Теория катастрофы, стр. 97
— Логические связки смело подвешиваются в неизвестности: читатель так и не узнает, как Дамблдор вызволил Амбридж от кентавров…
— Гарри такой одинокий… А Гермиона — дура!
Никки слегка очнулась лишь на голос профессора:
— Самый яркий отклик находит несправедливость по отношению к главному герою, с которым читатель себя отождествляет. Писатель совмещает трудносовместимое, совершая циклы между славой героя и общим несправедливым к нему отношением. Пожалуй, это наиболее сложная сюжетная проблема автора.
— Главная проблема Роулинг, — внезапно сказала принцесса Дзинтара, которая ради литературы частенько прогуливала биолекции, — в том, что в её мире существует непреодолимая пропасть между маглами и магами. Даже талантливая волшебница Гермиона, выходец из маглов, таинственным, но заметным образом отличима от чистокровного, потомственного волшебника. Думаю, что кастовый или генетический фатализм — слишком законопослушная концепция для подростковой книги. Возможно, это не сюжетная, а личная проблема писательницы.
Никки снова задремала. Лишь минут через двадцать, отдохнув, она сумела вернуться в литературное пространство. Но дискуссия уже горела вокруг массовой культуры — бой шёл между её противниками и сторонниками. Первые указывали на примитивизм масс-культуры, вторые — на её очевидную популярность.
Профессор в роли судьи пыталась держаться золотой середины.
Дзинтара возглавляла лагерь противников масс-культуры, а вот среди сторонников умного лидера не было — и поневоле профессору пришлось противостоять Дзинтаре, хотя и вопреки сердцу.
Принцесса говорила:
— Примитивизм массовых книг и фильмов опасен — эрзац-культура оглупляет человека, пожирает его время, заполняет его жизнь суррогатом действительности. Лев Толстой писал, что книгопечатание стало самым мощным орудием распространения невежества.
Профессор вздохнула:
— С масс-культурой всё не так просто, дорогие мои, она создаётся не злой волей меньшинства, а по горячему желанию большинства… — и сказала в пространство:
— Вольдемар, пожалуйста! Протоснеж Добин-Го «Счастье».
На аудиторном экране высветился текст, написанный старинными буквами.
Старый автобус карабкается по извилистой разбитой дороге. Редкий рейс в дальнюю деревню. Качка, бензиновая вонь, жара. За грязным окном — зелёные остроконечные кипарисы и голубые величественные горы.
Сидят две старухи. Мрачные, как пни, лица. Одна — тётя Ксения, уборщица, грязные туалеты, беломор, надсадный кашель, обед — красная луковица с хлебом. Лицо как печёное яблоко. Вторая — ещё страшней. Вместо носа — багровое корявое место. Есть такая болезнь — костный туберкулёз. Нищета, проклятый огород, рынок-пекло, неблагодарные внуки.
Сидят старухи, неподвижно смотрят перед собой, тяжело молчат, вцепившись в клюки и кошёлки. Им не за что любить этот мир.
Вдруг тётя Ксения скрипуче говорит:
— Сегодня. В семь часов. Фильм про Марию.
В безносом плоском лице второй старухи возникает странная чёрная трещина — непривычная счастливая улыбка.
— Да. В семь часов. Да.
Пояснения историка-переводчика Ортоскауса-Пятого:
1. «Беломор» — сорт дешёвых крепких папирос (бумажных трубочек, набитых кусочками сушёных никотиносодержащих растений).
2. «Просто Мария» — примитивная мыльная опера про маленькие радости и большое горе матери-амнезички, которая забыла ребёнка на скамейке, а потом полностью запамятовала, где скамейка.
Когда все прочитали старинный протоснеж, профессор Гуслик сказала:
— Масс-культура растёт и на жалости. Есть люди, которым НУЖНЫ мыльные фильмы про Марию, хотя другие предпочитают нравственные письма Сенеки и опыты Монтеня.
— Масс-культура стоит не на жалости, а на снисходительности! — возразила Дзинтара. — Она оскорбительна!
— Общество сшито крепко, — сказала Гуслик. — Если что-то в нём и не нравится, отрезать это нельзя.
