Сыны Зари, стр. 62

Спустя пару месяцев Кэлли пришлось охотиться за этим человеком. Он потом с радостью вспоминал о тех нескольких минутах в пивнушке, когда он оказался просто наблюдателем, оценивавшим глубину ненависти преступника. В Кемпе этого не было. Тот шотландец был виден насквозь. Кемп намного опаснее, и Кэлли понимал это. Кемп покупал и продавал людей, подобно тому шотландцу. Он использовал их как отмычки к дверям. Кемп получал желаемое не потому, что бился за него, но потому, что где-то глубоко внутри знал: он уже обладает этим. В мире есть люди как люди, а есть такие, как Гуго Кемп.

Девушка в красном клетчатом платье приостановилась возле столика Кэлли, и он позволил ей снова наполнить свою чашку. Было важно правильно рассчитать время. Он медленно допил свой кофе, потом снова вышел в суету и толкотню улицы и поднял руку, останавливая такси. Все вокруг было наэлектризовано неразрешенными проблемами. Кэлли смотрел из машины на людей: отцы – биржевые маклеры, дети – рабочие при ресторанах, мамаши – проститутки, мужья – водители такси, невесты – официантки, племянники – убийцы... У каждого было по две роли. Полицейские – иуды.

Девушка за стойкой улыбнулась, взяв его билет.

– Я хотел бы знать, – сказал он, – зарегистрировался ли уже мистер Гуго Кемп?

– Да, – ответила девушка, нажав клавишу компьютера, – мистер Кемп зарезервировал место.

– Не могли бы вы посадить меня рядом с ним? Мы с ним коллеги, нам надо поговорить. Я немного поздно попал сюда.

Она снова улыбнулась и вручила Кэлли его посадочный талон.

– Чего вы хотите? – спросил Кемп.

Кэлли застегнул свой пристежной ремень и огляделся. Салон для пассажиров первого класса был наполовину пуст.

– Потолковать, – ответил он.

– Как вы узнали, что я буду в этом самолете?

– Я знаю, что вы живете в Таксоне. Где-то около Таксона, да? В любом случае это было несложно. По моей просьбе проверили список пассажиров и сразу же нашли там вас.

– Еще до того, как вы прилетели в Нью-Йорк?

– Разумеется.

– Брайант не назвал мне вашего имени.

– Дэвис, – сказал Кэлли.

Кемп некоторое время молчал. Кэлли решил не нажимать. Он смотрел, как редкий дождик рисует ломаные линии на стекле.

– Вам пришлось здорово похлопотать, – заметил Кемп. Он был заинтригован, возможно, даже слегка обеспокоен. Казалось, он готов был пересесть на другое сиденье.

– Мне хорошо платят за это.

– Ваш клиент?

– Да, мой клиент.

Они вырулили на взлетную полосу и заняли линию для взлета. В стороне от зданий аэропорта дождь казался более серым и более сильным. Они оторвались от земли и теперь делали вираж вдоль восточного берега реки, выискивая свой воздушный коридор. Город словно горбился под дождем, его вздымающиеся на высоту туч каменные столпы казались заброшенными, словно памятники архитектуры давно умершей эпохи.

– А почему Таксон? – спросил Кэлли.

– Что-что? – Кемп сидел у окна и внимательно смотрел в него, возможно стараясь избежать взгляда Кэлли, пока ответ не будет готов.

– Почему бы не Нью-Йорк?

– Нью-Йорк – это заложник золотого тельца, – скривился Кемп. – Когда настанет конец света, мы просто отдадим его как безнадежный долг.

– Но это не объясняет мне, почему вы выбрали Таксон.

На лице Кемпа было выражение, как бы говорившее: чего бы вы ни хотели, вам не удастся получить этого. И если это что-то, уже добытое мной, вы не получите этого, а если это что-то, чего я хочу, то оно уже мое. Поскольку проигрыш был для него невозможен, он мог позволить себе поиграть. И он сказал:

– Мне нравится пустыня.

– Не могу припомнить, – сказал Кэлли, – был ли я когда-нибудь в пустыне. Что же в ней такого особенного?

– Вы слышали о Т.Э. Лоуренсе? О Лоуренсе Аравийском? – спросил Кемп, и Кэлли кивнул. – Ему как-то задали такой же вопрос. И он ответил: «Она чистая».

– Так просто?

– И людей нет, – добавил Кемп другое достоинство.

