Северный цветок, стр. 16

В продолжение двух часов Брокау и Филипп оставались одни в комнате, причем никто не мешал им. За это время они детально разработали план действий. На следующее утро Филипп должен был отправиться на Слепое Индейское озеро и приготовить все для предстоящего боя. Было решено, что Брокау присоединится к нему через несколько дней.

Казалось, тяжелая гора спала с плеч Филиппа, когда он расстался со стариком.

За последние несколько часов он изменился так, что Грегсон мог бы сразу увидеть в нем того борца, каковым всегда его считал. Мучительные месяцы подлой дипломатии, политических интриг, гнусных подвохов и бесчестных финансовых плутней, в которых он играл роль немой машины, — прошли. Теперь он взял руль в свои руки, и сам Брокау признал свою слабость.

Он широко раскрыл дверь, желая посвятить Грегсона в свои замыслы и поделиться с ним своим энтузиазмом. Но художника не оказалось дома. Филипп обратил внимание на то, что патронташ и револьвер, которые всегда лежали на койке Грегсона, исчезли. Обычно, входя в хижину, Филипп первым делом смотрел на эскиз Айлин Брокау, который, казалось, обладал особой колдовской силой. Он и теперь хотел сделать это, но эскиза на стене уже не было.

Он снял пальто и шапку, набил трубку и начал собирать свой весьма скудный багаж. К полудню он был совершенно готов, а Грегсон все еще не вернулся домой. Тогда Филипп сварил себе кофе, выпил его и стал терпеливо поджидать приятеля.

В пять часов дня ему предстояло ужинать с Брокау и фактором. Айлин через своего отца просила его прийти к ней, в ее большую, комфортабельно обставленную комнату, за час-другой до ужина. Филипп прождал до четырех часов дня, затем оставил коротенькую записку Грегсону и ушел.

В лесу уже начали сгущаться сумерки. С вершины холма Филипп уловил последние пурпурные лучи солнца, умиравшего на юго-западе.

Впрочем, молодой человек был занят совсем другим. Он думал только о том, что через несколько часов увидит во тьме ночной Жанну. Но до блаженного часа ему предстояло еще встретиться с Айлин, и он поспешил к ней.

Его пульс учащенно и тревожно бился, когда он миновал постройки старого форта, затем древнее, идиллическое кладбище и вошел в Черчилл. В передних комнатах факторского дома он никого не встретил. Дверь в комнату Айлин была полуоткрыта. В камине горел огонь. Филипп тотчас же заметил Айлин, которая сидела перед огнем и широко улыбнулась ему, как только он вошел в комнату.

Он закрыл за собой дверь и, повернувшись, увидел, что Айлин торопливо поднялась с места и радушно протянула ему обе руки. Очевидно, только для него она оделась так, как и в ту ночь, на балу. В причудливых отблесках огня ее прелестные руки и плечи казались таким чудом, которое природа могла создать только в исключительные моменты вдохновения. Золотым каскадом струились волосы вдоль ее плеч, а русалочьи глаза колдовали и манили, как всегда. Едва только он сделал первый шаг по направлению к ней, как почувствовал нежнейший аромат гелиотропа, — тот самый аромат, который преследовал его на балу, а затем ночью на скале, где он поднял платочек в виде сердца и кружевную ленту, скреплявшую волосы Жанны.

Айлин подошла совсем близко к нему.

— Филипп! — воскликнула она. — Теперь вы рады видеть меня?

ГЛАВА IX

Ее голос нарушил колдовское настроение, в котором, казалось, находился молодой человек.

— Да, я рад видеть вас! — почти крикнул он, схватив ее за обе руки. — Но мне сейчас кажется, будто бы я только что проснулся. Все это так удивительно, почти нереально. Неужели вы — та самая Айлин, которая всегда дрожала, когда я начинал рассказывать о джунглях и диких зверях, и которая неудержимо смеялась над моими уверениями, что я предпочитаю спать на вольном воздухе, на негостеприимных горных дорогах, чем в своей уютной спальне, дома. Я требую самого обстоятельного объяснения. Это такая изумительная перемена, что я просто…

— Вы правы, Филипп! — ответила она. — Тут, действительно, произошла большая перемена. Но сядьте и выслушайте меня внимательно.

