Заколдуй меня, стр. 63
— Не знаю. — Паскью поднялся с места, оставив цветы и цилиндр.
— Едва вы вошли, я почувствовал, что случилось неладное.
Люк Маллен прошел вдоль полоски мыса, тянувшейся до Меерз-Пойнт, и присоединился к Тому Кэри, удившему рыбу. Был ранний вечер. Внезапно ветер разорвал плотные облака, лишавшие вечер остатков дневного тепла, и между ними появились синие просветы. Барабан на спиннинге Кэри медленно закрутился, пощелкивая, потом остановился. Они стояли бок о бок и молчали. Кэри насадил свежий кусок рыбы и снова забросил его в воду.
— А что мне оставалось делать? Марианна сказала, что собирается... — Люк запнулся. — Исповедаться. И решил, что она должна умереть. Это было очевидно: они все должны умереть. Тогда Карла и я будем в безопасности.
Леска стала разматываться, заставляя позвякивать колесико. Кэри поставил его на защелку, потом подтянул леску к удилищу так, чтобы она провисла. Он орудовал удочкой минут пять, пока не вытащил рыбу на берег. Рыба была бледного оттенка, с головой в форме молотка и толстыми, мясистыми бугорками выше глаз, напоминающими какую-то ужасную опухоль.
— Все, — повторил Люк, — потому что они знали про Лори.
Кэри вставил удилище в V-образное углубление и склонился над рыбой. Люк присел на корточки рядом с ним, словно ребенок, старающийся привлечь к себе внимание. Кэри ножницами выковырял крючок. Жабры у рыбы были малинового цвета, тонкие, как бумага, с яркими пятнами крови. Из губы торчали два белых уса, мясистых, словно клубни, делающие ее похожей на китайского мандарина.
Кэри выпрямился, с гордостью держа рыбу в согнутой руке. Ему не пришло в голову ничего, кроме обычного вопроса из арсенала исповедников:
— И ты нашел в этом удовольствие, Люк?
Рыба подергивалась и била хвостом, словно чуяла близость моря, ловила воздух широко открытым ртом, а глаза ее становились все более тусклыми и желтыми, как осенний лист.
Люк выхватил рыбу у Кэри из рук и швырнул обратно, на мелководье. Он улыбнулся при мысли, насколько это просто, — минуту назад рыба умирала, а сейчас снова в своей обычной среде. И все это одним движением руки — таков Великий Зено, эскейполоджист!
— Насчет удовольствия — не знаю, — ответил он. — Это было магическое представление.
У Паскью уже вошло в привычку — звонить Софи и в очередной раз выслушивать ее послание. И когда вдруг она ответила сама, он едва не повесил трубку, не сразу сообразив, что там прозвучало короткое «хэлло».
— Не вешай трубку.
— Хорошо, не буду. Да я и не собиралась.
— Я хочу тебя видеть.
— Где ты находишься?
— В Лондоне.
— А... — Этого она не ожидала услышать. — А ты намерен возвращаться туда?
— Не знаю, — сказал Паскью. Это было ложью — и оба уловили ее, словно распознали по звуку фальшивую монету. — Я проснулся и обнаружил, что тебя нет. Почему ты ушла?
— Ну, может быть, ты удивишься, но здесь я чувствую себя безопаснее. По крайней мере, никто не пытается меня убить.
— Это был Люк, — сказал Паскью.
Софи вздохнула, но ничего не сказала: слишком печальной была повесть.
— Ты в этом уверен?
— Я вернулся, потому что Роб Томас сказал мне, где Чарли Сингер. И еще потому что Сюзан Харт пыталась связаться со мной через офис. Я виделся с Чарли — он забрался в помойную яму и надеется, что вонь заглушит его собственный запах. Он задолжал деньги очень суровым людям. Зено — это не он.
— А Люк?.. — Софи хотелось каких-то доказательств.
— Сюзан приходила ко мне. Как только я рассказал ей о случившемся, она сразу все поняла. Они с Люком когда-то были любовниками — ты помнишь? И...
— Да, я помню, но что из того? Это ведь не было...
— А затем они поженились.
Ему пришлось долго ждать ответа.
— Я уверена, ты изрядно выпил, а осталось у тебя что-нибудь з холодильнике?
— Разве что ботулизм.