– Совсем?

– Ну, их достаточно мало. – Кемпа явно развлекало то, как Кэлли зондирует почву, и он спросил: – А вы сами-то откуда?

– Британия, – ответил Кэлли и тут же выхватил из воздуха название. – Такой есть городок Лайм-Рэджис. – И осознал, что это все же не совсем из воздуха: в этом городке родилась Элен.

– И много там жителей?

– Ну, чтобы от них заболела голова, придется долго ждать.

– И что же вам надо от меня, мистер Дэвис? – засмеялся Кемп.

– Я хочу, чтобы вы не покупали этого Дега.

Смех раздался снова и стал усиливаться. И сквозь этот приступ веселья Кемп выговорил:

– Да убирайтесь вы к чертовой матери, сукин сын! – Прозвучало это совсем по-дружески, поскольку Кемп продолжал хохотать.

Как это он сказал? «Чтобы попасть куда-то, сначала надо уехать». Что-то в этом роде. Припоминая эти слова, она видела его лицо, легкие ложбинки на щеках, его улыбающиеся губы, пожалуй слегка излишне полноватые. Словно это замечание ничего ему не стоило. Словно он нарисовал некую картину, которую каждый может нарисовать, место, где может жить кто угодно, утро, в котором любой желающий волен проснуться...

Нина сидела в кресле-качалке. На ее коленях лежала вторая книга, которую она тогда купила – иллюстрированный путеводитель по Англии. Она переворачивала страницы и видела изображения дорог, которые, извиваясь, шли сквозь деревушки и исчезали в сине-зеленоватой дымке холмов и буковых лесов, видела изображения меловых мысов и морских брызг, глубоких долин, по которым текли стремительные, белые потоки... Было там и фото каменного круга в Дартмурте, этого ребристого камня, с одной стороны освещенного низко опустившимся солнцем.

«Ненавижу, когда ты уезжаешь...» Нина чувствовала себя обездоленной, лишенной чего-то важного. Как будто ее подвергли ужасному наказанию, лишившему ее одного из главных ощущений, не навсегда, но достаточно надолго для того, чтобы она поняла, как страшно было бы, если бы она никогда не обрела его вновь. Немного раньше, в тот же День, когда таблетки начали действовать, она пошла в комнату отца и улеглась поспать на его постели. Ей снился знакомый зверь, спускавшийся с гор и суетливо убегавший из пустыни, пролагая путь через поля роз, словно разлившаяся вода. Обнаружить его можно было только из-за его стремительного пробега среди корней. Постель Кемпа была ее прибежищем и ее несчастьем. Обителью дурной крови.

А теперь она сидела снаружи, на веранде, словно ожидая какого-то путешественника, который вот-вот должен был показаться в отдалении.

Солнце уже миновало зенит и понемногу опускалось за дом. Его убывающий свет заполнял склоны столовой горы плотной багряной тенью. Предвечерний ветерок пролетал среди роз, и они шелестели, наполняя воздух шепотом. Голос ее отца, шепот, завораживающий ее, и голос Кэлли, шепот, упрекающий ее. И ее, Нинин, голос: «Ненавижу, когда...»

Она сидела в кресле-качалке и ждала их возвращения.

В зал прибытия они шли вместе. Кемп направился прямо к выходу, как человек, занятый своими мыслями и делами, которые ему предстоят. А Кэлли повернулся к одной из билетных стоек. Они вели себя как люди, совсем не знавшие друг друга. Когда расстояние между ними увеличилось, Кемп спросил:

– Ну и что вы будете делать?

– Полагаю, что вернусь обратно следующим же рейсом.

– Счастливого пути, – сказал Кемп, подняв руку.

Кэлли внимательно смотрел, как открылись и закрылись двери выхода. У Кемпа был вид человека, которому нет нужды оглядываться.

Глава 39

Строго говоря, у этого помещения не было названия, потому что в обычном перечне комнат, которые есть в большинстве домов, для него вообще не существовало определения. У двери в него, рядом с ней, была решетка микрофона совсем как в галерее в Нью-Йорке. Дверь запиралась на два запора, к которым требовались ключи, и еще на один специальный запор с временной кодовой комбинацией, которую знал только Кемп. Эта комната соответствовала по размерам всей длине и ширине дома, не считая небольшого свода в одном из ее концов. Освещение было устроено так, что оно падало на картины, висящие на двух длинных стенах и на стене напротив этого свода.