Пожалуй…. Да, точно — покоритель женских сердец. Симпатичный молодой человек. Я бы даже сказал точнее — смазливый.

Мы представились, пожали друг другу руки, и лейтенант повел меня к палаткам минометной батареи.

Их было несколько. Найданов, которого, кстати, звали Андрей, показал мне на одну из них.

— Там места побольше, — сказал он, — устраивайся там.

Я кивнул головой, и настороженно отправился знакомиться с местом моего будущего проживания.

Увиденное меня совсем не обрадовало. Все шло просто один к одному — все хуже и хуже. Палатка была большой, сразу у входа, в неком предбаннике, стояла куча сапог.

«Так, здесь разуваются», — подумал я. — «Это, с одной стороны, хорошо. Но для меня, с другой стороны, явно плохо. Мои ботинки одеть — это труда стоит. Я не могу по десять раз в день снимать и обувать их. Да уж, честно говоря, как бы им ноги не сделали».

Однако делать было нечего. Пришлось снимать ботинки. Откинув брезентовые полотна, закрывавшие вход в палатку, я, хорошенько пригнувшись, проникнул внутрь. Аборигены, как по команде, повернули голову в мою сторону.

Да-а!… Составчик еще тот…Два командира расчета — Ситников и Дубовицкий. Водитель Григорян — по незамысловатой кличке Армян. Этот рядовой по своему влиянию на жизнь батареи превосходил многих сержантов. Во всяком случае, «серой скотинке» от него доставалось нехило. Особую опасность он представлял тем, что мгновенно вспыхивал и без раздумий пускал в ход массивные кулаки.

Здесь же находился и Солохин, (он же — Солоха). И водитель Зерниев — злобный маленький хоббит. Он слушал в углу музыку из рации.

Кто же обслуживал этих «авторитетов»? Ни Папена, ни Рамира я здесь не увидел. Зато было двое других — мне незнакомых. То, что эти бойцы относились ко «второму сорту», я почувствовал сразу. Внешний облик, взгляд, и какой-то неуловимый запах унижения не оставляли сомнения.

— Привет! — сказал я.

Личный состав нестройно поздоровался, и потерял ко мне всякий интерес. Эти парни знали себе цену, и в их окружении я чувствовал себя неуютно. Для них я был чужаком, а я не собирался становиться своим — этого еще не хватало!

В прочем, все было легко объяснимо. Сначала этой батареей командовал сам Шевцов, (до того, как пошел на повышение), здесь же служили и Вася Рац, и Баграм Мирзоев, (ныне уволившийся). Бойцы уже привыкли, что их командирами являются кадровые, (или весьма авторитетные), офицеры. Маленький штришок: Артур Базаев, который призывался вместе с Мирзоевым, в отличие от последнего, бойцами попросту игнорировался. Хотя нет, немного не так. Периодически они устраивали ему подлости — как маленькие, так и большие.

Правда, Артур был виноват сам. Парень он был хороший, но тугодум. И со странностями. Я сам иногда с недоумением относился к его чудачествам, что говорить о подчиненных. Однако у него была черта, которая позволяла ему относительно легко переносить все неприятности с дерзкими бойцами минометки. Он был незлопамятен и не вспыльчив. Иногда он просто и не понимал, что подчиненные его подставили. Артур настолько равнодушно ко всему относился, что некоторые вещи, которые привели бы в ярость любого другого офицера, как бы проходили мимо его сознания.

Но знаете, я не хотел бы быть на месте Базаева.

В общем, я пристроился в свободном уголке, откинулся на спину, закинул руки за голову, и уставился в потолок палатки. Конечно, надо было выяснить распорядок дня, узнать, где я должен столоваться, где находятся отхожие места, и прочие вещи, которые в гражданской жизни просто не замечаешь, а в полевых условиях они порой вырастают в огромную проблему. Но мне было лень. Пока лень. Я решил, что все постепенно узнаю. Торопиться мне было некуда.

Глава 10

Нет, все-таки в этом коллективчике мне было тяжело. Не явно, но очень хорошо бойцы давали мне понять, что я здесь абсолютно лишний. Я им мешал. И мешал очень. Одним своим присутствием.

Впрочем, у меня было о них точно такое же мнение. Они мне тоже не нравились. И сильно. Я даже не был уверен, можно ли на них положиться. Каждый из них был себе на уме. Каждый со своим гонором. С желанием самоутвердиться за счет других. Иначе они бы не заняли свое место в негласной батарейной иерархии. То, что они снюхались, и собрались в одной палатке, для меня не было удивительным. Меня удивляло, почему Найданов засунул меня к ним? Впервые у меня мелькнула мысль, что у командира батареи с личным составом большие проблемы.

Шевцов, в схожей ситуации, проживал вместе с этими бойцами. Конечно, он-то знал их сопливыми новобранцами, занимался ими с самого начала, и видел их далеко не с самой лучшей стороны. И они хорошо помнили, какими он их видел: тощими, измученными и испуганными. Такое чувство забыть трудно, а при необходимости Шевцов им об этом напоминал.

У Найданова такого преимущества не было. Он сам — вчерашний выпускник артиллерийского училища из Екатеринбурга. Он не намного старше этих бойцов, и в Темир-Хан-Шуре, включая первый военный городок, человек совершенно новый.

Я вник в ситуацию, и понял, что сам комбат предпочитает проживать с менее пассионарными товарищами, где спокойнее, а все прелести совместного сосуществования с дерзкими и несгибаемыми предоставил мне. Вот здорово! Я, конечно, горд за оказанное мне доверие… Но что делать-то?

Спать мне резко расхотелось, (да и совсем не хотелось — если честно), я подхватил автомат, и отправился прогуляться. Обуваться мне пришлось долго: берцы никак не хотели налезать на ноги. Когда я закончил, то подумал, что если мне придется обуваться так каждый раз, то я долго не протяну.

Пока солнце совсем не закатилось за горизонт, мне надо было осмотреть окрестности. Первое, что мне пришло в голову, это найти сортир. Не ссать же у палатки, правда? А уж тем более ходить по большому. Во всяком случае, куч дерьма у нашей палатки не наблюдалось. Здесь они были уже долго. Значит, рассуждая логически, все ходят куда-то в одно определенное место. Вот его мне и предстояло найти.