Вороний парламент, стр. 69

Прентисс еще раз взглянул на телефонный отчет Гинсберга и промолчал.

– Разве я не об этом говорил? – повторил Джеффриз.

Глава 25

Пока Рейчел вела машину, Герни изучал поэтажный план дома, составленный с ее слов.

– Я не знаю, есть ли там сигнализация, – сказала она. – Думаешь, есть?

– На воротах, возможно, есть, чтобы не забредали всякие торговцы, коммивояжеры и приверженцы различных сект. Но это именно сигнализация, а не ловушка. Однако я собираюсь проникнуть туда не через ворота. Если они придумали что-нибудь более хитроумное, то сигнализация приводится в действие собаками.

– А что делать с собаками?

– Это зависит от того, кто их обучал.

– От кого? – удивилась она.

– Иногда они натренированы на задержание, а иногда – на нападение. Если рядом с собаками не будет инструктора, значит, их учили нападать.

– Эти бегают сами по себе.

– Знаю.

Она остановила машину, как он велел, рядом с Хэмпстед-Понд.

– Ну ладно. – Он взял руку Рейчел и поднес поближе к себе чтобы увидеть циферблат ее часов. – Помни, что ты ждешь двадцать минут – до двадцати пятидесяти. – Герни решил действовать по плану, разработанному им еще в «Уоппинг-Уолл». Он выбрал, как ему казалось, самое подходящее время, когда люди, как правило, ужинают или смотрят телевизор и вечер только начинается. – Не глуши двигатель, – сказал он, – а то мне придется опять соединять провода. – Рейчел кивнула. – Если к двадцати пятидесяти я не появлюсь, уезжай, но в гостиницу не возвращайся.

– Это мы уже проходили, Саймон. – Она понятия не имела, куда деваться в случае его неудачи. – Будь осторожен.

Он тихо надавил на дверцу и вышел из машины.

Дул холодный ветер. Герни поднялся по Уиндмил-Хилл, посмотрел на дом и пошел в его сторону, пока не показался забор. Сзади дома простиралась пустошь. В тридцати футах от вала, на котором был возведен забор, проходила дорога. Рейчел говорила, что собачий вольер примыкает к забору, слишком высокому и крепкому, чтобы оторвать от него пару досок и ждать, когда собаки найдут дыру. К тому же для жителей Хэмпстеда было бы суровым испытанием обнаружить утром на улицах своего района свору лютых доберманов. Жаль, однако, что не удастся так легко решить эту проблему. Обстоятельства складывались иначе, и встреча с собаками была неизбежной.

Герни расстегнул на куртке молнию, вынул примитивный захват, сделанный им из мясницкого крюка, и кусок нейлоновой веревки. Он с первого раза забросил захват, намотал веревку на левую руку и стал решительно подниматься вверх по забору, хватаясь за веревку правой рукой, потом переставляя левую и снова действуя правой. Иногда он делал передышку, повиснув на левой руке, чтобы правая отдохнула.

Забравшись наверх, он оседлал забор и посмотрел вниз по обе его стороны. Дорога выглядела пустынной, собак видно не было – возможно, они бегали в противоположном конце вольера. Он отцепил крюк, отвязал от него веревку, бросил ее в вольер и спрыгнул вниз, сразу сев на корточки и сгруппировавшись: голову опустил, руками обхватил голени. Между икрами он зажал крюк, большим из загнутых концов наружу.

Он прекрасно знал, что собаки не заставят себя ждать, и не бросился сразу перелезать через металлическую сетку, огораживавшую вольер изнутри.

Первые две, особенно нетерпеливые, пулей летели к нему, даже едва успели притормозить, чтобы вовремя сделать поворот. Герни не шевелился, уткнувшись лицом в колени. Собак оказалось четыре. Они окружили его, готовые к нападению: спины напряжены, мышцы подгрудка подобраны, мощные челюсти оскалены, шерсть на шее и спине дыбом, что подчеркивало их мощную мускулатуру.

Герни размеренно дышал, делая на счет четыре вдох, на счет шесть выдох. Он закрыл глаза и забыл о собаках, стерев из памяти даже их образ. Он представил себе, как медленно кружили канюки в лучах утреннего солнца в «Друидс-Кум», как матовый свет серебрил их подкрылки, как переливались перламутром самые кончики их перьев, с которых, казалось, стекал загадочный мерцающий поток. Огромные птицы парили, кружа, и он сосредоточился на силуэте их величественных крыльев, которые вычерчивали один и тот же рисунок, что делало их движение завораживающим. Собаки то и дело дергали его за одежду, хватали за руки и плечи. Отступив назад, они обегали его, меняясь местами, словно желая взглянуть на него с другой стороны.

