Пылающий лес, стр. 9

Карригана взволновала мысль, что именно здесь, в этой каюте, закон встретился лицом к лицу с могучими силами пустыни. Все это увлекало его гораздо больше, чем охота за Черным Роджером Одемаром. Правда, Черный Роджер был убийцей, настоящим убийцей и злодеем, не вызывающим к себе никакого сочувствия. Черного Роджера требовал закон, и он, Дэвид Карриган, был избран, чтобы исполнить его волю. Но теперь, охваченный странным волнением, он чувствовал, что открывались новые, куда более захватывающие приключения, чем поиски Черного Роджера. Что-то невидимое неотвязно призывало и требовало его, освобождая его душу от спячки, в которую она только что была погружена. И он повиновался этому зову, потому что в конце концов дело шло о его жизни. Вполне сознательно и обдуманно на нее посягала Жанна-Мари-Анна Булэн. И если она сама же спасла его потом, то это еще более требовало разъяснений; он решил, что добьется этих разъяснений и не вспомнит о Черном Роджере до тех пор, пока все не станет для него ясным.

Это решение властно продиктовал ему железный голос долга. Он не думал сейчас о законе, и все же сознание своей ответственности перед ним ни на минуту его не покидало. И перед лицом этой ответственности Карриган чувствовал, что во всем этом, кроме морального обязательства, было что-то глубоко личное и крайне опасное. Уже один его неуместный интерес к этой женщине представлял собой явную опасность. Этот интерес и заставил его уклониться от того нравственного долга, которому он следовал хотя бы в своем столкновении с Кармин Фэнчет. Если сравнить обеих женщин, то Кармин была, конечно, красивее, но ему больше нравилось глядеть на Жанну-Мари-Анну Булэн.

В этом он сознался себе с усмешкой, продолжая рассматривать ту часть каюты, которая была видна ему с подушки. Еще недавно он больше всего на свете хотел узнать, почему Жанна-Мари-Анна с таким упорством добивалась его смерти, а затем сама же спасла ему жизнь. Теперь же, оглядываясь кругом, он все время задавал себе вопрос, каковы ее отношения с таинственным северным властелином — Сен-Пьером.

Разумеется, она его дочь, и для нее Сен-Пьер обставил с такой роскошью это судно. «Настоящая дикарка, — подумал он, — что-то вроде Клеопатры, одинаково стремительной в преступлении и раскаянии».

Его размышления прервала тихонько отворившаяся дверь каюты. Он надеялся, что это возвратилась Жанна-Мари-Анна, но вместо нее показался Непапинас. Старый индеец с минуту постоял над ним, положив ему на лоб холодную скрюченную руку. Он что-то бормотал, кивая головой, и его маленькие тусклые глазки светились от удовольствия. Потом, взяв Дэвида под мышки, он поднял и усадил его, подложив за спину подушки.

— Спасибо! — сказал Карриган. — Мне так лучше. И… знаете что: в последний раз я завтракал три дня тому назад вареными сливами и овсяной лепешкой…

— Я принесла вам поесть, мсье Дэвид! — раздался сзади нежный голос.

Непапинас удалился, и вместо него подошла к постели Жанна-Мари-Анна. Дэвид молча глядел на нее. Когда за старым индейцем затворилась дверь, Мари-Анна придвинула стул, и он впервые увидел ее ясные глаза при полном дневном свете.

Он позабыл, что всего несколько дней тому назад она была его смертельным врагом. Он позабыл, что на свете есть человек, которого зовут Черным Роджером Одемаром. Она стояла перед ним такой же тонкой и гибкой, какой рисовалась ему там, на раскаленном песке. Такими же, как тогда, казались ему и ее волосы: словно колечки крученого шелка, они лежали на голове, мягкие, блестящие и черные, как смоль. Но больше всего его поражали ее глаза, и он пристально смотрел в них с легкой улыбкой.

— А я-то думал, что у вас черные глаза! — простодушно сказал он. — Рад своей ошибке. Я не люблю черных глаз. Они у вас карие, как… как…

— Пожалуйста, мсье! — прервала она его, усаживаясь к нему поближе. — Хотите теперь поесть?