Она присела на низенький стул, стоявший у ног Филиппа, и подперла подбородок своими прекрасными руками.

— Вы, вероятно, помните, когда-то неоднократно говаривали мне, что девушки, подобные мне, не. живут, а, как бабочки, бесполезно порхают над жизнью. Вы утверждали, что такие девушки, как я, не понимают настоящей жизни, не чувствуют ее, не воспринимают всей ее прелести до тех пор, пока самым тесным образом не соприкоснутся с природой. Вы помните ваши слова? Тогда, 'помнится, я бесновалась, слушая вас, и считала вас самым непочтительным и невоспитанным мужчиной на свете. Но, тем не менее, как я ни старалась, я не могла выбросить из головы все то, что вы говорили мне. Это меня еще больше злило.

Она помолчала и прибавила:

— Я решила проверить правильность ваших слов!

— И довольны?

Он задал этот вопрос в состоянии крайнего возбуждения.

— Да!

Она пристально глядела на него, и ее серые прекрасные глаза действовали на него, как никогда до сих пор. Ему казалось, что такой красивой она никогда еще не представлялась его восхищенному взору. Может быть, яркий огонь и его малиновые отблески придавали такой богатый оттенок ее коже? Может быть, волшебная светотень так углубила ее глаза? Могучий импульс, овладевший всем его существом, лишал возможности немедленно, тут же на месте собраться с мыслями и словами.

Вот почему он не сразу заговорил:

— Да, видно по вас, что вы сделали интересную попытку. Ваше лицо определенно говорит об этом. Этот опыт должен был потребовать от вас нескольких недель!

Ее глаза засверкали, а лицо еще больше зарделось.

— Да! — воскликнула она. — Я потратила на этот эксперимент почти пол-лета и проделала его в нашем коттедже на озере!

— Я не говорю сейчас о вашем загаре! — заявил он, потрясенный новым открытием, которое он сейчас сделал. — Это — ветер! Это — вольный воздух! Это — дым костров! Это — бальзамический эликсир сосен и северных кедров! Вот что я сейчас вижу в ваших глазах! Если только эту волшебную перемену в вас не произвел насмешник-огонь!

— Отчасти и огонь, — ответила она. — А все остальное сделали: ветер, воздух, море и ледяные горы! Ах, моментами мне кажется, что все мое лицо утыкано иголками, — так оно горит!

Она начала обеими руками растирать лицо, а затем одну из них протянула Филиппу.

— Нет! — воскликнула она. — Вы только взгляните на мои руки! Во что они превратились! За все время, что я находилась на пароходе, я ни разу не надела перчаток! Я, в своем роде, большая энтузиастка и люблю кончать то дело, за которое берусь. Ну, а теперь, после того, как вы видели мои руки, согласны ли вы, чтобы я вместе с вами отправилась в бой и дралась бок о бок с вами? Что вы, мистер Филипп, имеете возразить против моего предложения?

В ее словах чувствовалась известная легкость, чего никоим образом нельзя было сказать о самом голосе. Чувствовалось, что она с чисто детским нетерпением ждет ответа. Но Филипп не мог еще дать себе полный отчет в том, что с ней происходит. Ему почудилось, что раз или два ее голос дрогнул от сильнейшего возбуждения.

— Вы действительно думаете принять участие в этом деле? — крикнул он, не зная, как иначе выразить свое волнение. — Должен ли я серьезно отнестись к вашим словам?

— Да! — воскликнула она, отодвигая свой стул подальше от неистового пламени в камине. — Да, вполне серьезно!

Ее лицо теперь утопало в тени, и она не глядела на Филиппа.

— Я полюбила приключения! — продолжала она почти спокойным голосом. — Я жажду их. Интересно то, что они начались чуть ли не с первой минуты моего прибытия на берег. Вы, вероятно, обратили внимание на девушку, которая вообразила, очевидно, что мы знакомы с ней…

Она внезапно оборвала свои слова. Яркое пламя озарило ее глаза, которые пристально смотрели на Филиппа.

— Да, я видел, как она подбежала к вам и пыталась заговорить! — ответил Уайтмор, чувствуя, как сильно забилось его сердце.