Родишься только раз, стр. 21
— Ты что дурачишь ребят? — подала голос мама. — Слушать противно эдакий вздор.
Папа пропустил ее слова мимо ушей и спокойно поинтересовался:
— Ну, а чего хочется тебе?
— Хватит! Ты уже столько всего понаписал, пора и меру знать!
— Мать, ты ведь вроде нашего роду-племени, — заметил отец, обводя всех нас лукавым взглядом.
Мамины синие глаза засверкали, лицо ее просветлело, она тоже поддалась нашему общему настроению.
— Чего мне хочется? Чего мне надо? Мне нужно все для дома! Вот что мы должны купить в первую очередь! — вздохнула она.
— Да, да, — поддакнул папа, — про дом-то мы совсем забыли. Стало быть, надо сделать еще одну графу — ДОМ.
Мама облокотилась на стол и начала перечислять:
— Пиши — простыни! На наших уже и заплаты негде ставить. Дальше — четыре шерстяных одеяла. Покрываемся старыми пальто! Дальше — занавески! Чтоб никто по ночам не пялил глаза на наши окна!
Папа, кивая в знак согласия, записывал все подряд. Последними в графе „ДОМ“ значились ложки и ножи.
— А что тебе самой? — с расстановкой спросил папа.
— Мне? Мне? Ничего!
И мы втроем сами выбрали для мамы то, в чем она нуждалась в первую очередь. Я вспомнила про зимнее пальто, Кирилл про летнее папа — про юбку и кофту.
Теперь была папина очередь. Кирилл считал, что ему нужны два галстука, один непременно бабочкой, я предложила купить ему шляпу, а мама — костюм и две сорочки.
П добросовестно записал, потом провел толстую черту и сказал:
— Теперь мы знаем, кому чего хочется. И это уже кое-что.
Папа назначил день, и когда он наступил, мы всей семьей отправились в тот самый магазин, где обычно делали покупки.
За прилавком стояли продавцы, за ними на полказ громоздились различные товары.
— Тут написано, на какую сумму мы можем взять в долг, — сказал папа, кладя на прилавок кредитную книжку, и повернулся к нам: — Из всех желаний выберите по одному.
Я разинула рот.
— Почему так мало?
— По одежке протягивая ножки! — ответил папа, и это уже было совершенно в мамином духе.
Первым в очереди оказался дом. Последними — мы с Кириллом. Брату купили вельвет на штаны, мне — клетчатый материал на платье. Ничего не попишешь — на нет и суда нет.
Продавец все подсчитал и выписал чек. Папины галстуки до конца исчерпали наш лимит. Папа взял под мышку объемистый сверток, и мы вышли из магазина.
По дороге домой мы завернули в харчевню „Золотая рыбка“. Папа считал, что такое событие надо отметить.
Кирилл, папа и я заказали жареную рыбу, мама, не любившая рыбы, съела бутерброд с сыром. А еще мы распили литр далматинского вина. Красное далматинское вино было самым дешевым.
Домой мы вернулись довольные и счастливые.
— Желания человека — это уже кое-что! — утешал нас папа.
Электричество в доме
Наша хозяйка Петковиха жила на доходы от своего дома. В нем не было никаких господ, да и сама Петковиха, владелица дома, на барыню ничуть не походила.
Дом этот напоминал большую коробку с окнами, обращенными на улицу, где проходила железная дорога, и во двор, из которого виднелось Похорье.
На каждом из его двух этажей было несколько квартир, больших и маленьких, а также квартир, состоявших из одной-единственной комнаты. В таких квартирах без кухни ютились, как правило, целые семьи.
Хозяйка из-за своих больных ног жила внизу.
Каждый месяц первого числа все жильцы должны были вносить квартирную плату. На квартиру уходила ровно треть отцовского жалования.
Когда в городе начали проводить электричество, Петковиха, женщина практичная, решила не откладывать дела в долгий ящик.
Без промедления собрала она своих жильцов и объявила, что намерена провести в доме электричество. Предвидятся большие расходы, и потому она повысит квартирную плату. Последнее было для нас горькой пилюлей.
Однако все хотели иметь у себя это чудо. Один Муси решительно воспротивился:
— Ни к чему мне ваше электричество!
