Старая дорога, стр. 8
— А симлскую вдовушку помнишь? — спросил он.
Бенедикт заметно смешался. Попробовал было рассмеяться, но смех не вышел. Клифтон был в восторге.
— Помнишь сцену с этим портсигаром? Я стоял за изгородью и все слыхал.
— Ах ты, негодяй!
— Никогда она не была так смела, как в тот день. Говорила, что хотела бы сохранить у себя этот портсигар, который спас тебе жизнь. И ты отдал бы его, если бы я не not явился на сцену! На волоске висело все, старина…
— Да, на волоске, — согласился Бенедикт.
— Любопытно, что с ней сталось? Умела расправляться с мужчинами, и я готов пари держать, что уже поймала себе мужа.
Бенедикт скрылся за облаком табачного дыма.
— Несомненно, старина. Она была не из тех, что отступают.
— Не жалеешь, что я вытащил тебя тогда?
— Я с каждым днем чувствую себя счастливее.
— Я так и думал. Женитьба не по тебе.
— Я не женился бы на лучшей в мире женщине.
— И я тоже.
Бенедикт приготовил себе стакан виски с содовой.
— Но ты должен все-таки сознаться, что она была мила, — заявил он.
— Милый чертенок! Желтые стриженые волосы, голубые глаза, рот, как у младенца. Так бы и оплела тебя, если бы я не вырвал тебя у нее. Лучше было бы мне лежать в Гайпоонге, если бы мне была уготована такая участь.
Раздался смешок Бенедикта.
— Что ты намерен делать теперь? — спросил он, сильно растягивая слова. — Купить ферму?
Клифтон медленно заходил взад и вперед по комнате.
— Я начну с того, на чем остановился. Вернусь в леса. Война научила меня ненавидеть не столько тех, с кем я сражался, сколько моих соотечественников, окопавшихся дома, трусов, стяжателей. Я видел кругом обман, плутовство, лицемерие, беспринципность и должен был признаться, что сам был просто глуп. Я странствовал по свету и чувствовал себя смешным. Теперь я вернулся и останусь здесь. Мне нужен покой. Моя единственная страсть — лес. Сначала я думаю пройтись по французской Канаде, где люди живут так же мирно, как жили двести лет назад. Отныне и до конца дней моих не надо мне никаких сильных ощущений, возбуждающих впечатлений. Я мечтаю о тихой Перибонке, о хвастливом реве Мистассини, о залитых солнцем долинах на берегу озера святого Иоанна, долинах, где женщины по-старому пекут хлеб на свежем воздухе, а мужчины правят лошадьми, а не автомобилями. Я хочу снова работать в лесу вместе с людьми из Метабетчуана и вдыхать запах бревен и мязги на длинной улице Чакутими. Я повторяю тебе, Бенедикт, мне раз и навсегда надоели перемены, волнения, неожиданности, потрясения. Я хочу мира, тишины…
Бенедикт неуклюже поднялся. В лице его появилось выражение, которое заставило Клифтона остановиться.
— Клифтон… старина… прости…
Клифтон обернулся.
Бенедикт схватил его под руку, как бы для того, чтобы поддержать; словно издалека донесся к Клифтону его смешок.
— Моя жена, старина…
В дверях остановилось, улыбаясь Клифтону, золотисто-белое видение…
Вдовушка из Симлы!
Глава VI
Она стояла в дверях, ничуть не старше, чем шесть лет назад, — те же золотистые волосы, те же глаза, тот же детски-круглый красивый ротик, то же белое платье, и то же было в ней неподдающееся определению нечто, которое, как раньше, делало ее опасной для мужчин.
Она улыбалась ему — глаза сияли, — рот от удовольствия превратился в кругленькое О… Она улыбалась, глядя на него, — соблазнительная, лживая, дерзкая, бесспорно красивая!
Она — жена Бенедикта!
Он не спускал с нее глаз, весь как-то обессилев. Это не обман чувств: перед ним была единственная на земле женщина, которой он боялся, женщина, которая пыталась похитить Бенедикта и таки добилась своего! Удар по голове, который нанес ему ножкой стула Иван Хурд, меньше ошеломил его. Он не находил слов.
А она смеялась… и потом — не успел он сообразить, отстраниться, защититься, как симлская вдовушка — он никак не мог называть ее иначе — была уже подле него, обвила, приподнявшись на цыпочки, его шею руками и… поцеловала его в губы!
