Белая масаи, стр. 71

Я взволнованно спросила, почему нельзя произнести эту молитву завтра утром. Джеймс объяснил, что перед этим нужно забить одну или даже две козы и наварить пива. Чтобы старейшины дали нам свое «Енкаи», их нужно задобрить. Джеймс понимал нежелание Лкетинги уезжать, не получив благословения.

Окончательно потеряв над собой контроль, я закричала: почему эти старейшины не подумали об этом раньше? Уже три недели, как все знают, в какой день мы уезжаем, мы устроили прощальный праздник, продали все вещи, а оставшиеся упаковали. Я сказала, что не останусь здесь больше ни дня, даже если мне придется уехать одной с Напираи. Я кричала и неистовствовала, потому что понимала, что эта «неожиданность» задержит нас здесь еще как минимум на неделю, ведь именно столько уйдет на то, чтобы сварить пиво.

Лкетинга лишь сказал, что он не поедет, и продолжал жевать мираа. Джеймс вышел из дома и пошел к маме за советом. Я лежала на кровати, больше всего мне хотелось умереть. В моей голове стучала мысль: уеду завтра, уеду завтра. Ночью я почти не спала и чувствовала себя совершенно разбитой, когда рано утром к нам пришел Джеймс с мамой. Снова начались разговоры, но я не обращала на них никакого внимания и тупо продолжала паковать вещи. Перед моими опухшими от слез глазами все расплывалось. Джеймс разговаривал с мамой. Вокруг собралась толпа. Кто-то пришел забрать свои вещи, кто-то – попрощаться. Я ни на кого не смотрела.

Джеймс подошел ко мне и спросил по просьбе мамы, действительно ли я хочу уехать. «Да», – ответила я, привязывая к себе Напираи. Мама долго молча смотрела на свою внучку и на меня. Потом что-то сказала Джеймсу, и его лицо просияло. Он радостно передал мне, что мама сейчас приведет из Барсалоя четырех старейшин и они дадут нам свое благословение. Она не хочет, чтобы мы уезжали без благословения, потому что уверена, что видит нас в последний раз. Преисполненная благодарности, я попросила Джеймса перевести ей, что буду всегда о ней заботиться, где бы я ни была.

Плевок в добрый путь

Прошел час. К нашему дому все подходили и подходили люди, и я спряталась внутри. Наконец мама вернулась в сопровождении трех старейшин. Лкетинга, Джеймс и я стояли около автомобиля, мама читала молитву, и все хором повторяли: «Енкаи». Это продолжалось минут десять, после чего старики дали нам свое благословение, припечатав нам на лбы свои плевки. Церемония была окончена, и я вздохнула с облегчением. Каждому из старейшин я вручила в подарок полезный в хозяйстве предмет. Мама указала на Напираи и в шутку сказала, что ей нужен только наш ребенок.

Благодаря маме я победила. Перед тем как сесть за руль, я крепко ее обняла. Напираи я передала Джеймсу, который устроился на заднем сиденье. Лкетинга долго не решался сесть в машину, но когда я завела мотор, он с мрачным видом занял свое место. Не оглядываясь, я помчалась вперед. Я знала, что нас ждет долгая дорога, но это дорога к свободе.

С каждым километром ко мне возвращались силы. Я решила без остановок доехать до Ньяхуруру, так как только там могла бы вздохнуть спокойно. Когда до Маралала оставался час езды, мы прокололи шину. Машина была загружена под завязку, а запасное колесо лежало в самом низу! Я отнеслась к произошедшему спокойно. Я знала, что на земле самбуру меняю колесо в последний раз.

Через некоторое время мы уже были в Румурутти, неподалеку от Ньяхуруру, там, где начинается асфальтированная дорога. Нас остановили полицейские, попросили предъявить документы на машину и международные права. Срок действия моих прав давно истек, но они этого не заметили. Однако они сообщили, что в соответствии с новым постановлением мне необходимо отвезти автомобиль на осмотр, после чего мне на стекло наклеят значок с нашим адресом. Я очень удивилась, потому что в Маралале о новых значках ничего не было известно.