Их озадачивала не столько его неподвижность, хотя это было очень важно, ибо собаки бросаются за любым движущимся предметом, сколько безразличие к ним. Герни вел себя так, как будто их не существовало. Он должен был выглядеть как человек – с руками, ногами, а перед ними сидело нечто бесформенное и непонятное, и, хотя от него пахло человеком, их тонкое чутье не улавливало предательского запаха страха, что окончательно сбивало их с толку. Но больше всего они недоумевали по поводу его нежелания признать сам факт их присутствия. Все это мешало испугу вступить в отвратительную сделку с насилием. В течение нескольких минут они наблюдали за ним, с надеждой ожидая каких-нибудь действий, потом, как по сигналу, повернулись и разбежались по вольеру.

Почувствовав, что собаки ушли, Герни тотчас выпрямился и бросился к изгороди из металлической сетки, ухватившись за нее как можно выше, подтянул колени, просунул носок ботинка в ромбовидную ячейку сетки, чтобы найти точку опоры, и в считанные секунды перемахнул через нее. Задняя часть дома была погружена во мрак, и он не стал тратить на нее время. Уверенный, что его не видели и не слышали, он направился к высоким французским окнам, которые выходили в сад. Прошло всего восемь минут с тех пор, как он вышел из машины.

Только в одной из комнат на первом этаже горел свет. Французские окна были наглухо закрыты красными портьерами, но кто-то переусердствовал, задергивая их, и оставил с одного края просвет, через который на траву падал луч света. Герни зигзагом пересек редкий сад, приблизился к дому и встал рядом с лучом. Двигаясь не спеша и как можно ниже пригибаясь, он осторожно заглянул в комнату.

За столом сидели двое мужчин и играли в трик-трак. Ночь была тихой, а задняя часть дома настолько удалена от дороги, что Герни слышал постукивание костей в чашке и грохот, с которым они выкатывались на доску. Один из игроков радостно вскрикнул и передвинул свои фишки со сноровкой заправского игрока. Они склонились над Доской, полностью захваченные игрой.

Герни отступил назад, опустив руку в карман, где лежал кольт, и затылком уперся в холодное дуло оружия. От выброса в кровь адреналина у него предательски задрожали руки. В голове одна за другой пронеслись три мысли: ствол удлиненный – значит, оружие автоматическое, щель сбоку портьеры – это приманка, а сам он – идиот, настоящий идиот! Голос приказал ему:

– Оружие, Герни, достаешь большим и указательным пальцами и бросаешь. Не строй из себя умника. Мне плевать, останешься ты жить или умрешь.

В холодном воздухе слова звучали преувеличенно громко. Игроки в доме оторвались от доски, один из них, сидевший в пол-оборота к окну, глянул в щель и засмеялся.

Когда распахнулась первая дверца, первой реакцией Рейчел было газануть. Потом промелькнула мысль открыть другую дверцу и бежать, так как ее нога отпустила педаль сцепления, и мотор заглох.

Мужчина больно схватил ее за плечо. Хотя на ней было толстое пальто, она почувствовала, как его пальцы впились ей в руку. Он ждал, когда она кончит судорожно глотать воздух. Скованная страхом, она сидела неподвижно, выпрямившись и откинув голову назад, напоминая человека, который оказался по пояс в ледяной воде. Постепенно плечи ее опустились и дыхание, прерываемое редкими всхлипываниями, выровнялось. Рейчел взглянула на мужчину, который по-прежнему крепко держал ее.

Он улыбнулся ей.

– Ну так вот, – сказал он, постучав по одному из карманов своей куртки. – Здесь у меня оружие с глушителем, поэтому шума не будет. Прозвучит хлопок, как будто откупорили бутылку вина. Никто и не заметит. – Он замолчал, и Рейчел отвернулась, уставившись на лобовое стекло. – Мне приказали в случае необходимости убить тебя, и, как ты понимаешь, я сделаю это с огромным удовольствием. Поэтому не нарывайся, детка: эта штука тебя постережет. Поняла? – И он еще больнее сдавил руку. – Поняла?