Знак алхимика. Загадка Исаака Ньютона, стр. 55

– Как вам удавалось с такой легкостью проникать в Тауэр и ускользать оттуда? – спросил Ньютон.

– Это было несложно. Первый раз мы вошли в Тауэр как ночные сборщики нечистот. Часовой даже близко к нам не подходил. И пока мистер Скруп отвлекал его вопросами, я стащил из связки ключ от Львиной башни. Я знал, где его взять, поскольку не раз выпивал с хранителем и он мне все рассказал. Ваш шпион был надежно связан и терпеливо ждал в экипаже мистера Скрупа. Во второй раз мы привезли телегу с сеном. Я убил Мерсера в нашей мастерской и уложил на телегу, а мистер Скруп наведался в его жилище, чтобы оставить там дополнительные улики для вас. Затем мы поехали в Тауэр, положили там тело, отвезли солому и спокойно выехали за ворота.

– А как насчет книги из библиотеки Тауэра? – спросил Ньютон.– Неужели мистер Скруп оставил ее там для меня?

– Да, сэр.

– Я бы хотел больше узнать о миссис Бернингем, – сказал я Роблесу.

– Она была любовницей Скрупа, – ответил Роблес.– Безжалостная женщина. По наущению Скрупа, не задумываясь, отравила мужа.

Роблесу пришлось немного помолчать, поскольку у него начался жестокий приступ кашля. Он все еще думал, что умирает, поэтому добавил:

– Я вам все рассказал, сэр. И не жалею, что открыл вам правду.

А вот я жалел, что несчастный не умер тогда. Через три месяца его привезли в Тайберн, и он встретил свою смерть на глазах у жадных на отвратительные зрелища зевак, а его голову выставили на всеобщее обозрение.

Смерть Роблеса была жестокой, но ее нельзя сравнить с судьбой, которая на следующий день ожидала миссис Бернингем.

Ее вывели из дверей Ньюгейта, дали выпить кубок бренди, поданный глашатаем Гроба Господня, и провели через собравшуюся толпу к столбу посреди улицы. Там миссис Бернингем поставили на скамью и надели ей на шею петлю, прикрепленную к железному кольцу на вершине столба. Затем скамью выбили у нее из-под ног и, когда она еще была жива, навалили вокруг столба хворост и подожгли. А после того, как пламя пожрало ее тело, толпа забавлялась тем, что пинала ногами ее пепел. Мы с Ньютоном присутствовали на казни, хотя я считаю, что бесчеловечно сжигать женщину, которая обладает более слабым телом, а посему больше склонна к ошибкам и, следовательно, более заслуживает снисхождения. Женщина всегда остается женщиной, как бы она ни унизила себя.

Глава 5

Иисус сказал им: Тот, кто имеет уши, да слышит! Есть свет внутри человека света, и он освещает весь мир. Если он не освещает, то он – тьма.

Евангелие от Фомы, 29

Гравюра из книги Михаэля Майера «Atalantafugiens» ( «Убегающая Аталанта» ). 1618

Ньютон раскрыл тайну только двух убийств, совершенных в Тауэре Леджером Скрупом и его сообщником и слугой Роблесом. Нам еще предстояло найти людей, виновных в двух оставшихся убийствах, и разгадать тайну, которую они скрывали. Теперь мне следует рассказать, что произошло после пожара в доме Скрупа и как Ньютон столкнулся с самой страшной опасностью, грозившей его жизни и репутации с самого рождения. Лондонский университет под названием «жизнь» обеспечивает своих студентов таким удивительным разнообразием образования, какого не найдешь в колледжах Кембриджа.

На следующий день после казни миссис Бернингем я зашел в наш кабинет и обнаружил, что Ньютон с крайне недовольным видом сидит в кресле возле камина. Я совершенно спокойно отнесся к тому, что он не ответил на мое приветствие, поскольку привык к его долгому молчанию, хотя иногда оно и производило тяжелое впечатление. Но то, что он не замечал попыток Мельхиора завладеть его вниманием, показалось мне странным. Через некоторое время я заметил, что его мрачность сильно напоминает Атласа, держащего небесный свод на своих широких плечах. Задав Ньютону несколько вопросов подобно Гераклу и даже взяв его за руку – обычно я старался к нему не прикасаться, так как Ньютон всегда избегал физических контактов, – я увидел, что причина его состояния кроется в смятом листе бумаги, который он сжимал в кулаке.