В Ньяхуруру мы переночевали и на следующий день стали узнавать, где можно получить такую наклейку. Снова начался бюрократический произвол. Сначала нужно было загнать автомобиль в гараж, чтобы выявить все недостатки, затем полагалось оплатить этот осмотр. Это означало, что машина целый день простоит в ремонтной мастерской, что будет стоить немалых денег. На следующий день мы должны были показать автомобиль инспектору. Я не сомневалась, что все получится. Однако, когда подошла наша очередь, проверяющий сразу обнаружил поврежденный аккумулятор и отсутствие наклейки. Я объяснила, что мы переезжаем и не знаем, какой адрес у нас будет в Момбасе. Это его совершенно не интересовало. Он сказал, что без точного адреса наклейку мне не выдадут. Мы уехали. Все происходящее казалось мне ужасно нелепым. Я не понимала, почему вдруг все так осложнилось, и решила просто поехать дальше. Мы и так уже потеряли два дня и отдали много денег. Я хотела в Момбасу. Мы ехали несколько часов подряд и, проехав Найроби, остановились на ночь в деревенской гостинице. Левостороннее движение требовало большой концентрации, и я жутко устала. В гостинице я постирала пеленки и покормила Напираи. К счастью, на непривычно гладких дорогах она почти все время спала.

На следующий день, проведя в дороге семь часов, мы добрались до Момбасы. Нас встретил тропический жаркий климат. Измученные, мы встали в колонну ожидавших автомобилей, чтобы на пароме переправиться на южное побережье. Я достала письмо Софии, которое получила несколько месяцев назад, сразу после ее переезда в Момбасу. Судя по адресу, она жила неподалеку от Укунды. Все мои надежды найти на эту ночь крышу над головой были связаны с ней.

Прошел еще час, прежде чем мы нашли новое здание, в котором теперь жила София. Но дверь шикарного дома нам никто не открывал. Я постучала в соседнюю дверь, и на пороге появилась белая женщина, которая сказала, что София на две недели улетела в Италию. Разочарованная, я стала напряженно соображать, где еще можно остановиться. Я вспомнила о Присцилле, но муж был против: ему хотелось на северное побережье. Мне эта идея не нравилась, так как с северным побережьем у меня были связаны самые нехорошие воспоминания. Устав спорить с Лкетингой, я просто поехала в нашу прежнюю деревню. Там мы узнали, что из пяти хижин жилой осталась только одна. Нам сказали, что Присцилла переехала в другую деревню, до которой на машине можно добраться всего за пять минут.

Вскоре мы уже были в деревне, напоминавшей по форме подкову. Дома представляли собой построенные вплотную друг к другу комнаты, похожие на номера в гостинице Маралала. В центре находился большой магазин. Мне деревня сразу понравилась. Мы вышли из машины, и нас сразу окружили дети; из магазина с любопытством выглядывал хозяин. Вдруг к нам подошла Присцилла. Она не могла поверить, что видит нас здесь. Ее радости не было предела, особенно когда она увидела Напираи. За это время она тоже родила очередного ребенка, мальчика, который был немного старше Напираи. Она сразу провела нас в свою комнату, приготовила чай и стала расспрашивать о нашей жизни. Узнав, что мы хотим остаться в Момбасе, она очень обрадовалась. Даже Лкетинга впервые после отъезда из Барсалоя казался веселым. Присцилла предоставила в наше распоряжение свою комнату и даже свою воду, которую здесь приносили с колодца в больших канистрах. Она сказала, что сегодня переночует у подруги, а завтра поможет нам найти собственное жилье. Меня снова поразили ее простота и радушие.

Утомленные поездкой, мы рано легли спать. На следующее утро Присцилла сообщила нам, что уже нашла свободную комнату в самом начале квартирного ряда, чтобы мы могли оставлять автомобиль рядом с жилищем. Это была комната размером три на три метра с бетонными стенами и крышей из соломы. В тот день мы увидели и некоторых других жильцов. Все они были воинами самбуру, некоторых из них мы помнили еще с прошлых времен. Лкетинга сразу разговорился с ними и много смеялся, гордо таская с собой Напираи.