Этот поцелуй, как взрыв, разрушил все, что он целые годы возводил. Поцелуй был теплый, дружеский, нежный. Прикосновение мягких губок дало совершенно новое для Клифтона ощущение, которое электрической искрой прошло по нем. Он беспомощно оглянулся, увидел стул и упал на него.
— Однако!.. — вырвалось у него.
Они стояли перед ним рука об руку, как провинившиеся ребята: одна — до смешного маленькая и хорошенькая, другой — до нелепости высокий и угловатый. И Бенедикт улыбался глупой, но счастливой улыбкой!
— О, я так рада, что вы живы! — воскликнула вдовушка и всплеснула руками. — Когда мы услыхали, что вас убили, я плакала целую неделю, — правда, любимый? — обратилась она к Бенедикту, с обожанием глядя на него.
Бенедикт, ухмыляясь, кивнул ей.
— Сегодня в десять часов утра исполнилось два года, три месяца и семнадцать дней, как мы женаты, — продолжала она.
Клифтон медленно поднялся. К собственному удивлению, он не испытывал ни малейшего смущения. Скорее было такое чувство, будто он состарился и внезапно потерял почву под ногами. Он сознавал только одно — что он до седых волос останется все таким же идиотом!
Симлская вдовушка победила его — и он протянул ей обе руки!
— Теперь, когда все кончено, я рад, — сказал он. — В конце концов, пожалуй, старику Бонсу в самом деле нужен такой ребенок, как вы, чтобы смотреть за ним. А я… когда я вижу, как вы до глупости влюблены друг в друга после двух лет, трех месяцев и семнадцати дней, я начинаю любить вас почти так же, как его!
В эту минуту раздался звонок телефона.
— Я подойду, — сказала вдовушка и оставила друзей наедине.
— Черт возьми, почему же ты сразу не сказал мне! — воскликнул Клифтон.
— Она не позволила. Когда Джо принес известие о том, что ты жив и будешь здесь сегодня, она решила сделать тебе сюрприз, пораньше услала детей спать…
— Кого?..
— Детей! — повторил Бенедикт. — У нас их двое — Клэретт и Бенедикт-младший. Джо будет третьим.
— Боже! — вздохнул Клифтон.
Симлская вдовушка вернулась.
— Бенедикт, тебя просит к телефону дама — в такое время! Кто она?
— Понятия не имею. Сейчас узнаем.
— Как же это произошло? — спросил Клифтон ласково улыбавшуюся ему вдовушку.
Жена Бенедикта виновато опустила глаза.
— Видите ли, я поехала за ним в Англию…
— Как… вы решились?
Она не поднимала глаз.
— Не застала его — и поехала за ним в Египет и туда опоздала, а так как я знала, что без него не могу быть счастлива, отправилась вслед за ним в Канаду. Тут мы сразу и обвенчались.
Клифтон со вздохом опустился в большое кресло Бенедикта.
— А я-то вернулся в Канаду, чтобы уйти от всяких неожиданностей и волнений. Думал тихо пожить…
Его прервало появление Бенедикта. На лице его было такое выражение, какое Клифтон часто видал на нем, когда они вместе слушали свист немецких снарядов.
— Полиция спешит сюда!
— Полиция?
— Так по крайней мере сказала девушка, которая вызывала меня. Не захотела себя назвать. Но, по-видимому, она хорошо осведомлена о том, что произошло у Хурда.
— У нее приятный голос?
— В самый раз, старина. Говорит, что Хурд знает, где ты, и уже выехал сюда с полицией; что тебе остается пять минут для того, чтобы выбраться отсюда. Просила тебя поблагодарить за то, как ты расправился с негодяем.
Бенедикт оглянулся на окно.
— За деревьями уже мелькают огни автомобиля. Остановился у ворот. Если ты хочешь все-таки прогуляться по французскому Квебеку, то тебе надо спешить, старина. Иван Хурд — сила в глазах здешней полиции. Он — член окружного парламента и глава самой влиятельной из когда-либо существовавших в Квебеке партий — реакционной. Он награбил миллионы и имеет неограниченную власть. В парламенте его зовут le Taureau — Бык. Он беспощаден к врагам, и поэтому мало кто решается выступать против него. В настоящее время он самый опасный человек в Канаде, для тебя в особенности!