— Для меня это слишком законопослушная концепция! — Дзинтара не сдавалась.
Профессор грустно улыбалась, слушая непримиримую студентку-принцессу.
Аудитория не вмешивалась в спор Дзинтары и преподавателя литературы. Студенты, прочитав рассказ про чужое счастье, хранили задумчивое молчание.
Во многих глазах даже плавал испуг.
Глава 19
Королевский пикник
На очередной уик-энд Дзинтара привезла друзей-сотрапезников в замок Шихиных на давно затеваемый пикник.
Джерри долго сомневался, стоит ли ехать, но отказываться было неудобно. А Никки заодно планировала обсудить разные дела с королём Алексом.
Феб приглашён не был. После памятного танца на дне рождения Никки взаимоотношения Дзинтары и Феба непонятно застыли. Была ли принцесса оскорблена словами юноши? Неизвестно. Но с тех пор Дзинтара держала прохладную дистанцию между собой и античным богом. Тот, перестав шутить с принцессой, впал в олимпийскую невозмутимость.
Пикник у Шихиных напоминал шумную королевскую охоту. Десятки гостей бродили по солнечной лужайке возле дворца, оживлённо разговаривали, выпивали и закусывали. Поодаль были установлены поролоновые мишени, изображающие оленей в натуральную величину, и любой мог потренироваться в стрельбе из лука по весьма естественно выглядящим макетам. Никки не могла без содрогания смотреть на оленьи тела, утыканные десятками стрел.
«Человек всё-таки хищник! Хоть пластиковую косточку, но должен поглодать».
Здесь же, на поляне, покрытой густой хорошо подстриженной травой, жарили целого быка и несметное количество другой дичи, включая гусей и перепёлок.
Никки не успела поесть в Колледже — в последнее время такое частенько случалось с занятой королевой — и подошла вместе с Джерри к столам с закусками и горячими блюдами. Не просто оказалось найти что-нибудь съедобное для неё в этих мясных горах, сочащихся горячей кровью и расплавленным жиром. Наконец девушка набрала тарелку бутербродов с красной и чёрной икрой — хорошо, что русские понимают толк в икре! — и, захватив бокал с кьянти, присела за лёгкий столик перекусить. Джерри, сытый после посещения кафе Колледжа, взял только стакан минеральной воды.
Рядом возник принц Айван:
— Никки, куда вы пропали? Я вас всюду ищу!
— Я ем вашу вкусную икру! — сказала Никки и покорно подала руку для приличествующего поцелуя.
— Это не моя, а рыбья! — засмеялся Айван и с удовольствием последовал правилам королевской вежливости.
— Привет, Джерри! — протянул он руку юноше. — Раньше мы виделись, кажется, только по видеофону.
— Точно! — мрачно согласился Джерри и без всякого пиетета пожал руку принца. — Привет, Айван!
За спиной Айвана быстро собралась группка молодых принцев и принцесс.
Началась церемония представления. Никки с сожалением посмотрела на едва начатую тарелку с бутербродами.
— Пойдём стрелять по мишеням! — загалдела пришедшая молодёжь.
— Никки? — вопросительно посмотрел Айван.
«Меня он не спрашивает…» — угрюмо подумал Джерри.
— Я не стреляю по животным ради развлечения, — отрицательно покачала головой Никки.
— Неужели не видно разницы между животными и пластиковыми чучелами? — сказал красивый надменный принц Джа арийско-индийских кровей.
— Лень объяснять подробнее, — пожала плечами Никки. — Но в ваше пластиковое чучело я бы выстрелила…
Все засмеялись. Индийский принц Джа нахмурился:
— Почему в чучело оленя вы стрелять не хотите, а в чучело человека — готовы?
Никки вздохнула. Джа относился к классу зануд, с которыми было трудно шутить.
— Олень мирный и беззащитный, он не может ответить ударом на удар, с ним легко чувствовать себя победителем. А вот человек — опасный хищник…
— Не понимаю, — туповатый принц рассердился. — Вы предлагаете нам стрелять друг в друга?