Сыны Зари, стр. 32

– Он не вернется. Эрик никогда не вернется.

С момента приезда Мартина Джексона в Лондон миновало пять дней. За это время прибавилось еще два убийства. Джексону было нечего сообщить, но все же он позвонил Фрэнсису. Ранним утром, как раз в то время, когда просыпаются сельские жители.

– Тебе что-нибудь нужно? – спросил Фрэнсис. – Ты только попроси.

– Удача, – ответил Джексон. – И его ошибка.

* * *

Элен Блейк смотрела на спящего Кэлли. Она думала о том, как все это трудно. Все остается по-прежнему... Эта проклятая спешка, эта вечная нехватка времени! И к тому же кто может знать, будет ли из их попытки прок? Старые шаблоны, старые привычки, старые обиды никуда ведь не делись, и они будут только разжигать ссоры. Это было похоже на то, когда попадаешь в дом, где ты должен жить, но не можешь точно припомнить, где же его опасные места. Забудешь пригнуть голову – трах! – и врезалась в притолоку! Неверно сосчитаешь ступеньки в темноте – хрясь! – и шлепаешься задницей прямо на дно подвала!

"Разлюбила ли я его? Не уверена. Не знаю. Трудно сказать. Иногда, да, иногда так, конечно, бывало. Но потом я все начинала снова. Это было сплошное движение, всегда движение... так что, видимо, это означает, что я его не разлюбила, не вполне. Я не могла приноровиться к его жизни, это так. Ни к этому проклятому будильнику, ни к этой опасности, ни к этой неопределенности... Нет, я не могла принимать близко к сердцу то, что он так сильно любит, чем бы это ни было. И не просто любит, а сильно любит. В нем есть что-то темное. Что-то, обожающее темные места. А теперь он является и говорит: «Получи меня обратно. Я изменился».

Она подвинула подушку, на которую опиралась, потом снова повернулась и увидела, что Кэлли открыл глаза и смотрит на нее.

– Ты что, разглядывала меня, когда я спал? – спросил он. – Это откровенное мошенничество.

– Почему бы мне не использовать некоторое преимущество?

Кэлли сел, протер глаза и замутненным взглядом посмотрел на Элен.

– Я приготовлю кофе, – сказала она.

Когда она наклонилась, чтобы встать с постели, Кэлли, протянув ладони под ее руками, сжал ее груди.

– Давай поженимся, – сказал он, – и тогда мы можем перестать трахаться.

– Ужасное предложение.

Элен приготовила кофе и принесла его прямо в постель. Это был своего рода компромисс. Кэлли лежал подложив руки под голову и смотрел в потолок.

– Вот-вот должно случиться что-то, – сказал он. – Бог знает...

– Что же, например?

Кэлли и Джексон не были знакомы, но мыслили они одинаково.

– Он скоро сделает ошибку, – сказал Кэлли, – или нам повезет.

Случилось и то, и другое. Удача пришла с помощью Элен.

Глава 23

Вы сворачиваете с главной дороги на широкий проезд. И вот перед вами резные кованые ворота футов в пятнадцать высотой, может быть, даже и двадцать. Обычно они открыты. Крылатые львы, изваянные из камня, изготовились к прыжку на тумбах по обе стороны ворот. Еще две-три минуты ходьбы пешком приводят вас прямо к дому. Георгианский стиль, идеальное соотношение изящных окон, строгих колонн и фронтонов. Кирпичная кладка теплого красновато-коричневого цвета в западной части фасада обвита лохматыми побегами плюща.

Внутри дома вас ждали изысканные переходы и комнаты с высокими потолками. Почти вся мебель была в одном стиле – георгианском, хотя на одной из стен, в конце коридора, над стулом XVIII века висел гобелен тех же времен, периода Людовика XV. Живопись большей частью была английской или французской работы, кое-какие картины написаны маслом, но в основном – акварель: сцены из сельской жизни, портреты и один странный холст, изображающий некую леди в бальном платье, держащую за задние ноги убитого зайца. Этакий курьезный ляпсус в царстве тщательно подобранных предметов отличного вкуса.

