Теория катастрофы, стр. 120

— Неужели я опоздала?

— Если он захотел уехать, ты должна уважать его право на выбор.

— Неужели я опоздала…

— Да.

Глава 23

Вечная история

Океан никогда не успокаивается. Он всегда взволнован или взбешён.

Но гул океана никогда не раздражает.

Людской шум невыносим.

Оказалось, что Джерри не может находиться среди людей. Они жутко досаждали ему дурацким смехом, бесконечными разговорами и глупыми взаимоотношениями. Пребывание в толпе превратилось для него в пытку. Ожидание орбитального челнока в набитом Луна-порте. Многочасовой полёт к Земле на экспрессе, переполненном словоохотливыми соседями. Экспресс называется! — каждый час делал промежуточную остановку. Долгое сидение в шумном Геостационар-Сити в ожидании вирджинского шаттла.

Сколько можно болтать по т-фонам? Как люди ухитряются хихикать над такими идиотскими шутками? И как только микросхемы и само пространство выносят такую чушь? Чему все вокруг так радуются?

К сожалению, Джерри узнал, что и тишина для него непереносима. Она подводно давила и заставляла болезненно вслушиваться в любые звуки — в тщетной попытке отвлечься от мучительных внутренних голосов.

Выйдя из прохладного здания Ричмондского космодрома в затхлую тротуарную жару, влажным горячим языком лизнувшую лицо, юноша равнодушно скользнул взглядом по пёстрой толпе туристов, сел в такси и скомандовал:

— Взлёт! Курс на океан, потом на север, вдоль побережья.

Не стал задавать адреса — он его и не знал, а просто летел вдоль белой пенной кромки Атлантического океана, пока не увидел внизу знакомые места.

Такси высадило Джерри на острове Ассатиг, на раскалённой полуденным солнцем стоянке у сервис-центра, построенного в стиле древней фактории. Воспоминания о счастливом времени, проведённом здесь с родителями, тяжело навалились на Джерри. Кредитные карточки куда-то делись. Юноша вяло поискал в карманах и нашёл в старой куртке несколько бумажных купюр. Вызвал недоуменные взгляды и недовольство, но расплатился неудобными деньгами за такси и за походный комплект — палатку с пикник-кейсом. Потом выбросил т-фон в солёную илистую лужу.

Хватит с него душераздирающих звонков.

Несколько часов Джерри шёл по пляжу длинного острова-заповедника, отдыхая в шумном безмолвии и не замечая августовской жары. Он шагал босиком по прибойному краю земли, по лучшей во Вселенной тропе для бродяг — по прочному и ровному песку, старательно выглаженному ворчливым океаном.

Неожиданная волна захлестнула ноги и мятую одежду, дружелюбно подарив отдых от зноя. Вдруг юноша отчётливо услышал слова, сказанные знакомым задумчивым голосом: «Странные вы, люди. Здороваетесь за руки, а ведь гораздо веселее при встрече гладить друг друга по голове… не купаетесь звёздной ночью, не носите приятную мокрую одежду и не целуете тех, кого вам очень хочется поцеловать».

Он резко остановился и вскинул голову. На дневном небе висел бледный серп Луны. Там живёт его астровитянка. Его? Трезвый голос, мучивший его последние дни, ядовито сказал:

«Очнись, ведь ты уже вернулся с небес на землю».

Джерри не пошёл дальше, а поставил светло-серую палатку возле песчаного холма того же оттенка. За прибрежной дюной начинались низкие корявые сосны и непролазные вечнозелёные кустарники с мясистыми листьями. Дальше дрожала в тёплом мареве болотистая низина, поросшая камышами, и блестел мелкий пролив, отделяющий остров от материка.

В пикник-кейсе был опреснитель воды и запас концентратов на три недели. И даже небольшой кондиционер.

Для Джерри началась новая жизнь с двумя основными и важными делами. Во-первых, он слушал успокаивающий басовитый рокот океана и дышал певучим солёным бризом. Во-вторых, он любовался на Никки. Её помолвка была главным событием августовской светской жизни, и телевидение не прекращало обсуждать эту новость.