Глава 32
Прошлое состоит из полузабытых эпизодов. Из призрачных воспоминаний о радостях и страданиях, местах и людях. Паскью считал, что распахивает дверь перед настоящим, а вместо этого лицом к лицу столкнулся с прошлым. Карен успела прочитать все в его взгляде прежде, чем он опомнился, и, улыбаясь, спросила:
— Как ее зовут, Сэм?
— Если уж на то пошло, то как тебя теперь зовут? — поинтересовался Паскью.
Он облокотился о дверной косяк, засунув руки в карманы, с достаточно непринужденным видом, хотя, по правде говоря, это был просто способ оправиться от потрясения. Через какое-то время дрожь в ногах унялась, и он отошел в сторону, пропуская ее в квартиру. Она прошлась по комнате, разглядывая осколки их совместной жизни, которые он сохранил. У Паскью возникло ощущение, что он видит момент из собственного будущего, и не мог себе представить, что будет, когда этот момент настанет на самом деле.
Карен осмотрела все и подошла к окну.
— Когда Джордж Роксборо сказал, что ты по-прежнему живешь здесь, я не поверила.
— А где ты рассчитывала меня найти? Когда-то этот город представлял собой скопище деревень, теперь он состоит из осажденных замков. Не так важно, какой мостик ты за собой поднял.
Оба помолчали. Паскью наблюдал, как она приглядывается к жизни отбросов общества, протекающей у него под окнами. Она по-прежнему оставалась стройной, однако фигура утратила былую привлекательность. Черты лица оставались красивыми, но слегка заострились.
— Где ты была? — спросил он.
Карен рассмеялась:
— Это звучит так, будто я ушла на несколько часов, забыв оставить тебе записку.
— Ну, ты действительно забыла оставить записку, если вернуться к тому, что произошло.
— Я дала тебе знать, что я жива, что со мной ничего не случилось.
— Дала знать... В эту фразу вложено не очень-то много чувства, тебе не кажется?
— В нашем браке тоже было не очень много чувства, Сэм.
— Но ты могла сказать мне об этом.
— Ну, — Карен прислонилась спиной к окну, — сам факт, что ты нуждался в подобных объяснениях, делал их невозможными.
— Я, пожалуй, выпью чего-нибудь, — сказал Паскью. Он взял с низкого столика бутылку и стаканы.
— Да, конечно. Это ты ездишь на зеленом «мерседесе», Сэм? — спросила Карен, обернувшись к окну.
Паскью покачал головой.
— Нет.
— Просто там двое ребят хотят вытащить аудиосистему через окно машины.
Паскью подошел к ней, держа в руке бутылку и стаканы. Он не обратил внимания на взвывшее на двух нотах противоугонное устройство; наверное, так же вот сельский житель не отреагировал бы на крик петуха. На мостовую со звоном посыпались осколки стекла. После этого парни начали работать, стараясь не повредить технику.
— Такова жизнь в Лондоне, — прокомментировал Паскью, — от скуки здесь не умрешь. — Он разлил виски по стаканам.
После недолгого раздумья Карен взяла предложенный им стакан.
— Я была в Италии, — сказала она, — в Перуджии, это недалеко от Флоренции.
— И как долго?
— С тех пор, как уехала отсюда. То есть последние десять лет. Я жила там.
Паскью стал размышлять над сказанным, стараясь найти утерянный ключ к разгадке.
— Однажды я вернулся домой — это было лет десять тому назад. В доме все было так, как я оставил, уходя, или как ты оставила. Прошло какое-то время, может быть день, прежде чем я осознал, что на самом деле означало это слово — «оставила». Я не знал, что ты собираешься так поступить, и, когда это произошло, не мог понять почему. Ни записки, ни телефонного звонка. Можно было подумать, что тебя нет в живых. Полиция допускала и такую возможность. До тех пор, пока ты не «дала мне знать», что с тобой все в порядке. За определенный промежуток времени я испытал все: страдание, недоумение, отчаяние, смятение и еще черт знает какие чувства. Знаешь ли ты, как скверно мне было! Как... — Он напряженно подыскивал простые слова, чтобы передать чувство потерянности, охватившее его, поведать о своем пьянстве, испуге, одиночестве, об отвращении к самому себе, переполнявшем его. В конце концов он просто посмотрел на нее пристально, покачав головой, как будто ждал ответа.