Поднесла ложечку к самому рту — и волей-неволей пришлось ему проглотить ее содержимое, чтобы оно не пролилось на грудь. Еще и еще раз ложечка проворно бегала от чашки к его рту. У него пропал дар слова, а женщина улыбалась ему одними глазами. Это были чудные карие глаза с золотыми искорками, похожими на крапинки лесных фиалок. Когда же расходились алые губы, то сверкала белизна ее зубов. В толпе, со скрытыми под шляпой роскошными волосами, холодная и равнодушная, она могла бы пройти незамеченной. Но она была прелестна вот так, вблизи, со своими смеющимися глазами.

Наверное, по лицу Карригана можно было угадать его мысли, потому что губы ее внезапно сжались, в глазах же погас теплый блеск. Суп был съеден, и она встала.

— Пожалуйста, не уходите, — сказал он. — Иначе я встану и пойду за вами. Я думаю, что имею право на нечто большее, чем суп.

— Непапинас говорит, что на ужин вам можно дать кусочек вареной рыбы, — успокоила она его.

— Вы знаете, что я о другом говорю: я хочу знать, почему вы стреляли в меня, и что вы теперь намерены со мной делать.

— Я стреляла в вас по ошибке и… сама хорошенько не знаю, что мне делать с вами, — спокойно ответила она, но ему показалось, что в глазах у нее промелькнуло легкое смущение. — Бэтиз говорит, что вам нужно привязать к шее камень и бросить в реку. Но Бэтиз не всегда думает то, что говорит. Я не верю, что он так кровожаден…

— Как та молодая леди, которая чуть не убила меня! — перебил Карриган.

— Вот именно, мсье! Я не думаю, чтобы он утопил вас в реке, если только я сама не прикажу ему. А я как будто не собираюсь просить его об этом! — прибавила она с прежним огоньком в глазах. — Особенно теперь, когда Непапинас совершил такое чудо с вашей головой. Надо, чтобы Сен-Пьер взглянул на вас. Ну, а потом, если сам Сен-Пьер захочет вас прикончить, что ж… — Она пожала плечами и слегка развела руками.

И вдруг она вся изменилась, как бы озаренная внезапным светом, словно на мгновение утратила власть над тем, что таилось в самой глубине ее души и теперь вырвалось на волю. Огонек в глазах у нее потух, и они глядели не то со страхом, не то с мукой. И снова она приблизилась к Карригану.

— Это была страшная ошибка, мсье Дэвид! — почти прошептала она. — Мне очень жаль, что я вас ранила. Я предполагала, что за скалою другой. А большего я вам ничего не могу сказать сейчас. И знаю, что мы никогда не можем стать друзьями.

— Почему не можем? — спросил он, приподнимаясь на подушках, чтобы быть к ней поближе.

— Потому что… вы служите в полиции, мсье.

— В полиции, да! — сказал он с сильно бьющимся сердцем. — Я сержант Карриган. Я иоду Роджера Одемара, убийцу. Но это дело не имеет ничего общего с дочерью Сен-Пьера Булэна. Я прошу вас — будем друзьями.

Он протянул ей руку; в эту минуту Карриган поставил нечто выше своего долга, о чем говорили его загоревшиеся глаза. Женщина не взяла протянутой ей руки.

— Друзьями! — повторил он. — Друзьями, несмотря ни на какую полицию.

Глаза женщины медленно расширялись. Она словно увидела то новое, что взяло верх в его ускоренно забившемся сердце, и тогда испуганно отступила на шаг.

— Я не дочь Сен-Пьера Булэна, — с трудом проговорила она. — Я… его жена.

Глава VII

Карриган с удивлением вспоминал позднее, как глубоко он был разочарован в первые минуты. Это был настоящий удар, заставивший его сразу измениться в лице. Он не сказал ни слова, но его протянутая рука медленно опустилась на белую простыню. Впоследствии он назвал себя за это дураком: можно было подумать, что он ставил предложенную им дружбу в зависимость от этого открытия. А Жанна-Мари-Анна Булэн тихо и спокойно повторила еще раз, что она жена Сен-Пьера. Она не была взволнована, только глаза ее стали совсем другими. Уже не карие и не черные, а почти прозрачные в своем блеске, они делались все светлее и светлее.

— Это… забавно! — с улыбкой проговорил он, стараясь оправдать себя ложью. — Вы удивили меня. Ведь мне говорили, что этот Сен-Пьер глубокий старик, который еле держится на ногах и не ходит вместе со своими партиями. А если это правда, то я не мог вас представить его женой; но из этого еще не следует, что мы не можем быть друзьями. Не так ли?