Малый драконий род, стр. 81

Я выдавил из себя смех, прошипев:

«И кроме этого еще жизни всех кантри!»

«Что ж, если тебе так хочется, то да», — ответила она. С великим облегчением я почуял и в ее голосе веселый оттенок.

Я оглянулся и посмотрел вниз. Идай загораживала своими крыльями весь обзор, но мне все же удалось в последний раз окинуть взглядом остров, на котором я был рожден. Он был наполовину скрыт темным дымом, а в северной его части даже при ярком солнечном свете были видны ярко-красные пятна: должно быть, там в небо били мощные струи огня, заметные даже с такого далекого расстояния.

Идай глянула на меня.

"Шикрар, друг мой, все кончено, — проговорила она с грустью. — Мы знаем, что ничего уже не вернуть. Нет нужды смотреть на разрушение нашего дома. Следует помнить его таким, каким он был прежде. Глубочайшая истина всего живого заключается в жизни, а не в смерти".

Разумеется, она была права. Я закрыл глаза и отвернулся, сосредоточив все силы на том, чтобы нести Никис, продолжая набирать высоту, направляясь на восток и слегка на юг.

Но все же не мог удержаться и продолжал оглядываться — до тех пор, пока из виду не исчезли даже облака, скрывавшие остров.

Ланен

Проснувшись утром, я почувствовала себя довольно сносно. Вариен посапывал, лишь слегка отодвинувшись, чтобы не беспокоить меня, но две других постели, похоже, так и не были расправлены. Мне хотелось пораньше позавтракать, но оказалось, что Релла с Джеми меня опередили: они уже сидели в общей зале, попивая челан и тихонько пересмеивались.

Когда к нам присоединился Вариен, он тут же увлек меня в сторонку: глаза его, как ни странно, светились радостью.

— Ланен, это просто чудо, — проговорил он с горячностью. — Есть надежда — и для тебя, и для ребенка.

— Что? — переспросила я, но он медлил с объяснениями. — Послушай, зачем это тебе понадобилось с утра пораньше сбивать меня с толку? — проговорила я резко. — Не очень-то подходящее время выбрал. Ты о чем, вообще?

— Мне приснились наши малыши, Ланен, — ответил он. Я невольно рассмеялась.

— Мне бы сначала хоть одного родить! Он улыбнулся.

— Я тоже так подумал. Но во сне ведь трудно определить возраст. Возможно, между ними разница в несколько лет. Но я видел всю нашу семью: нас было четверо, и мы стояли на какой-то возвышенности чудесным летним днем. — Он положил руки мне на лицо. — Не могу даже передать тебе, как это меня утешило.

Я отстранила его руки, стараясь, чтобы это не выглядело слишком грубо, хотя мне было нелегко.

— Я рада, что ты утешился, дорогой мой, но сны говорят нам только то, что мы хотим увидеть. И заодно уж — не делай так больше, пожалуйста. — Он посмотрел на меня взволнованно и недоуменно. — Не надо больше хватать меня за лицо, — пояснила я со злостью. — Тебе, может, от этого и хорошо, а я при этом чувствую себя или ребенком, которого ругают, или лошадью, которую выставили на продажу. Спасибо, что хоть зубы у меня не посмотрел.

Он молча глазел на меня.

— Я не шучу, — проговорила я гневно.

— Хорошо, — ответил он, глядя мне в глаза (куда пристальнее, чем мне того хотелось). — В ответ на твой гнев и страх, кадреши, я скажу, что прекрасно слышу тебя. И все же тебе следует знать, что я распознаю пророческие видения, когда они меня посещают, даже если мне больше не требуется вех-сон. На этот раз мне явилось эхо сновидения, уже виденного мною прежде, Ланен, не далее чем шесть зим назад, во время последнего моего вех-сна. Я была поражена.

— Правда, Акор? — спросила я его. Он поцеловал меня.

— Правда, кадреши. Так что давай все же не оставлять надежды, чего бы нам это ни стоило!

Я улыбнулась ему в ответ, потому что знала, о чем мы оба думаем. Может быть, нам не выпадет больше ночи, которую мы могли бы провести лишь вдвоем, но, по крайней мере, минувшей ночью мы спали в объятиях друг друга.

— Выпей челану, любимый, — сказала я. — Нам надо ехать.