По коридору быстро шла Никола Хэммонд, ее каблуки выбивали по натертому паркету бурное стаккато. Выглядела она молодой старушкой: хрупкая блондинка, лицо которой, вероятно, некогда было прекрасным, но теперь немного обрюзгло, появились морщинки, а под подбородком выросла заметная жировая складка. Никола миновала портрет леди с зайцем с безразличием, рожденным давним знакомством с картиной. При беглом взгляде на Никола вы бы заметили, что она рассержена. Да, конечно, так оно и было, но более пристальный взгляд помог бы вам разглядеть припухшие губы и темные круги под глазами. Это было лицо человека, недавно долго плакавшего и явно еще не доплакавшего свое.

Позади нее широкими шагами шел Гюнтер Шмидт, высокий, седовласый, элегантный. Он выглядел сильно раздраженным, хотя и неплохо сдерживал себя. Никола бросила через плечо:

– Я пленница в своем же доме, черт бы его побрал! – Голос ее дрожал от волнения.

– Чепуха, – терпеливо улыбнулся Шмидт. Хотя она не могла видеть его жеста, он широко взмахнул рукой, как бы демонстрируя степень ее свободы. – Мы можем отправиться, куда вам только будет угодно.

– Вот именно! Мы можем отправиться. Но не я!

– Но ведь было решено...

– Не мной, – резко сказала Никола и словно для себя повторила: – Не мной.

Она открыла дверь в большую, залитую солнцем гостиную, прошла в дальний ее конец и села на диван, но тут же вскочила, ища сигарету. Найдя пачку на низком столике у окна, она снова села, но уже в кресло. Как только уселся и Шмидт, Никола снова поднялась и стала ходить взад-вперед по комнате, то и дело прикладываясь к сигарете.

– Я готова дать вам гарантию...

– Да, Никола. – Тон Шмидта был и извиняющимся, и слегка покровительственным. – Мы же понимаем, что вы расстроены. Может быть, вы еще измените ваше мнение...

– Вы у меня вроде тюремщика, – сказала она.

– Разумеется, нет.

– Мне не хватает только железного шара и цепей. – Никола вернулась к окну, раздавила в пепельнице сигарету и взяла из пачки другую. – Целыми днями – вы, вы, вы! Вы едите со мной, гуляете со мной и даже ждете в коридоре, пока я выйду из сортира!

– Но Никола...

– А с вечера этот жирный кретин, Голдман, заступает на ночную вахту, сидит в кресле в прихожей со своей фляжкой кофе и с пластиковой коробкой с бутербродами... Господи!

– А может быть, вам поехать куда-нибудь, Никола? Как вам нравится такая идея? – Шмидт тут же поправился: – Если бы нам поехать вместе, а? Отдохнуть.

Никола пристально посмотрела на него:

– Не надо только меня опекать, ублюдок!

Шмидт криво усмехнулся и пожал плечами.

– Послушайте, Никола, но вы же знаете, что творится. Я понимаю ваше горе. Я понимаю, как вам нужно... – он поколебался, ища способ обойти слово «отомстить», – ну, словом, разобраться с этим. Но мы озабочены другим. Когда умер Джей, надо было все сохранить, защитить...

– Когда Джей умер... – Слова словно бы растянули ее губы в подобие презрительной усмешки с оттенком скорби. – Он был убит, разве не об этом все вы только и думаете?

– Да, вы знаете, что мы об этом думаем.

– Какой-то маньяк, – сказала она, – но маньяк с заданием.

– Было неблагоразумно говорить вам об этом. Такое не должно было случиться.

– Ах, в самом деле? Но он же был моим мужем!

– И моим партнером в бизнесе. Есть какие-то веши, которые мы просто должны... принимать, как они есть.

Никола закурила новую сигарету. Она сидела в кресле у окна, уставившись на широкие лужайки, окаймленные каштановыми деревьями. Немного погодя Шмидт спросил:

– Может быть, у вас есть какие-то пожелания на сегодня? Что-нибудь конкретное?

Никола не ответила и даже не посмотрела на Шмидта. Она думала об одном человеке, о Робине Кэлли. Она думала, как это устроить.

* * *

Джей Хэммонд был шестой жертвой Росса, тот самый теннисист, использовавший свободное время и для игры, и для деловых контактов. Они уже провели первый сет, второй, а в третьем Хэммонд сделал две ошибки при подаче. У него не было необходимости специально проиграть этот гейм, чтобы угодить партнеру, – тот занимался исключительно рынком сбыта.