Родишься только раз, стр. 24

Для салата нужны были вилки Ножом мы не пользовались, во вском случае я и брат.

По воскресеньям мама варила мясной суп. Говядину они разрезала на куски и делила ее между нами, по справедливости давая отцу кусок побольше — как-никак кормилец семьи заслуживал этой небольшой привилегии.

Без тени сомнения я пользовалась дома ложкой и вилкой, пока однажды не узнала, что за обедом принято разрезать мясо ножом а пирожные и компот есть маленькой ложечкой.

Все эти столь ценные сведения я незамедлительно выложила дома, требуя от родителей соблюдения правил, но они в ответ только посмеялись и посоветовали мне подождать, пока стану барыней.

С прибором я столкнулась в тот чудный майский день, когда нас повели на Рогашские Воды. Экскурсия должна была увенчаться обедом на открытом воздухе, и в классе собирали деньги.

Узнав про обед, я страшно испугалась и, даже не спросив у мамы денег, поспешила от него отказаться.

Классная руководительница, учившая нас математике и по-матерински относившаяся ко всем своим ученицам, просмотрела список и, не найдя в нем моей фамилии, поинтересовалась, не из-за денег ли я отказываюсь от обеда.

И зачем я вообще записалась на эту экскурсию?

Хоть бы к тому времени заболеть, свалиться с высокой температурой. Тогда класс отправится на источник без меня. И пусть они себе обедают, а я, как всегда, поем дома минештру!

— Да, — ответила я, не моргнув глазом. — Я возьму с собой завтрак.

— Ну хорошо, — молвила учительница.

Я успокоилась: пойду со своим классом на экскурсию, а на обед съем омлет с хлебом. И не понадобится мне ни ложка, ни вилка, ни нож, ни чайная ложечка.

Сначала мы осматривали курорт, бродя купно и порознь по его великолепному парку, зашли в павильон, где нам дали по стакану целебной минеральной воды. Я еще ни разу не видела ключей и источников, не говоря уж про покрытый стеклянным колпаком минеральный источник, и потому смотрела на него с особенным интересом.

Потом нас повели на стекольный завод. Наблюдая за рождением бутылок и стаканов, я невольно думала о том, что моему отцу, который больше всего на свете любил посидеть за стаканчиком вина, и в голову не приходило, сколько тяжелого труда вложено в каждый из них. Стеклодувы изо всех сил дули в стеклянную массу, превращая ее у нас на глазах в стаканы и бутылки. К тому же здесь была такая жарища, что стеклодувы буквально обливались потом.

В другом цехе работали граверы. Медленно и неторопко вырезали они на стекле чудесные узоры. Точно завороженная, смотрела я, как из-под их искусных рук выходят все те стеклянные сокровища, которых в нашем доме и в помине не было.

Стеклодувы и граверы были в моих глазах настоящими чудодеями. Какой гордостью светилось лицо гравера, когда он протягивал мне стройную стеклянную вазу. Я взяла вазу и повернула ее к солнцу. Солнечные лучи упали на ее узоры, и она заиграла всеми цветами радуги.

Осмотрев стекольный завод, мы поднялись на холм, где стоял трактир. Там нас ждал обед. В саду, под цветущими яблонями были расставлены тесовые столы с такими же тесовыми скамьями. Девочки быстро сели.

Пробило полдень. Учительница пересчитала еще раз своих учениц и обнаружила, что одной не хватает.

Кого же не хватает?

Без особого труда она установила, кто отсутствует, и велела девочкам найти меня.

Я пряталась за домом, от души радуясь, что так ловко отстала от класса. День был чудесный; солнце золотило уже высокую траву, цветущие яблони и усыпанные завязью персики. Удобно расположившись в тени под яблоней, я развернула сверток и начала с жадностью уминать черный хлеб с омлетом.

Я наслаждалась своим уединением. И вдруг — о ужас! — передо мной, как из-под земли, выросли две девочки и, взяв меня за руки, потащили к столу.

— Я посчитала девочек, — весело заговорила учительница — и одной овечки недосчиталась Садись! Пообедаешь вместе с нами!