Почтовые лошади так и рвались пуститься в галоп — славные скакуны! — и мы предоставили им эту возможность. Скорость действовала на меня благотворно, хотя тряска вскоре вновь заставила позабыть о всяком удовольствии: ко мне вернулась прежняя боль. Я не знала, как далеко мы продвинулись за утро, но даже Релла, казалось, была удивлена. Мы не останавливались даже для того, чтобы перекусить, потому что я знала — мы все знали, — что жизнь моя висит на волоске. Утро сменилось днем, и острые приступы боли усилились, но я стиснула зубы и молча терпела, сколько могла. Поначалу было не так уж тяжело.

У нас на всех была баклага с вином, которое пришлось очень кстати; а каждый раз, меняя лошадей, мы ухитрялись пропустить по глотку челана, чтобы согреться. Лишь однажды на одном из дворов мы задержались подольше, чтобы справить естественные надобности; но едва мужчины скрылись за углом, как я кликнула Реллу. Она подъехала ко мне.

— Что ж, полагаю, вы с Джеми помирились, — сказала я, стараясь сохранять каменное выражение лица.

— Можно и так сказать, — ответила Релла, улыбнувшись уголком рта.

— Можно сказать куда больше, будь я проклята, ну да ладно, не к спеху, — со смехом отозвалась я. — А вы с ним обсудили уступку в цене, когда Службе в следующий раз понадобятся лошади?

Она рассмеялась в ответ.

— Удивительно, что ты и это расслышала! — Тут она посмотрела на меня с легким изумлением. — Я и вправду удивлена, знаешь ли, у тебя просто лисьи уши! Я тут подумала, что почтовые лошади на три дня для четверых вполне будут стоить нескольких хадронских коней, когда в следующий раз они нам понадобятся.

— Не нескольких, Релла. Двоих.

— Двоих? Да разве ж это цена за... Я перебила ее, пока она не разошлась.

— Да, двоих. Жеребца-производителя и племенной кобылы. Устраивает это тебя?

Какое-то мгновение она глядела на меня разинув рот, потом рассмеялась.

— Ты опять за свое, негодная девчонка! Когда я прошу у тебя хлеба, ты устраиваешь мне целый пир.

В этот миг меня пронзил приступ боли, и я, должно быть, поморщилась, потому что она подъехала ближе. Я отмахнулась.

— Просто доставь меня живой-невредимой в Верфарен, и тогда нынешней же осенью получишь свою племенную пару.

— Идет, — ответила она, протягивая мне руку. Я сжала ее и какое-то время не выпускала.

— Релла... Я так рада, что... ну, то есть... Будь с ним помягче, ладно? Он ведь этого заслуживает.

— Ты так считаешь? — спросила она сухо, выпустив мою руку, когда увидела возвращавшихся мужчин.

— Да, — ответила я просто.

Она глянула на меня, и выражение ее лица смягчилось.

— Я тоже, — сказала она. И мы отправились дальше.

...Скакали мы до самой ночи — наше путешествие шло куда быстрее, чем Релла смела надеяться. В небе высыпали звезды и стоял молодой месяц, а справа от нас, по западной стороне, тянулось высокое нагорье.

И тут вдруг началось. Меня пронзила резкая и нестерпимая боль, настолько неожиданно, что я вскрикнула, корчась от мук.

Мои спутники натянули поводья, намереваясь остановиться, но я лишь сильнее дала шпоры.

— Вперед! — прокричала я.

Им ничего не оставалось делать, кроме как повиноваться. Мы все знали, что единственная моя надежда заключается в том, чтобы добраться до магов. Как мы среди ночи отыщем мне целителя, чтобы об этом не пронюхал Берис, я не представляла, но, сказать по правде, я решила предоставить это остальным.

Я жалела, что не расспросила Вариена подробнее о том, что он там видел во сне. Я пыталась представить это в голове, нарисовать в уме яркую картину благоприятного будущего, но мне не хватало для этого подробностей. И тогда я вспомнила про Язык Истины. Все-таки чудесная это вещь.

«Вариен!» — позвала я.

Он не ответил — или, если и ответил, я его не услышала. Я попыталась снова:

«Вариен, ты меня слышишь?»

Я отворила свой разум, старательно прислушиваясь. Я оказалась совершенно не готова к тому, что услышала.