Мартовские фиалки, стр. 31
Я шел на запад вдоль Унтер-ден-Линден по направлению к Паризерплац и отелю «Адлон».
Миновав роскошные двери отеля, я очутился в великолепном вестибюле, украшенном квадратными колоннами темного мрамора с желтыми прожилками. И живопись, и скульптура – все здесь было подобрано с большим вкусом. Я прошел в бар, набитый иностранными журналистами и дипломатами, и, заказав бармену, моему старому другу, кружку пива, спросил, не могу ли я воспользоваться его телефоном – мне нужен был Бруно Штальэкер из Алекса.
– Алло, это я, Берни.
– Привет, Берни. Что тебя интересует?
– Что ты можешь сказать о Герхарде фон Грайсе? – спросил я.
Последовала долгая пауза.
– Что я могу сказать? – В голосе Бруно чувствовался вызов, поскольку он, видимо, считал, что я знаю больше, чем положено.
– Пока что для меня это всего лишь имя на бумажке.
– И все?
– Ну, я слышал, что он пропал.
– А ты не можешь мне случайно сообщить, куда он пропал?
– Послушай, Бруно, с чего это ты стал вдруг таким скрытным? Я узнал о фон Грайсе от одной маленькой птички. Допускаю, что если бы я знал об этом деле немного больше, я бы смог помочь тебе.
– Берни, наш отдел в данный момент расследует два «горящих» дела, и, похоже, ты тоже занимаешься обоими. Это меня уже настораживает.
– Чтобы ты успокоился, я сегодня пораньше лягу спать. Мне нужно отдохнуть, Бруно.
– Ты отдыхаешь уже второй раз за неделю.
– Я твой должник.
– Да уж, черт тебя побери, и смотри, не забудь про должок.
– Тогда из-за чего весь сыр-бор?
Штальэкер понизил голос.
– Ты когда-нибудь слышал о Вальтере Функе?
– О Функе? Нет. По-моему, нет. А впрочем, подожди. Это, кажется, какая-то большая шишка в мире бизнеса?
– Когда-то Функ был экономическим советником Гитлера. А сейчас он вице-президент Культурной палаты рейха. Похоже, что он и господин фон Грайс испытывали друг к другу нежные чувства. Они – друзья детства.
– А я-то думал, что фюрер не выносит голубых.
– Он и калек не выносит, и как ты думаешь он поступит, когда узнает, что наш Йозеф Геббельс хромоногий?
Это была старая шутка, но я все-таки рассмеялся.
– Значит, потому они все и ходят на цыпочках, чтобы не рассердить Функа, а следовательно, и наше правительство?
– Не только поэтому. Фон Грайс и Геринг – старые друзья. Они вместе воевали. Когда-то Геринг помог фон Грайсу устроиться в химический концерн «Фарбениндустри». А позже он стал доверенным лицом Геринга – покупал для него произведения искусства и тому подобные вещи. Рейхскриминальдиректор требует, чтобы мы нашли фон Грайса как можно скорее. Но прошло уже больше недели, а мы не можем напасть на след. У них с Функом было одно тайное гнездышко на Приватштрассе, о нем не знает даже жена Функа. Но там он давно не появлялся.
Я вытащил из кармана лист бумаги с адресом из записной книжки Ешоннека, которую обнаружил той ночью в ящике его стола, – это был дом на Дерфлингерштрассе.
– Приватштрассе, да? А еще какие-нибудь его адреса известны?
– Нам нет.
– Ты сам участвуешь в этом расследовании?
– Сам я больше не участвую. Я все передал Дицу.
– Но он же расследует дело Пфарров, так?
– Думаю, что да.
– И тебе это ни о чем не говорит?
– Не знаю, Берни. До настоящего детектива, вроде тебя, мне далеко. У меня все мысли заняты тем типом, которому засунули сломанный кий в нос.
– Ты про того, которого их реки вытащили?
Бруно раздраженно вздохнул:
– Так всегда, только я соберусь тебе что-нибудь сообщить, а ты уже, оказывается, все знаешь.
– Мне об этом рассказал Ильман. Я на него наткнулся прошлой ночью.
– Да? И где же?
– В морге. Я встретил там твоего клиента. Он был просто неотразим. Может быть, это и есть фон Грайс?