Из трактира уже носили большие супники с поварешками. Я глянула на стол: перед каждой девочкой стояли две тарелки, а возле них лежали ложки, вилки, ножи и маленькие ложечки.

— Нет, я не буду есть!

— Садись, Бранка! Заплачено за всех, за тебя тоже! — сказала учительница.

— Спасибо, я уже ела. Честное слово!

— Ела не ела, садись без разговоров! — настаивала учительница.

В мгновение ока девочки немного потеснились, и как раз возле меня оказалось свободное место. Волей-неволей пришлось сесть.

Я сидела, опустив глаза в тарелку. Мне казалось, что все вокруг знают, что я не умею пользоваться столовым прибором, и с интересом наблюдают за моими руками.

Теперь-то я знаю, что никто на меня не смотрел. Девочки сильно проголодались и были заняты едой. На меня они не обращали никакого внимания. Но ведь все это я поняла гораздо позже, а тогда словно горела на медленном огне.

На первое нам подали наваристый мясной суп с мелкой домашней лапшой. Я справилась с ним без всякого труда.

За супом последовала дунайская отбивная, такая большая, что едва умещалась на тарелке. К ней подали салат на маленьких тарелочках. Его было совсем немножко, но ароматное тыквенное масло, которым он был заправлен, так и щекотало ноздри.

Такие яства редко появлялись на нашем столе, и я с вожделением смотрела и на дунайскую отбивную, и на золотистый поджаренный картофель, и на салат. О, если бы все это было дома!

Дома я бы стала есть отбивную руками.

Гомон за столом стих. Теперь слышался только стук ножей и вилок и звон посуды.

Я тоже взяла в правую руку нож, в левую вилку и воткнула ее в смеявшуюся надо мной румяную отбивную. Потом я с силой надавила на нее ножом, чтоб отрезать кусочек мяса, и дунайская отбивная, прихватив с собой нож, подскочила и прыгнула прямо на траву. Левой рукой я по-прежнему судорожно сжимала вилку.

— Не огорчайся, в жизни и не такое случается, — утешительно сказала учительница и, подозвав трактирщицу, попросила еще одну отбивную.

Я густо покраснела, потупилась и заболтала ногами.

— Не надо! — пролепетала я каким-то чужим голосом. — Я все равно не буду есть! Не буду!

— Но тогда ты останешься голодной, — сказала учительница.

— Я уже сыта. Правда…

В эту минуту к столу подбежала собака, привлеченная запахом мяса, Она нашла в траве дунайскую отбивную и сразу вонзила в нее зубы. О, как я благодарила ее в душе за то, что она уничтожила эту злополучную отбивную.

Я завидовала собаке, а чем кончилось со второй отбивной, память уже забыла. Хорошо, когда все плохое забывается. Не так ли?

Я подпираю угол дома

Я иду в магазин за манной крупой. Привычным движением продавщица расправляет бумажный пакетик, чтоб насыпать в него крупы. В кулек водопадом сыплется белая манка.

А в моей памяти встают картины прошлого. Бумажные кульки, как давно я вас знаю! Сколько я их переклеила!

С плащ-палатками нам не повезло. Фабрика „Доктор и К“ нас обидела, и отец показал ей спину. Он не позволял эксплуатировать ни себя, ни свою семью.

Отец поклялся, что с фабриками покончено раз и навсегда.

Он частенько захаживал на стаканчик вина в трактир „Золотая груша“. Как-то раз, вернувшись поздним вечером из трактира, он громогласно сообщил:

— Я нашел вам работу!

Я уже засыпала, но при этой новости весь мой сон как рукой сняло.

Отец был в самом радужном настроении.

— И уверяю вас, тут вы прилично заработаете!

— Как на пуговицах? — пустил в него стрелу Кирилл.

— Нет, гораздо больше! И пусть им будет стыдно!

Мы с братом спрыгнули с постелей и бросились в комнату родителей. Отец раздевался перед сном, сидя на кровати. Мы мигом подсели к нему и принялись наперебой выспрашивать, какую работку он нам приискал.

— Уж так и быть — скажу. Будете клеить бумажные пакеты!

Ну и обрадовались мы! Только получится ли?

— Папа, мы научимся, — поспешила я заверить отца. — Только кто нас научит клеить?