Сначала я решил, что листок как-то связан с шифром, над которым Ньютон продолжал работать. Разве доктор Уоллис не предупреждал его, что не следует чрезмерно напрягать мозг в поисках решения? Только более внимательное изучение окружающей обстановки позволило мне обнаружить у него на коленях обломок печати, из чего я сделал вывод, что бумага не имеет отношения к шифру и является официальным письмом. Задав вопрос о содержании письма и вновь не получив ответа – Ньютон даже не посмотрел в мою сторону – я взял на себя смелость и вытащил письмо из его кулака.

Прочитанное вызвало у меня тревогу, и я понял, почему Ньютон производит впечатление человека, которому нанесли оскорбление, – быть может, его даже разбил паралич. В письме Ньютону предлагалось следующим утром прибыть в Высокий суд для частной встречи и ответить на обвинения в неверии в догмат Троицы, в сосианизме или унитаризме – иными словами, в еретических взглядах, что делает невозможным его пребывание на государственной службе и является прямым оскорблением короля и английской церкви.

Дело принимало крайне неприятный оборот, и, хотя я не думал, что их светлости прикажут казнить Ньютона, они вполне могли выставить его у позорного столба, что привело бы к тому же результату, поскольку жители Лондона не любили Ньютона из-за того, что он преследовал чеканщиков. Многих из тех, кого выставляли у позорного столба, толпа забивала камнями до смерти. Заключенные боялись позорного столба больше, чем штрафов и длительного тюремного заключения.

Сначала я хотел позвать врача, чтобы он дал Ньютону какое-нибудь средство, которое позволило бы ему предстать перед их светлостями и достойно ответить на все вопросы. Но потом я сообразил, что визит врача лишь приведет к распространению слухов о состоянии ума Ньютона. Если он перенес удар, то никакой врач ему не поможет, не говоря уже о встрече с их светлостями. Но если, как я надеялся, его состояние носит временный характер, то он не поблагодарит меня за то, что я привлек врача.

Ньютон всегда недолюбливал врачей, предпочитая лечиться самостоятельно в тех редких случаях, когда заболевал. Кроме того, у него и прежде бывали случаи нервного расстройства, после которых он, по его собственным словам, быстро приходил в себя. Вот почему я надеялся, что выбрал правильный образ действий. Я принес из дома одеяла и подушки и постарался устроить Ньютона поудобнее, после чего вышел поговорить с его кучером.

Мистера Уостона я нашел неподалеку от Львиной башни.

– Мистер Уостон, как себя чувствовал доктор Ньютон, когда вы привезли его сюда утром?

– Он выглядел как обычно, мистер Эллис.

– Доктор заболел, – сказал я.– Какой-то приступ или удар. Я не знаю, как это описать, но он не похож на себя, если можно так выразиться. Пожалуй, вам стоит привезти мисс Бартон. Но постарайтесь не пугать ее понапрасну. Ей незачем волноваться по дороге сюда. Лучше всего сказать, что дядя хочет, чтобы она приехала в его кабинет в Тауэре, а здесь она увидит все собственными глазами.

– Может, привезти врача, мистер Эллис?

– Пока нет, мистер Уостон. Сначала мисс Бартон.

Через час мисс Бартон вошла в кабинет Ньютона и холодно поздоровалась со мной, а затем, увидев, в каком состоянии находится ее дядя, резко спросила, почему я до сих пор не вызвал врача.

– Мисс Бартон, – сказал я.– Если вы позволите мне объясниться, то я скажу, что вызов врача положит начало слухам о состоянии разума доктора Ньютона. Если он перенес апоплексический удар, то врач ему не поможет, не говоря уже об их светлостях. Но если его состояние носит временный характер, то он не скажет нам спасибо, если здесь появится врач.