– Нет, я уже об этом думал. У фон Грайса на правом предплечье была татуировка – императорский орел. Послушай, Берни, мне пора идти. И пожалуйста, я тебе уже тысячу раз говорил, не забывай про меня. Если что-нибудь узнаешь, тут же сообщи. Начальство так заездило, что сил нет.
– Я уже говорил, Бруно, что по крайней мере ночь должен за тебя отработать.
– За меня ты должен отработать две ночи, Берни.
Я повесил трубку, а затем позвонил снова, на этот раз начальнику тюрьмы Тегель. Я договорился с ним о встрече и заказал себе еще пива. Я пил пиво и в задумчивости рисовал какие-то геометрические фигуры, пытаясь привести мысли в порядок. Однако, исчертив целый лист, я с удивлением обнаружил, что в голове у меня нет ничего, кроме сумятицы. Что поделаешь, я всегда был слаб в геометрии. Я понимал: что-то надо предпринять, но что – этого я пока не знал.
Глава 10
Дерфлингерштрассе расположена очень удобно – совсем рядом со зданием министерства авиации, построенным по самому последнему слову архитектурной моды и расположенным на углу Вильгельмштрассе и Лейпцигерштрассе, не говоря уже о Президентском дворце на соседней Лейпцигерплац. Так что от Дерфлингерштрассе фон Грайсу было буквально два шага до его хозяина – шефа Люфтваффе и Премьер-министра Пруссии.
Апартаменты фон Грайса располагались на четвертом этаже красивого многоквартирного дома. В нем не было консьержки, поэтому наверх я прошел, не задерживаясь. Постучав в дверь, молоточком, я стал ждать. Прошла минута, другая, и, так как мне никто не открывал, пришлось наклониться – посмотреть сквозь прорезь почтового ящика. Затем я толкнул створку, и, к моему великому изумлению, дверь открылась.
Не нужно быть полицейским, чтобы понять: в квартире все было перевернуто вверх дном. Все буквально. На паркете в коридоре навалом лежали книги, листы бумаг, конверты и совершенно пустые папки. Повсюду – битое стекло. О его происхождении можно было догадаться по пустым дверцам большого книжного шкафа с секретером.
Я прошел через одни двери, через другие и вдруг услышал, как где-то в соседней комнате скрипнул стул. Я машинально сунул руку в карман за пистолетом. Но пистолет, к сожалению, остался в машине. Тогда я бросился к тяжелой кавалерийской сабле, которая висела рядом на стене, и тут услышал хруст стекла за спиной, затем резкий удар по шее – и я провалился куда-то в пропасть.
Впечатление было такое, что я пролежал на дне колодца несколько часов, хотя сознание потерял, видимо, ненадолго, на минуту-другую. Возвращаясь к действительности, я сначала почувствовал какую-то неимоверную тяжесть – откуда-то издали доносился неведомый мне голос, – потом кто-то поднял меня под мышки, протащил несколько миль и бросил в водопад.
Приходя в себя, краем глаза я увидел мужчину, который меня ударил. Это был настоящий великан со вздувшимися щеками и огромным ртом, как мне показалось, набитым хлебом. На шее у него болталась рубашка – вроде тех, что в парикмахерской надевают на клиента, – а сама шея была такой мощи, что хоть в плуг впрягай. Сказать, что под пиджаком чувствовались стальные мышцы, – значит не сказать ничего, скорее всего, там были пружины из кожаного дивана. Рукава пиджака были ему явно коротки, из рукавов торчали кулаки, размерами и цветом напоминавшие пару вареных омаров.
Тяжело дыша, я попробовал повернуть голову, но от невыносимой и резкой боли в шее стал медленно оседать.
– О Боже, чем это вы меня огрели? Куском рельса?
– Прошу прощения, – сказал великан. – Но когда я увидел, что вы бросились к сабле, я решил вас чуть придержать.
– Значит, мне здорово повезло, что вы не решились сбить меня с ног, а то бы... – Тут я заметил, что он держит в своих ручищах мои документы. – Значит, кто я такой, вам уже известно. Мне, в свою очередь, тоже хотелось бы знать, с кем я имею честь разговаривать. Лицо что-то очень знакомое.
– Ринакер. Вольф Ринакер. Гестапо. Вы ведь когда-то служили полицейским, если я не ошибаюсь? В Алексе?
– Служил.
– А теперь вы в роли ищейки, верно? И какие же дела вас сюда привели?
– Я разыскиваю фон Грайса: