Малый драконий род, стр. 55

Я посмотрела ей в глаза.

— Все мы когда-нибудь умрем, девонька; но готова поставить свое семилетнее жалованье на то, что тебе уготовано умереть как угодно, но только не при родах. Ежели ничего другого не останется — что ж, в Верфарене полно магов, а как раз туда-то мы и направляемся. Мы тебя живо туда доставим, ты не бойся. — Я наклонилась и поцеловала ее в щеку. Святая Шиа, эта девчонка умела тронуть мне сердце! — А теперь оденься-ка и пошли вниз, ужинать — полагаю, ты голодна.

— Я мигом спущусь, — ответила она негромко.

Я кивнула и оставила Ланен наедине с ее мыслями.

Шикрар

Я решил облететь огненные пустоши в последний раз — до начала Совета оставалось семь дней — и ждал наступления темноты, чтобы узреть беспокойство земных недр во всей полноте.

Лететь оставалось еще много лиг, когда я увидел впереди зарево. Оно подсвечивало снизу нависшую тучу, придавая ей багряный оттенок, отчего вся северная часть острова казалась разверзшейся Преисподней, точно легионы демонов проломили в земле брешь и вырвались наружу. Я и раньше видывал такое, но никогда — со столь дальнего расстояния. Сердце мое оледенело, дыхание прерывалось: я приближался, и зарево впереди становилось все ярче, переполняя весь мой взор пламенем. Подобного я еще не встречал. Три горы никак не могут исторгнуть наружу столько пламени, если только...

Я миновал высокий гребень Старика, что заслонял от меня самое худшее, — и грозное зрелище открылось мне во всем своем ужасающем кошмаре. Крылья мои чуть было не лишились опоры, когда внезапным потоком жаркого воздуха меня подбросило вверх, словно перышко на ветру. Я едва успел обрести равновесие. Соблюдая осторожность, я отлетел подальше от утесов и принялся подниматься ввысь кругами: здесь, на холоде, это было нелегко. Я держался в стороне от опасного места, но воздух и здесь был неровным, а воздушный поток, который меня поддерживал, был пропитан зловонием желтушно-палевой горной породы, выпучивавшейся местами наружу — там, где плавился камень.

Оказавшись над огненными пустошами — гораздо выше, чем я обычно летал ночною порой, — я воспользовался мощными восходящими потоками воздуха и взмыл еще выше, чтобы узреть, насколько широко распространился огонь.

Впереди меня на многие мили полыхали горы — и слева, и справа, — все они вторили всеобщему огненному хаосу. Почти каждая вершина всей огромной горной цепи извергала в воздух пламя и каменья или, что еще хуже, копила силы в окружении озер из расплавленной породы.

Но хуже и страшнее всего было то, насколько изменилась вся местность вблизи Старика и возле соседних вершин южных утесов. Прежде, каждый раз бывая здесь, я привык видеть круглое жерло высокой горы, что стояла на страже, возвышаясь над Стариком и простираясь к северу от могучих утесов. В свое время, задолго до того, как сюда прибыли кантри, горя эта истекала пламенем, а когда остыла, то на вершине ее образовалась глубокая круглая впадина.

Теперь же, поискав взглядом гору, я увидел, что жерло ее более не пустует: оно заполнено до краев горячим месивом, а огненно-черная и изжелта-рдяная поверхность кипит, точно вода, тут и там выбрасывая в воздух языки пламени — так и чудилось, будто там ворочается что-то живое, грозное. Полыхающая каменная жижа то и дело переплескивалась через край жерла и устремлялась вниз по северному склону горы; а на южном ее склоне... Я так и ахнул. Оборони нас Ветры! Старика отделяла от огня лишь узенькая темная полоска. Не верилось, что неширокий каменный гребень способен надолго удержать громадную лавину огня и расплавленной породы.

А на севере огненных пустошей вершины затаили молчаливую угрозу: их точно пучило изнутри; и куда бы я ни летел, всюду стоял пронзительный звук, режущий слух и спутывающий мысли, словно крик боли, испускаемый скалами или огнем — или самой землей.

Меня нелегко удивить: я прожил долгую жизнь, а опыт многочисленных лет, наслаиваясь пластами, сглаживает любое новое впечатление — и все же опустошение, расстилавшееся передо мною, потрясло меня до мозга костей, и не было ему видно ни конца ни края. Напротив, сейчас все выглядело невообразимо хуже, чем было каких-нибудь несколько дней назад. Жар стоял немыслимый, а запах горящего камня драл мне ноздри и чем дальше, тем больше крепчал, пока я старался лететь более или менее ровно среди неистовых воздушных потоков. По крайней мере, они помогали мне держаться подальше от рассвирепевшей земли. Кроме того, вокруг клубами поднимался пар, временами застилавший мне обзор, а багряный свет отнюдь не способствовал улучшению видимости, скорее даже наоборот.

Насколько я сумел разобрать сквозь дым и смрад, довольствуясь лишь отсветами огненного зарева, Тераш Вор, вокруг которого расползалось кольцо огня, теперь казался гораздо больше, нежели был прежде, а у его отрогов сгустился мрак. Пламени не было видно ни на вершине, ни по бокам; однако южный отрог угрожающе выпирал чудовищным бугром.

Я понял, что к ужасающему, невыносимо визгливому звуку теперь подметался низкий рокот где-то в глубинах земли, и я в ужасе метнулся в сторону, сделав крутой вираж, едва до меня дошло, что рокот этот слышится прямо подо мной. Не успел я отлететь, как снизу, где только что виднелся темный нарост на склоне горы, исторгнулся сноп огня, и мне вновь пришлось резко отклониться, уворачиваясь от пылающих камней, забивших из разверзшегося пролома, словно кровь из смертельной раны. Как ни высоко я летел, а все же опалил себе кончики крыльев и хвост, пусть и не слишком сильно. Огненный выплеск взметнулся ввысь на добрую четверть самой горы, что его породила...

И тут я сдался: я был обожжен, измотан, а сердце мое утомилось не меньше, чем крылья. Я повернул к югу, к чертогам своих сородичей. Лететь оставалось никак не меньше часа, а плечо мое, лишь недавно излеченное, так и ныло.

Я должен был рассказать сородичам о том, что видел. Я не мог ждать еще целую седмицу.

Это было предвестием гибели нашего обиталища.

Устало, со сдавленным горем сердцем, обратился я мысленно к кантриам:

«Народ мой, соплеменники, внемлите мне. К вам взывает Хадрэйшикрар. У нас нет более времени. Явитесь на встречу со мной: я буду на Летнем лугу».

Разноголосый говор был мне ответом; многие из сородичей выражали свое недовольство: до этого я уже объявил всем, что Совет состоится через две недели. Но я не стал выслушивать их возражений.

"Споров быть не должно, — сказал я холодно. — Узрите то, что видел я".

Я сосредоточился, чтобы воссоздать в разуме весь этот ужас, над которым я только что парил, и послал всем своим соплеменникам картину всеобщего разрушения и гибели.

Ответом была мертвая тишина. И неудивительно. Родичи мои мудры и всегда способны распознать угрозу гибели.

«О мой народ! Мы должны оставить это место. Надеюсь, что у нас есть еще в запасе ночь, чтобы собраться, но нам нужно быть готовыми в случае необходимости покинуть остров в любое время. Если у вас есть что-либо ценное, с чем вы не в силах расстаться, берите это с собою, но помните, что перелет займет несколько дней, а возможности остановиться почти не будет — придется отдыхать в воздухе, вверив себя Ветрам. Если вам известно, что кто-либо из наших сородичей охвачен вех-сном, воззовите к ним и молитесь, чтобы они вас услышали. А если кто-то не в состоянии подняться в воздух, оповестите меня об этом, и мы, быть может, найдем способ понести их на своих крыльях. Коли мы надеемся выжить, нам следует покинуть остров в самое ближайшее время. Кейдра?»

«Я здесь, отец», — донесся до меня его голос, сильный и уверенный, на него я возлагал сейчас все свои надежды.

«Явись ко мне в чертог душ, сын мой, если только Миражэй и Щерроку сейчас ничего не угрожает. Мне потребуется твоя помощь, чтобы подготовить Предков и самоцветы Потерянных к путешествию».

Больше я никого не слушал, даже если кто-то и пытался ко мне воззвать. Я был неимоверно утомлен.