Оказалось, что Джерри не может видеть лицо Никки в записи — лживые тени прошлого наводили на него глубочайшую тоску, словно он смотрел на мёртвого человека.

Ещё одно отклонение от нормы, ещё одна душевная патология.

Он воспринимал Никки живым, реальным человеком, только когда она появлялась в прямом эфире. Тогда юноша приникал к экрану и жадно вглядывался в её лицо — странное лицо девушки с хрустальными волосами, без которого жизнь превратилась в пустоту.

Джерри будто пил холодную воду после длинного перехода в пустыне: ловил малейшие оттенки настроения Никки, с болезненным интересом смотрел, что она делает, куда идёт, что говорит. Люди, окружающие Никки, и даже её жених — красивый рослый принц Айван — его зауженного внимания не затрагивали.

К сожалению, прямые трансляции случались редко и были непродолжительными. Когда лаптоп издавал громкий сигнал, Джерри стрелой мчался к экрану. Когда монитор выключался, юноша тоже угасал и долго сидел на песке, слушая сочувствующий океан и часто трогая золотистый кристалл на шейном шнурке.

Джерри подружился с крупным песчаным крабом из норы рядом с палаткой и частенько с ним беседовал, жалуясь на жизнь. Краб внимательно слушал, часто и сочувственно протирая глаза. В остальном краб был застенчив, несловоохотлив и никак не выказывал приязнь к новому другу. Но Джерри подкладывал к его норе кусочки еды, и краб всегда принимал приятельское угощение. У врага он не взял бы, верно?

События развивались стремительно, и вскоре стал известен день свадьбы королевы Гринвич и принца Шихина. Джерри не смог дослушать новость до конца — он бросился в воду и долго плыл, разбивая грудью зелёные белоголовые волны и захлёбываясь. Но океан оказался сильнее и выбросил его, практически мёртвого, на берег в километре от палатки. Джерри долго лежал на берегу, а потом очнулся и побрёл поговорить с крабом. Нитей, соединяющих его с реальностью, стало ещё меньше.

Королева Гринвич объявила о программе грантов для школьников, которые поступят в этом году в Колледж: тиви-каналы и газеты на все лады восхищались этой новостью. Аналитики предсказывали, что в следующем году число поступающих в Школу Эйнштейна вырастет в десятки раз. Ходили слухи о постройке нового Колледжа для всех желающих.

Джерри сумел обрадоваться, что Никки успешно реализует задуманное.

На следующий день с экрана грянула другая новость — Северные и династия Гринвич поддержали закон о геномодификациях. Поэтому никто уже не сомневался, что закон о геносвободе будет принят и станет началом новой трудной эпохи в жизни человечества.

«Она изменилась, королева Никки… — с грустью размышлял Джерри. — За что я её продолжаю любить? Но разве любят за что-то? Это болезнь, и для некоторых она неизлечима…»

Дикие мустанги, обитавшие на острове, появлялись нечасто — в отличие от юноши, они предпочитали человеческое общество, щедрое на подачки. Длинногривые, остро пахнущие потом звери обступали палатку и вопросительно смотрели выпуклыми карими глазами, отмахиваясь от мух хвостами и мотанием крупных голов. Концентраты лошади жевать отказывались и убредали пёстрым стадом, насмешливо скаля нечищенные зубы.

Робинзон часто глядел, как золотой эполет солнца награждает холодное плечо горизонта.

Океан безнадёжно тянул к солнцу блестящую дорогу, но всегда не успевал.

Юноша спал так плохо и просыпался так рано, часто задрёмывая днём, что иногда не знал — рассветное или закатное солнце танцует в конце раскалённого пути. Куда сорвётся шар огня — в день или ночь?

На грудь сильно давила шестикратная гравитация — по сравнению с лунной, к которой Джерри привык за последние годы. Но внутренняя тяжесть была неизмеримо больше.

Изредка вдоль кромки прибоя проходили люди с удочками и рюкзаками. В таком диком месте встречные здоровались и приветливо улыбались. Джерри кивнуть в ответ мог, улыбнуться — нет.

Океан пробовал развлечь робинзона бодрым хором чаек, перламутровыми танцами раковинных осколков, быстрой радугой на дымящихся гребнях прибойных волн.