— Муси! Вы только повернете выключатель, и сразу станет светло! — пытались вразумить его собравшиеся.
— Не надо мне никакого электричества! — упрямо твердил он.
— Решили сидеть впотьмах?
— У меня есть керосиновая лампа!
Петковиха, восседавшая в кресле, стукнула палкой по столу.
— Не тратьте попусту слов! Не стоит его уговаривать! Муси, уж не думаете ли вы, что я вам позволю нарушать порядок? Дорогой Муси, в вашей комнате тоже будет гореть электрический свет.
Муси заволновался. Губы у него задрожали, на лбу выступила испарина.
— А кто будет за него платить?
— Поймите, Муси, — уже спокойнее заговорила Петковиха, — я вас не спрашиваю, хотите вы электричество или не хотите! Оно придет в дом и в каждую квартиру. Так я решила, и баста! И вы будете за него платить. А дальше дело хозяйское — жгите себе на здоровье керосиновую лампу, карбидный фонарь или свечку — меня это не касается. Это ваше дело, господин Муси!
— Оставьте меня в покое!
— Покой у вас будет и электричество тоже!
— А если я съеду?
Тут уже пахло угрозой!
— Съезжайте хоть сейчас! Комнату с электричеством сегодня же снимут.
Собрание закончилось. Все радовались электричеству, один Муси негодовал.
Дома у нас только и разговору было, что об электричестве. Казалось, мы скоро попадем в волшебную сказку. У нас будет электрический свет! С помощью электричества будем гладить! Ни карбида, ни керосина, ни углей, ни угара, ни чаду! Плита тоже будет электрическая.
По вечерам у нас горела керосиновая лампа. И как ни выкручивали мы фитиль, как ни намывали стекло, свет все равно был скупой и тусклый.
Один Муси и слышать не хотел об электричестве. Он сидел на скамейке во дворе и молча ждал неминуемого.
— Муси! Когда вы уезжаете? — крикнула Петковиха, высовываясь из окна.
— Я не уезжаю!
— Тогда доплатите за квартиру…
— Доплачу, чтоб вам подавиться…
Пришли электромонтеры. Они долбили стены, протягивая разноцветные провода. Все с нетерпением ждали, когда загорится электрический свет.
И вот этот радостный день наступил. Электрические лампочки разом вспыхнули в обеих комнатах и в кухне, где вместо выключателя у двери висел шнурок. Дернешь его раз — лампочка над столом загорится, дернешь еще — погаснет.
Поначалу все в доме только и делали, что по очереди зажигали и тушили свет. Похоже было, что жизнь жильцов нашего дома превратилась в чудесную увлекательную игру.
Мы с братом зашли к Муси. Он был нашим ближайшим соседом и единственным в доме, кто не радовался вместе с другими.
Муси сидел за столом, как божья коровка. По его комнате тоже тянулась проводка, а у двери, как и положено, был выключатель. Посреди потолка висел на проводе эмалированный абажур, не хватало лишь лампочки.
— Зачем пожаловали? — спросил он каким-то замогильным голосом.
— Пойдемте к нам! У нас уже горит!
— Никуда я не пойду. У меня есть керосиновая лампа…
Пришел отец. Он был в хорошем настроении, как и все в доме.
— Муси, — сказал он, — мы вам купим лампочку.
Муси поднял на него глаза и уже в тысячный раз заявил, что до самой смерти не расстанется со своей коптилкой.
— А деньги приберегите для себя. У меня свои есть.
На столе стояла керосиновая лампа с закопченным стеклом. Мы растерянно переминались с ноги на ногу, косясь то на него, то на чадящую лампу.
— Бранка, почисть мне стекло, — внезапно попросил Муси.
Я сняла стекло и, вооружившись обернутой в газету ложкой, приступила к работе. Через некоторое время я поднесла его к свету — оно было чистым, как слеза. Тогда я привернула фитиль, сняла ножницами нагар, зажгла огонь и вставила теперь уже прозрачное стекло.
Мягкий свет падал на Муси — он остался верен этому теплому свету керосиновой лампы.
И не изменил ему до самой смерти — при свете керосиновой лампы он навеки закрыл глаза.